Чтение 37–й страницы книги ~Донские казаки в борьбе с большевиками~

негодует извозчик. Первый потому, что нечаянным выстрелом раньше времени
покончил с одним "контрреволюционером", чем лишил товарищей удовольствия
потешиться, а второй -- недоволен, что кровью буржуя испачкано сиденье. Жертва
еще дышащая, выбрасывается на мостовую, а шествие с остальными, обреченными на
смерть, продолжает путь дальше.
На другой день по занятию Новочеркасска, Войско Донское было переименовано в
"Донскую Советскую республику" во главе с "Областным военно-революционным
комитетом", в котором на правах "Президента-диктатора" председательствовал
подхорунжий Л. Гв. 6-й донской батареи Подтелков 43), избравший вскоре центром
советского управления областью город Ростов.
О создании республики и лицах ее возглавляющих, население было оповещено через
"Известия" Новочеркасского совета рабочих и казачьих депутатов, в которых на
первой странице крупным шрифтом объявлялось для общего сведения нижеследующее:
"Вся власть в Донской области впредь до съезда Донских советов, перешла к
областному военно-революционному комитету Донской области, который объединяет
трудовое казачество, рабочих и крестьян области. Вся власть в Новочеркасске
перешла к совету рабочих и казачьих депутатов. Революционный порядок и
революционная дисциплина должны быть восстановлены как можно скорее: все, что
препятствует этому должно быть беспощадно устранено. К революционной работе,
товарищи".
Военным комиссаром Новочеркасска по борьбе с контрреволюцией, иначе говоря, во
главе всей административной власти, был поставлен товарищ Медведев (бывший
каторжанин-матрос), а командующий войсками Донской области хорунжий Смирнов (из
вахмистров Л. Гв. Казачьего полка). О Голубове, чье предательство сыграло видную
роль в падении Новочеркасска, не было упомянуто ни слова.
В отношении создания советов в станицах и коренного изменения всего уклада
станичной жизни, большевистские заправилы не рискнули сразу отдать
категорическое приказание, а ограничились лишь широкой рассылкой возвания III-го
Всероссийского съезда советов крестьянских, рабочих и солдатских депутатов, в
котором между просим говорилось: "Всероссийский съезд С. К. Р. и С депутатов
зовет вас трудовые казаки, создавайте свои советы казачьих и крестьянских
депутатов и вместе с крестьянами берите всю власть в свои руки, все помещичьи
земли, весь инвентарь в свои руки".
Но прошло некоторое время и когда Советская власть немного укрепилась, а главное
сильно обнаглела, она начала засыпать станицы грозными декретами. Она угрожала и
требовала немедленного проведения в жизнь таких мероприятий, которыми, в
сущности, в корне уничтожалось все, что даже только напоминало о казачьей
привилегии обособленности казаков от неказачьей части населения. Она видимо
43) См. Воспоминание. Часть II.

стремилась искоренить и самое слово "казак", связанное с понятием об особом
казачьем быте и казачье" общине. Естественно, что эти нововведения не нашли в
казачьей массе, еще крепко державшейся старых порядков и обычаев, сочувствия.
Скорее, можно сказать, они вызвали глухое недовольство и ропот и расценивались
казаками, как неуважение к казачьему укладу жизни и грубую попытку власти,
навязать казакам новые, чуждые им порядки. Чаще всего, советские декреты в
станицах внимательно прочитывались казаками, аккуратно складывались и прятались
под сукно на неопределенное время. Только среди иногороднего населения области,
советские мероприятия встречали живой отклик. Иногородние видели, что новая
власть на их стороне, они чувствовали под собой твердую почву и уже несколько
раз, в разных местах, порывались за старое рассчитаться с казаками.
От большевиков не могло укрыться такое настроение казачьей массы и ее
пренебрежительное отношение к советским распоряжениям, но тогда еще большевики
не располагали достаточными силами, чтобы всюду проследить за исполнением своих
приказов и, в случае нужды, силой принудить их выполнять.
Иное положение было в Новочеркасске. Здесь красные главковерхи, опираясь на
штыки, зорко наблюдали за исполнением своих приказов. Они сразу, под страхом
расстрелов, потребовали в трехдневный срок сдать все наличное оружие и военное
снаряжение, карая также смертной казнью укрывание офицеров и партизан, каковым
было предписано немедленно заявить о себе и лично зарегистрироваться, что, с
моей точки зрения было равносильно добровольно подвергать себя возможности
расстрела.
Таковы, в общих чертах, были первые шаги советской власти. Сбросив с себя маску,
рабоче-крестьянская власть, стала неуклонно проводить в жизнь, очевидно заранее
намеченную программу. Прежде всего, началось систематическое разоружение
казачества и одновременно -- вооружение иногороднего элемента. Стали проводить
массовой террор над зажиточным казачеством и крестьянством, поголовно истреблять
верхи казачества, уничтожать казачьи привилегии и сравнивать казаков с
иногородними и, главным образом, с "крестьянской беднотой".
18-го февраля стало известно, что прошлой ночью красногвардейцы, преимущественно
шахтеры, под видом перевода с гауптвахты в тюрьму, вывели за город ген.
Назарова, председателя Круга Е. Волошинова, а с ним 5 Донских генералов и там их
всех зверски убил. Несчастным участь их объявили, подойдя к уединенному от
нескромных взоров людских мрачному кирпичному заводу. Объявили и приказали
раздеться, ибо по заведенному у большевиков обычаю, платье, обувь и белье
убиваемых, составляло трофеи красных палачей. Мне передавали, что все они
геройски приняли смерть и будто бы перед расстрелом гнусные убийцы предложили
Атаману Назарову повернуться к ним спиной, на что последний со свойственным ему
хладнокровием, ответил: "Солдат встречает смерть лицом" и перекрестившись,
скомандовал: "Слушай команду: раз, два, три". Так достойно погибли первый и
третий выборные Атаманы войска Донского. Рассказывали также, что Волошинов
случайно не был убит, а только ранен. Придя в се-
131

