неприятным... Отвращение к экскрементам - это непременный признак
плебейства, и вы должны признать это. Мне ли напоминать вам, что существует
такое понятие, как знаток фекалий, гурман экскрементов? Нет ничего легче,
чем приобрести привычку к смакованию испражнений, и если испробовать разные,
вы поймете, что у каждого свой особенный вкус и аромат, но все они нежны и
приятны и вкусом напоминают оливки. Всегда, во всех обстоятельствах, надо
давать свободу своему воображению, но испражнения, вышедшие из дряблых,
много повидавших задниц, - это, доложу я вам, пища богов, это праздник,
венчающий акт либертинажа...
- Что я охотно испытаю, мадам, клянусь вам, - заявил шевалье, доставая
свой член, который при этой, только что проклюнувшейся мысли, едва не звенел
от возбуждения.
- Когда вам будет угодно, - с достоинством отвечала Жюльетта. - Я
готова предложить вам продегустировать свой продукт. Одну минутку... вот
так... если вы желаете, если ваше горло предвкушает наслаждение, я к вашим
услугам: мой сфинктер уже подергивается...
Шевалье, поймав Жюльетгу на слове, увлек ее в соседний кабинет, откуда
они возвратились минут через тридцать, которых, по всей вероятности, было
достаточно, чтобы ознакомить шевалье с наивысшими аспектами патрицианской
страсти, а маркиз посвятил эти полчаса интимному знакомству с много
повидавшими ягодицами несчастной Жюстины.
Открылась дверь, и сияющий шевалье закричал с порога:
- И в самом деле, это восхитительно!
- Вы попробовали? - уставился на него маркиз.
- Это был пир, и боюсь, я не насытился. Внутри у нее ничего не
осталось, клянусь моим дворянством!
- Я просто поражен, шевалье, но мне также странно слышать, что вы
только теперь познакомились с этим способом. Сегодня вряд ли можно встретить
восемнадцати-двадцатилетнего юнца, который бы не наслаждался экскрементами
проституток. Но продолжайте, Жюльетта: меня просто поражает, насколько умело
вы возбуждаете наши страсти своими интересными рассказами, а потом
успокаиваете их с таким умением и искусством.
- Итак, Мондор отпустил других женщин, затащил меня в укромный уголок и
сказал: "Ты божественное создание, но есть еще одна услуга, которую ты
можешь мне оказать и от которой я ожидаю неописуемые удовольствия. Я хочу,
чтобы ты последовала примеру своих подруг - короче, чтобы ты испражнилась и
выложила вот сюда, мне в рот, небесную пищу, которую - молю о том Бога! - ты
приберегла для меня, и вместе с ней тот сочный нектар, ту плоть, которую я
только что влил тебе в попку.
Я поклонилась и с достоинством ответила, что мое желание полностью
совпадает с его собственным.
- Так ты сможешь? - обрадовался он.
- Обязательно, - заверила я его.
- Неужели правда? Ах, прелестное, прекрасное дитя, - забормотал он, -
значит, в твоих силах выполнить мою просьбу? Великий Боже, это будет самый
мощный оргазм в моей жизни!
Когда мы удалились в маленькую комнату, мой взгляд сразу упал на
объемистый сверток, содержащий, как я предположила, нечто, весьма
необходимое для того, чтобы поправить мои денежные дела. И в тот же момент
меня охватило неодолимое желание украсть, но как? Я была совсем голая. Куда
я спрячу сверток? Он был не длинный, но довольно толстый - с человеческую
руку толщиной.
- Ваше превосходительство, - попросила я, - вы можете позвать
кого-нибудь нам в помощь?
- Нет, - ответил он, - в моих правилах наслаждаться этим завершающим
удовольствием в одиночестве, мои ощущения настолько сладостны, настолько
велико мое желание...
- Тем не менее, - надменно прервала я его, - это не может быть сделано
без посторонней помощи.
- Почему, дорогая?
- Никак нельзя, сударь.
- Ну ладно, если так, сходи и посмотри, нет ли поблизости кого-нибудь
из женщин. Если они еще не ушли, тащи сюда самую молодую: ее зад укрепит мой
дух, и у меня будет двойной праздник.
Однако я и не подумала двинуться с места и заявила:
- Сударь, я не знаю ваш дом, кроме того, я не расположена выходить в
таком виде.
- В каком виде? Ах да! Тогда я позвоню...
- Ни в коем случае нельзя звонить, вы же не хотите, чтобы я показалась
в такой позе перед вашими слугами?
- Но моя помощница где-то здесь, рядом. Я позову ее.
- Нет, она провожает домой девушек.
- Проклятье! - выругался он. - Я не вынесу так долго.
