Чтение 37–й страницы книги ~Петр и Алексей~

Тако сие действо будет скончати:
Покорно благодарим, пора почивати.

Нам дали рукописную афишу о предстоящем в другом
балагане зрелище: "С платежом по полтине с персоны,
итальянские марионеты или куклы, длиною в два аршина,
по театру свободно ходить и так искусно представлять
будут, как почти живые. Комедию о Докторе Фавсте.
Також и ученая лошадь будет по-прежнему действовать".

Признаюсь, не ожидала я встретить Фауста в Петер-
бурге, да еще рядом с ученою лошадью!

Недавно, в этом же самом театре, давались "Драгие
смеяныя", или "Дражайшее потешение", Presieuses ri-
dicules Мольера.
В современном переводе "Смехотворные жеманницы".
Я достала и прочла. Перевод сделан,
по приказанию царя, одним из шутов его, "Самоедским
Королем", должно быть, с пьяных глаз, потому что ничего
понять нельзя. Бедный Мольер! В чудовищных самоед-
ских "галантсриях" - грация пляшущего белого медведя.
23 ноября

Лютый мороз с пронзительным ветром- настоящая
ледяная буря. Прохожие не успевают заметить, как отмо-
раживают носы и уши. Говорят, в одну ночь между Пе-
тербургом и Кроншлотом замерзло 700 человек рабочих.
I..., На улицах, даже в середине города, появились волки.
На днях, ночью, где только что играли Дафниса и Апол-
лона,- волки напали на часового и свалили его с ног,
другой солдат прибежал на помощь, но тотчас же был рас-
терзан и съеден. Также на Васильевском острове, близ
дворца князя Меншикова, среди бела дня, волки загрыз-
ли женщину с ребенком.

Не менее волков страшны разбойники. Будки, шлаг-
баумы, рогатки, часовые с "большими грановитыми дуби-
нами" и ночные караулы наподобие Гамбургских, по-
видимому, ничуть не стесняют мазуриков. Каждую ночь -
либо кража со взломом, либо грабеж с убийством.

30 ноября

Подул гнилой ветер - и все растаяло. Непроходимая
грязь. Вонь болотом, навозною жижей, тухлою рыбою.
повальные болезни - горловые нарывы, сыпные и брюш-
ные горячки.

4 декабря

Опять мороз. Гололедица. Так скользко, что шагу сту-
пить нельзя, не опасаясь сломить шею.
И такие перемены всю зиму.
Не только свирепая, но и как будто сумасшедшая при-
рода.

Противоестественный город. Где уж тут искусствам и
наукам процветать! По здешней пословице - не до жиру,
быть бы живу.

10 декабря

Ассамблея у Толстого.
Зеркала, хрустали, пудра, мушки,
приседанья и шарканья - совсем как
в Париже или в Лондоне. фижмы и фантанжи, как
в Европе, где-нибудь

Сам хозяин - человек любезный и ученый. Переводит
"Метаморфосеос, то есть Пременение Овидиево" и "Нико-
лы Махиавеля, мужа благородного,
флорентийского, уве-

щания политические". Танцевал со мной менуэт. Говорил
"куплименты" из Овидия - сравнивал меня с Галатеей
за белизну кожи, "аки мрамора", и за черные волосы,
"аки цвет гиацинта". Забавный старик. Умница, но в
высшей степени плут. Вот некоторые изречения этого но-
вого Макиавелли:

"Надобно, когда счастье идет, не только руками, но
и ртом хватать, и в себя глотать".

"В высокой фортуне жить, как по стеклянному полу
ходить".

"Без меры много давленный цитрон вместо вкусу, дает
горечь".

"Ведать разум и нрав человеческий - великая фило-
софия; и труднее людей знать, нежели многие книги наи-
зусть помнить".

Слушая умные речи Толстого - он говорил со мной то
по-русски, то по-итальянски - под нежную музыку фран-
цузского менуэта, глядя на изящное собрание кавалеров
и дам, где все было почти совсем как в Париже или Лон-
доне, я не могла забыть того, что видела только что по
дороге: перед сенатом, на Троицкой площади те же самые
колья с теми же самыми головами казненных, которые
торчали там еще в мае, во время маскарада. Они сохли,
мокли, мерзли, оттаивали, опять замерзали и все-таки еще
не совсем истлели. Огромная луна вставала из-за Троиц-
кой церкви, и на красном зареве головы чернели явствен-
но. Ворона, сидя на одной из них, клевала лохмотья
кожи и каркала. Это видение носилось предо мной во время
бала. Азия заслоняла Европу.

Приехал царь. Он был не в духе. Так тряс головою
и подергивал плечом, что наводил на всех ужас. Войдя в
залу, где танцевали, нашел, что жарко, и захотел открыть
окно. Но окна забиты были снаружи гвоздями. Царь
велел принести топор и вместе с двумя денщиками при-
нялся за работу. Выбегал на улицу, чтобы видеть, как и
чем окно заколочено. Наконец-таки добился своего, вы-
нул раму. Окно оставалось открытым недолго, и на дворе
опять начиналась оттепель, ветер дул прямо с запада. Но
все-таки по комнатам пошли такие сквозняки, что легко
одетые дамы и зябкие старички не знали, куда деваться.
Царь устал, вспотел от работы, но был доволен, даже
повеселел.

- Ваше Высочество,- сказал австрийский резидент
Плейер, большой любезник,- вы прорубили окно в Ев-
ропу.

* * *

На сургучной печати, которою скреплялись письма царя
Россию во время его первого путешествия по Европе,
представлен молодой плотник, окруженный корабельными
инструментами и военными орудиями с надписью:
"Аз бо семь в чину учимых и учащих мя требую".

* * *

Другая эмблема царя: Прометей, возвращающийся к
лЮДЯМ от богов, с зажженным факелом.

* * *

Царь говорит: "Я создам новую породу людей".

- Из рассказов "магазейной крысы": царь, желая, чтобы
везде разводим был дуб, садил однажды сам дубовые
желуди близ Петербурга, по Петергофской дороге. Заме-
тив, что один из стоявших тут сановников трудам его ус-
мехнулся,- царь гневно промолвил: