замирает, когда я на него гляжу. Он прелесть, правда?
фигню порет.
сделала, или что.., что у тебя на уме, но ты не имеешь права его держать! Ты
должна его отдать! Послушай меня! - настаивала она, когда Мэри повернулась к
ней спиной. - Я тебя умоляю! Не подвергай этого ребенка опасности! Ты меня
слышишь?
хочешь, мне все равно. Затеряйся. Уйди в подполье. Только дай мне вернуть
этого малыша туда, где он должен быть.
нее. Осмелится ли она? Заряжен он или нет? Если она его схватит, сможет ли
она выстрелить, если придется? Ее мысли медленно ползли к решению.
его за пояс своих выцветших джинсов.
глазами, - мы живем в разных мирах. И никогда не жили в одном и том же мире.
Я играла в эту игру, сколько могла выдержать. Потом я поняла: твой мир меня
сломает, если я не дам сдачи. Он размелет меня на зубах, оденет меня в
свадебное платье и даст мне алмазное кольцо, я буду смотреть через обеденный
стол в столовой на глупого чужого человека, и каждый день моей жизни слышать
вопли несправедливости, и буду настолько слаба, что мне будет наплевать. Я
буду жить в большом доме в Ричмонде, с картинами на стенах, изображающими
лисью охоту и буду беспокоиться о том, чтобы найти хорошую прислугу. Я буду
думать, что нам следовало бы кинуть на Вьетнам атомную бомбу, и мне будет
наплевать, что свиньи на улицах избивают дубинками студентов и что это
компостирующее мозги государство жиреет на телах необразованных масс. Твой
мир убил бы меня, мать. Можешь ты это понять?
Студенческие бунты, протесты.., все это кончилось. Почему ты не отцепишься
от этого?
поцеловала Барабанщика в лоб, и ее мать содрогнулась. - Он - часть
следующего поколения. Он продолжит бой. Я расскажу ему, что мы сделали ради
свободы, и он будет знать, что война никогда не кончается. - Она улыбнулась
в лицо младенцу. - Мой сладкий, милый Барабанщик.
Теперь на нее обрушилось понимание: она стоит на кухне с сумасшедшей,
которая держит бутылочку молочной смеси у губ младенца. И до нее не
докричаться: она не услышит, обитательница мира извращенного патриотизма и
ночной резни. Впервые Натали испугалась за собственную жизнь.
на Барабанщика. - Очень по-матерински с твоей стороны. Что ж, они быстро
выяснят, что меня там нет. Свиньи не будут с тобой миндальничать, мать.
Может, тебе придется узнать вкус хлыста.
случилось, и я надеялась...
лепить меня как хочется, как ты пыталась лепить Гранта. Нет, нет, я не
поддаюсь лепке. Наверное, мне нельзя дольше здесь оставаться?
что та боится. От этого ей стало сразу радостно и печально. - Я возьму одно
из твоих колец.
Это опять был голос солдата, все дочернее притворство исчезло. - Немедленно.
тысяч долларов, и это был подарок Эдгара к ее дню рождения в шестьдесят
пятом.
как нос военного корабля.
оказалась перед Натали раньше, чем та успела отпрянуть. Рука Мэри схватила
руку матери. Свирепый рывок, боль в разорванной коже и чуть не вывихнутом
пальце, и кольца больше не было.
дала Мэри Террор пощечину.
бриллиантами в карман. - Не подержишь ли моего ребенка?
выдернула телефон из розетки. Она ударила аппаратом о стену и разбила его на
куски, а Натали стояла со слезами в глазах и с ребенком на руках. Мэри еще
раз улыбнулась матери, проходя мимо нее к входной двери. Она вытащила
пистолет и всадила пулю в левую переднюю шину "кадиллака", а затем вторую
пулю в правую заднюю шину. Потом вернулась в дом, принеся с собой запах
пороха. Когда они ходили к лодочному сараю за молочной смесью, Мэри
заставила мать стоять достаточно далеко, чтобы та не могла сказать, что это
был фургон, а не легковушка, и не могла разобрать, какой он марки и какой у
него цвет. Так лучше: когда мать вернется к цивилизации, она запоет свиньям,
как свисток чайника. Мэри опять взяла Барабанщика из трясущихся рук Натали.
Лицо матери осунулось и смертельно побледнело.
и слушала, как визжит воздух, выходящий из шин "кадиллака". Мэри сцедила
последнюю каплю смеси в рот ребенка, затем прижала его к плечу и похлопала
по спинке, стараясь, чтобы он срыгнул.
поглаживать. Через несколько секунд Барабанщик срыгнул. Он зевнул в складках
своего одеяльца, снова засыпая.
лодыжку. Я бы подождала до рассвета.
насколько и для младенца.
верно?
помолчала, думая, что еще сказать, хотя надо было уходить. - Спасибо, что
помогла мне с Барабанщиком. Прости, что пришлось взять кольцо, но мне
понадобятся деньги.
подумала она. Может, это отвлечет их внимание.
через заднюю дверь, в которую и вошла, воспользовавшись ключом, который
всегда был спрятан на притолоке двери. И остановилась. Надо сказать еще
одно.
во что верила. Я никогда не была отступницей. Это ведь чего-нибудь стоит?
закрылась. Натали осталась там, где была, сложив руки на животе, словно в
ожидании первой перемены на официальном обеде. Прошло, может быть, пять
минут. И тогда из горла женщины вырвался всхлип, она опустила лицо и
зарыдала. Слезы с ее щек капали на руки и блестели там, как фальшивые
бриллианты.
корзине на полу, увидела в зеркале заднего вида последний отблеск света в
доме, и все заслонили скелеты деревьев. Она чувствовала себя измотанной -
мать всегда умела тянуть из нее жилы. Плевать. На все плевать, только бы
оказаться у Плачущей леди в два часа дня восемнадцатого февраля и передать
Барабанщика его новому отцу. Она представляла себе, как будет лучиста улыбка
Лорда Джека.
чтобы найти дешевый мотель подальше от хайвея, затаиться там и кое-что
переменить. Надо принюхаться к ветру и проверить, что свиней поблизости нет.
Надо исчезнуть на время, пока не спадет самая горячка. Она сказала спящему
Барабанщику:
мой, ты это знаешь? Да, ты мой. Мой навеки и навсегда.
Корнев Павел
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия
Белов Вольф
Никитин Юрий
Сертаков Виталий