бя и не видя никого, он пополз, не имея сил идти. Доползши до дороги и прождав
некоторое время, он окликнул проходившую мимо женщину, прося помощи. Но женщина
испугалась, побежала и видала его большевикам. Мучители вернулись вновь и добили
его прикладами. Чтобы несколько сгладить впечатление от этого кошмарного
убийства, большевики объявили населению, что генералы были убиты при попытке
бежать во время перевода их в тюрьму44). Вздорность и нелепость подобного
заверения усугубляется тем, что среди многочисленного конвоя, сопровождавшего
арестованных, было много вооруженных конных, каковым не составляло бы никакого
труда догнать бегущих.
Мое нелегальное положение, незавидное в первый день прихода большевиков, с
каждым днем осложнялось, становясь все более и более опасным. На регистрацию
офицеров я сознательно не пошел. Уже за это я подлежал расстрелу Кроме того, жид
без документа, скрываясь в разных местах, что, естественно, было сопряжено с
большим риском. Но что можно было предпринять? Большевики плотно оцепили город и
потому всякую попытку бежать из Новочеркасска надо было считать предприятием
безрассудным, особенно в первые дни владычества красных. Не менее опасно было и
оставаться на одном месте, ибо большевистские облавы и обыски происходили
непрерывно, сопровождались обычно точным контролем документов, удостоверяющих
личность. При таких условиях, конечно, легко было попасться красным. Взвесив эти
обстоятельства, я большую часть времени проводил на улице, прогуливаясь из
одного конца города в другой и, всемерно, избегая встречи с латышами и
матросами, бродившими группами по улицам и залезавшими в частные дома.
Большинство жителей Новочеркасска, особенно в первые дни прихода красных, не
решалось выходить на улицу, а сидело по домам с трепетом и страхом ожидая
очередного визита красногвардейцев. Улицы, поэтому, были пусты и как я ни
хитрил, все-таки в первое время меня несколько раз грубо останавливали солдаты,
спрашивая кто я и куда иду. Эти встречи, памятные мне до сих пор, были
испытанием нервов и самообладания, так как малейшее подозрение могло привести к
аресту и значит к расстрелу. Пощады офицеру, принимавшему участие в борьбе -- по
революционному закону или вернее говоря произволу, конечно, быть не могло.
Подделываясь под товарища я, скрепя сердце, в шутливом тоне, развязно отвечал
солдатам на их вопросы, обращая их внимание на свое рваное одеяние и хвастаясь
шубой, добавляя что ее я получил "в наследство от буржуя". Последнее замечание
обычно вызывало у них смех, они хлопали меня по плечу, видимо одобряя мое
деяние, а я выбирал удобный момент, чтобы отвязаться от них, пока кто-либо
случайно не обнаружил моего маскарада.
Несколько легче стало скрываться, когда в некоторых районах города обыски
кончились, по крайней мере официально, а неофициально они происходили по
несколько раз в день. Квартальные старосты и домохозяева получили особые
квитанции, удостоверявшие, что кон-
44) На самом деле, как впоследствии выяснилось, таково было постановление
революционного комитета. Ордер о переводе этих лиц в тюрьму был написан условно
-- поперек бумажки, что означало смерть.
132

троль уже был и от дальнейших обысков они освобождены. В случае нежелания
красногвардейцев считаться с этим, предлагалось немедленно уведомлять по
телефону или иным способом комиссариат и звать помощь. Такая мера, кажущаяся на
первый взгляд хорошей, однако своей цели не достигала. Во-первых, не в каждом
доме имелся телефон, во-вторых даже при наличии такового, не всегда было
возможно протелефонировать незаметно от бандитов, ворвавшихся в дом, да и как
было решить вопрос: законен ли обыск или нет, в-третьих, малейший протест со
стороны обывателя грозил ему смертью и, наконец, на телефонные звонки о помощи,
часто никто не откликался и в лучшем случае, помощь являлась тогда, когда
грабители уже совершили злодеяние и скрылись. В сущности, это большевистское
распоряжение, ограждавшее, как будто интересы жителей, на самом деле, было лишь
фиговым листком, которым красные заправилы хотели прикрыть необузданный свой
произвол и внешне придать советскому управлению характер порядка и законности.
Обыски обычно происходили по одному и тому же шаблону: все живущие в квартире
сгонялись в одну комнату, где мужчины подвергались строгому опросу, а женщины