Но все же Мондор вышел и скрылся в соседней комнате, откуда мы пришли,
таким образом, старый болван оставил меня одну посреди своих сокровищ. Я не
раздумывала: в доме Нуарсея меня останавливали достаточно веские причины, а
здесь, у Мондора, я могла, наконец, утолить сжигавшую меня страсть - могла
совершить воровство. Я воспользовалась возможностью и почти в тот самый
момент, когда спина хозяина скрылась за дверью, схватила сверток, быстро
скрутила свои волосы в большой пышный шиньон и спрятала туда добычу. Тут же
меня позвал Мондор: девушки были на месте, поэтому я приглашалась в
гостиную. Дело в том, что он пожелал разыграть последнюю сцену в тех же
декорациях, в которых разыгрывались предыдущие. Мы получили необходимые
указания и приступили к делу: самая юная из девушек сосала член клиента, и
он вливал свою сперму ей в рот одновременно с тем, как в его открытую пасть
я выдавливала из себя остатки пищи, от чего он приходил в неописуемое
возбуждение. Все окончилось удачно, никаких замечаний не было, я оделась и
привела себя в порядок, нас ожидали две кареты, и Мондор, более чем
довольный, попрощался с нами, щедро одарив каждую.
Вернувшись в дом Нуарсея и уединившись в своей комнате, прежде чем
развернуть сверток, я подумала: "Великий Боже, неужели Небеса благосклонно
взирали на то, что я сделала!"
В свертке я нашла шестьдесят тысяч франков в кредитных билетах на
предъявителя, уже подписанных и не требующих никакого подтверждения.
Когда я прятала свою добычу, меня неприятно поразило какое-то странное
совпадение: я обнаружила, что пока я грабила Мондора, меня самое ограбили -
секретер был взломан, и в выдвижном ящике отсутствовали пять или шесть
луидоров, которые я там хранила. Узнав об этом, Нуарсей заверил меня, что
это могла сделать только Год. Это была очень хорошенькая девушка двадцати
лет, которую приставили ко мне в услужение с первого дня моего пребывания в
доме. Нуарсей часто привлекал ее в качестве третьей участницы наших оргий и
однажды, для развлечения, которое может понять лишь либертен, сделал так,
что она забеременела от одного из пажей-гомосексуалистов. В ту пору она была
на шестом месяце.
- Год! Неужели вы думаете, что она способна на это?
- Я уверен, Жюльетта. Разве ты не заметила, как она нервничает? И как
отводит свои глаза?
После этих слов, не думая больше ни о чем, кроме своего порочного
эгоизма, напрочь забыв о том, что я решила никогда не делать ничего плохого
тому, кто был моим наперсником в распутстве, я со слезами на глазах
принялась умолять Нуарсея арестовать преступницу.
- Я охотно сделаю так, как ты скажешь, - отвечал Нуарсей спокойным,
лишенным всякого выражения голосом, который я бы наверняка истолковала
правильно, если бы не мое возмущение, - однако в этом случае ты не получишь
никакого удовольствия от ее наказания. Она на сносях, и суд будет отсрочен,
а пока тянется вся эта волынка, плутовка сумеет вывернуться: согласись, что
она очень привлекательна.
- О Господи! Что же делать? Я в отчаянии!
- Смею заметить, что это естественно, любовь моя, - спокойно заметил
Нуарсей, - это все твои амбиции и желание увидеть ее повешенной, но пройдет
добрых три месяца, прежде чем она попадет на виселицу. Но если ты, Жюльетта,
хочешь насладиться спектаклем, который - поверь мне - способна оценить
только высокоорганизованная натура, такое удовольствие можно организовать за
пятнадцать-двадцать минут. Поэтому советую тебе продлить страдания бедняжки:
скажем, заставить ее страдать до конца своих дней. Это очень просто. Я
заточу ее в Бисетр {Знаменитая тюрьма в Париже XVIII века.}. Сколько ей лет?
Двадцать? Ну вот, она полвека будет гнить в этой тюрьме.
- Ах, друг мой, какой чудный план!
- Только прошу тебя подождать до завтра, а я тем временем обдумаю все
необходимые детали, чтобы усилить наслаждение.
Я расцеловала Нуарсея он вызвал свою карету и через два часа вернулся
с предписанием, нужным для осуществления нашего замысла.
- Она твоя, - сказал коварный предатель, - и теперь можно развлечься.
Надо убедительно разыграть спектакль.
Позже, когда мы пообедали и вошли в его кабинет, он пригласил бедную
девушку.
- Дорогая моя Год, - -сказал он ласково, - ты знаешь мое к тебе
отношение, пришла пора доказать его на деле: я выдам тебя замуж за того
юношу, который оставил в твоем чреве залог своей нежной любви, а двести
луидоров в год будут залогом вашего супружеского счастья.
- Месье, как это благородно с вашей стороны!
- Не надо, дитя мое, благодарность смущает меня. Ты ничем мне не
обязана, в этом ты можешь быть абсолютно уверена то, что ты принимаешь за
доброту и благородство, - всего лишь чистейший эгоизм, и я сам получаю от
него удовольствие. С этого момента тебе нечего волноваться - я предпринял
все необходимое. Конечно, жить ты будешь не по-королевски, но в хлебе
нуждаться не будешь.
Совершенно не поняв скрытого смысла этих слов, Год прильнула к руке
своего благодетеля и залила ее слезами радости.
- А теперь, Год, - продолжал мой любовник, - я прошу тебя в последний