не хочу. Это стоит слишком дорого. Гораздо дороже, чем те две тысячи
долларов, которые они мне платят. А институт... В другой поступлю, где зайти
за пятеркой преподаватели не зовут на дом.
слова не сказав, а лишь слегка кивнув головой.
Ее отреставрировали. Он поклонился основателю Москвы и низом пошел ко входу
на территорию Киево-Печерской лавры. Это был незаметный пустынный вход,
который скрывался в высокой сухой траве и седых деревьях. Нестеров медленно
побрел вниз, на территорию Ближних пещер.
подземных ходов и келий, темнота ниш, в которых лежали святые мощи древних
чудотворцев, сусальные блики тесных подземных церквей, всплеск черных
монашеских сутан. Однажды вдохнув этот воздух, он каждую осень стремился в
Лавру, в пещеры, к монахам. Его пустили в Крестовоздвиженскую церковь, дали
в руки свечку и благословили на спуск в узкий беспросветный омут. Нестеров
сошел по земляным ступенькам, несколько раз повернул, пока наконец не
оказался в первом коридоре, по стенам которого стояли гробы с мощами. Он
застегнул пальто и потеплее укутал горло шарфом. Начался озноб, холод
пробирал его до костей. Вдали мигали, мелькали, проносились быстрые огоньки
-- монахи готовились к вечерней службе.
различимые, стояли стеклянные гробы схимников. Непроизвольно он стал
молится. Молиться он не умел и вдруг поймал себя на мысли, что молится. Он
рассказывал Богу про Наташу, про этот несовершенный человеческий мир и про
совершенную женщину, которую встретил, он рассказывал о ее недавней смерти и
чистой душе, о том, что она заслуживает милости и спасения. Он не знал,
откуда берутся нужные слова, но понимал, что может одной-единственной мощной
мыслью своею охватить сразу всех дорогих ему людей и поднести их в своем
воображении к Господнему оку для благословения. Вот как молился Нестеров. Он
ничего не просил в своей молитве: ни наказания убийцам, ни благополучия
родным, он только дивился потоку сознания, льющемуся сквозь него.
назад в сером "вольво". Машина ждала у ворот дома на Старом Арбате и увезла
от него его давнюю возлюбленную -- Марину. Это был тот человек, лощеный
щеголь, который положил ей руку на плечо, и смотрел по сторонам, когда
взгляды Нестерова и Марины столкнулись и застыли.
спокойно и достойно, как принимают подтверждение своей правоты.
выяснить, каковы были их отношения. Он только прошелся по городу от
Крещатика до Золотых ворот и обратно к Софии и Андреевскому спуску и
посмотрел на Киев Наташиными глазами. Она так хотела этого.
где пил кофе, где спал, он не помнил. В десять часов машина подвозила его к
дому в Серебряном переулке. Он никому, кроме своего водителя, не сообщил о
своем приезде, и если бы Женечка и догадалась по отсутствию "Волги" о том,
что Нестеров -- в Москве, разыскать его она бы не смогла.
прекрасных женщин.
все окна в этом доме были закрыты плотными жалюзи или раздвижными
занавесками, тяжелыми гардинами или цветастыми шторами, а она мелькнула на
белом фоне и исчезла, нарушив эту монотонную немоту фасада. Значит, она все
еще с ним, живет в этом доме, в богатстве и роскоши, которые предпочла
Нестерову, с его безумными походами по городу и поездками в подмосковные
усадьбы и монастыри.
рук, и теперь он не волновался. Ему казалось, что Никиты дома нет, а своей
интуиции он привык доверять. Вошел в небольшой, уставленный автомобилями
дворик и подошел к нужному подъезду.
Нестеров, естественно, не знал. Пришлось дожидаться, пока кто-нибудь не
выйдет из подъезда. Его служебный автомобиль стоял на выезде со двора, так
чтобы его было не очень-то видно, но чтобы водитель мог наблюдать за дверью.
поднялся на третий этаж. На лестничной площадке было всего две квартиры, он
выбрал ту, которая должна была выходить окнами на угол Серебряного переулка
и улицы Арбат. И позвонил в дверь.
располнела, но обабилась. Нестеров только сейчас подсчитал, сколько же ей
лет. Выходило тридцать пять. "Как странно, -- вдруг подумал Нестеров, -- она
тоже Марина, как та в Киеве, что по контракту с Никитой за деньги
согласилась жить с его пожилым отцом, спать с ним в одной постели, выполнять
его капризы и прихоти. Только та в два раза моложе этой".
двадцать восемь казалась такой же девочкой, как киевская крекшинская
наложница. Она была тогда изящной, доверчивой и наивной. Впрочем, в любом
возрасте влюбленная женщина кажется наивной и доверчивой. А потом берет и
бросает вас -- вероломно и вовсе не наивно...
потолок прихожей. -- Муж дома?
женщина вывезла в холл мальчика лет пяти.
Поздоровайся, Коленька.
большую кухню, дверь в которую была открыта.
короткие, они висели над полом, безжизненно покачиваясь.
малышом.
кресло.
неожиданно вернется? Это тот тип, которого я тогда с тобой в машине видел?
полагал, будто я не замечаю.
сторону шел дубовый гарнитур с мраморной поверхностью, по другую -- стол и
длинный диванчик. Ничего лишнего, все сияло чистотой.
бросать жену?
бы я развелся, ты бы за меня и не пошла, а пошла -- так сбежала бы с
чемоданами вскорости, у меня ведь не было и нет таких денег.
знает, что он в отпуске. Даже если Никита и нагрянет сюда, открывать огонь
по нему при жене и сынишке -- последнее дело.
ему что-нибудь нужно, значит по делу. Он побеседует-побеседует, на больного
ребенка посмотрит, о проблемах расспросит, а потом выложит свое дельце. Так,
мол, и так, помоги, старушка, в том-то и в том-то...
так тебя огорчало?
Марина попала в точку, ревность волной вскипала в нем с того момента, как он
подошел к этому дому.
неспроста? Что, знакомства ищешь?
выведываю.
слово за собой.
твой муж, я слышал, он специалист в "Севресурсе", больше мне не к кому
обратиться.
золотой клетке и...