с ними люди, они все равно смотрят на калек как на нечто чуждое их миру.
разделял, он покорился судьбе. И вот теперь я понял, что это не так. Если
человек но может окружить себя друзьями, то в этом повинен он сам.
будущем, я понял, что только от меня зависит, как сложится это будущее. Не
было ничего легче, чем, ссылаясь на не зависящие от меня обстоятельства,
оправдывать свою неприспособленность к жизни. Я мог находить утешение в этой
мысли, самолюбие мое не страдало бы и, кроме того, это было хорошим
предлогом отказаться от всякой борьбы и продремать всю свою жизнь под
бледными лучами зимнего солнца.
слабости. Решившись добиться счастья, человек неизбежно приходит к
пониманию, что это счастье возможно лишь тогда, когда делишь его с другими.
Но уже самые поиски счастья много дают человеку, прежде всего они
вырабатывают у него характер, преобладающей чертой которого становится
ощущение радости бытия.
мою душу. Только поднявшись духом выше своего телесного недостатка, только
смотря на него как на нечто несущественное, я могу рассчитывать, что люди
примут меня как равного. Тогда они признают мою победу, и я буду принят в их
среде без снисходительного покровительства, без жалости, но с уважением. Я
получу от жизни лишь то, что сумею ей дать.
правах занять место среди людей, свободно держаться в их обществе, казалось
непосильной задачей для такого человека, как я, в том состоянии, в каком я
находился.
Фицрое, раздумывая - войти или нет. Падавший оттуда свет манил; перешагнув
порог, я мог избавиться от обступавшей меня унылой темноты, в которой тонули
узенькие проулки и некрашеные дома, отгороженные от улицы верандочками,
перила которых были отполированы руками многих женщин. Я стоял, вдыхая запах
бифштексов, лука и тостов с маслом.
кафе, где все посетители знали друг друга, где можно было сидеть часами,
наблюдая за приходящими и уходящими; при моем появлении все головы, конечно,
повернулись бы в мою сторону.
спинками друг к другу, образуя небольшие закутки. Люди, сидевшие в этих
закутках, могли переговариваться между собой и передавать, если нужно, через
спинки сахарницы.
короткой юбке, что придавало ей сходство с колоколом. Обращалась она с
вопросами ко всем посетителям сразу, а не в отдельности.
маленькую девочку. Рукава его белой рубашки были закатаны выше локтей,
обнажая кофейного цвета руки. Он улыбался.
стушеваться. Она потупилась, съежилась, даже пригнулась немного - все для
того, чтобы казаться незаметней. Она вошла в кафе так же робко, как и я.
был до того напуган, что шел, повернувшись ко всем спиной и уткнувшись в
колени матери, которая слегка его подталкивала. Девочка шла заплетаясь
ножками, засунув в рот пальцы: она все ближе придвигалась к матери, словно
стараясь спрятаться от яркого света.
диванчика подымались лишь его голова я плечи. Девчурка, которую оп так и не
спустил с рук, смотрела прямо на меня.
кожа, не знавшая резкого прикосновения ветра или дождя. Пухлая ручонка, со
складками у запястья и локтя, лежала на отцовской спине. Другую ручку она
поднесла ко рту и с довольным видом стала сосать кулачок.
руки. Как мне хотелось, чтобы она была моя.
чего-то испугалась и хотела, чтобы я ее успокоил. Я улыбнулся ей. Она не
знала, как к этому отнестись; мокрый блестящий кулачок покоился на спине
отца, в ожидании дальнейших действий.
протянула кулачок к раскрытому рту, по сделала неверное движение, и кулачок
угодил в щеку. Она поворачивала голову, пока рот не нашел сжатую ручонку,
тогда она с радостью принялась ее сосать.
посмотрела на меня широко раскрытыми глазенками и, казалось, с опаской
ждала, что я буду делать. Я повел рукой вверх и вниз, взмахивая кистью, как
бабочка крыльями, - и это привело ее в восторг. Она несмело улыбнулась,
сделалась серьезной, снопа улыбнулась. Потом пришла в возбуждение и стала
подпрыгивать на отцовском плече.
дергать. Потом улыбнулась мне через плечо отца, и я улыбнулся ей в ответ.
этому, и она на мгновение перестала улыбаться и заглянула мне в лицо
вопрошающим взглядом. Я приблизил лицо к ее личику, поднял брови и залаял
по-собачьи: "Гав-гав!"
тут отец ее пошевелился, и она отпустила мой нос. Отец девочки повернулся и
посмотрел на меня с приветливой улыбкой, сразу связавшей нас узами симпатии.
последующие недели я не раз мысленно возвращался к ним, и мне всегда
казалось, будто меня наградили орденом. Они вселили в меня гордость и веру в
себя, влили в меня новые силы.
быть любимым. И не беда, если я забреду по дороге на тропу, на которую с
неодобрением посматривают почтенные рабы условностей. Разрешить мою проблему
мог только я сам. Ни одному человеку в мире не приходилось решать точно
такую проблему, при точно таких обстоятельствах. Решение могло быть
неправильным для всех, но правильным для меня.
тобой", - как-то сказал мне Артур. И это стало для меня законом.
меня обременяет груз неверия в себя, сознание своей неполноценности,
чувство, что я не такой, как все. Раствориться среди людей, слиться с ними -
вот цель, которую я поставил перед собой.
каждым успехом, достигнутым мужчиной, стоит любовь женщины. Прежде чем стать
писателем, я должен стать мужчиной. Только когда я увижу, что меня может
полюбить женщина, я избавлюсь от тех цепей, которые сковывают калеку из
книжной лавки и все более опутывают меня.
брошусь в стремительный поток, буду бороться с течением, как все люди.
воздухом.
остроконечные крыши, торчащие трубы, но высоко над всем этим свободно
струился лунный свет, и туда в парящем полете устремилась моя душа. Словно в
чудесном сне я летел ввысь, ввысь. Я купался в этом потоке света, плавал и
нырял как в море, раскрывшем мне дружеские объятия.
вдохновленная той же любовью, была девушка, девушка, которую я еще не знал и
никогда не видел. Вместе с ней мы смотрели вниз на города, и на людей, и на
заросли, которым мы принадлежали.
Роллинс Джеймс
Зыков Виталий
Володихин Дмитрий
Маккэфри Энн
Жюль Верн
Флинт Эрик