Чтение 37–й страницы книги ~Форпост~

- Сердитесь не сердитесь, а я своей земли не продам.

- Нет, продашь! - крикнул Хаммер, грозя ему кулаком. - Но тогда уже я
не куплю!.. А ты и года возле нас не проживешь...

Он повернулся и пошел домой.

- И мальчишке своему скажи, чтобы не смел шляться в колонию, - прибавил
старик, останавливаясь. - Не для вас я привез сюда учителя.

- Эка важность! Ну, и не будет ходить, раз вы ему воздуха жалеете в
хате, - проворчал Слимак.

- Да, для него мне и воздуха жалко, - выходил из себя Хаммер. - Отец
дурак, так пусть и сын будет дурак.

Они расстались. Мужик до того обозлился, что даже корову теперь не
жалел.

- Пусть ей там глотку перережут, коли так, - бормотал он про себя.

Но, сообразив, что корова ничем не виновата в его ссоре с Хаммером,
снова вздохнул.

Из хаты доносились вопли. Это плакала Магда, оттого что хозяйка
отказала ей от места. Слимак молча уселся на лавку, а жена продолжала
толковать девушке:

- Харчей-то у нас хватит - это что говорить, но где я для тебя денег
возьму на жалованье да на подарки? Ты сама посуди: девка ты взрослая, на
новый год тебе надо прибавить жалованья, а нам не то что прибавить, но и
вовсе нечем платить. Да сейчас у нас и делать тебе нечего, раз корову
продали... Ты, стало быть, завтра или послезавтра сходи к дяде, - продолжала
хозяйка, - расскажи про нашу беду: покупать, мол, у нас ничего не покупают,
заработка никакого нет, а корову пришлось отдать мясникам. Все расскажи,
поклонись ему в ноги и проси, чтобы он тебе хорошее место подыскал. И что ни
раньше, то и лучше. А смилуется над нами господь, ты опять к нам
воротишься...

- Ого! - пробормотал Овчаж, слушая из угла. - Нет, уж раз уйдешь, не
вернешься.

И, помолчав, прибавил:

- Видать, и мне уж недолго у вас хозяйствовать. За коровой Магда, за
Магдой я.

- Полно, Мацек, живи себе да живи, - прервала его хозяйка. - За
лошадьми все равно кому-нибудь надо ходить, а не отдадим тебе жалованья этот
год, получишь за два на будущий. Магда - иное дело. Она девка молодая, ей и
того надо, и другого, чего же ей сохнуть в нужде?

- Это-то верно, - подтвердил, поразмыслив немного, Овчаж. - И, знать,
добрые вы люди, ежели при таком горе первая дума у вас - ее девичий век не
заедать.

Слимак молчал, удивляясь уму жены, которая сразу смекнула, что Магде
уже нечего у них делать. И в то же время ужас охватил его при мысли, что так
быстро разваливается их хозяйство. Долгие годы они работали, откладывая на
третью корову и на работницу, а одного дня оказалось достаточно, чтобы обеих
выгнать из дому.

"Либо я столярничать примусь, либо ксендза спрошу, что делать, либо уж
сам не знаю что... Только что же мне ксендз-то скажет? Хоть я и обедню
закажу за добрый совет, так обедню мне ксендз пропоет, а совета все равно не
даст. Да и где ксендзу-то его взять? А может, оно еще само образуется?
Наверное, образуется. Господь бог - он как отец: начнет бить, так уж бьет -
кричи не кричи, - покуда руку себе не отмахает. А там, смотришь, опять
смилостивится, надо только терпения набраться и оттерпеть свое".

Так размышлял Слимак, раскуривая трубку. Жаль ему было Магду, еще
жальче корову, вспомнились ему и луг, и Стасек, и страшившие его немцы, - но
что было делать? Только покорно ждать, пока все само собой образуется.

Вот он и ждал.

К началу ноября Магда простилась со Слимаками: она ушла к дяде, а от
дяди на новое место. В хате и след ее простыл; лишь изредка хозяйка
спрашивала себя: правда ли, что тут, в горнице, жил Стасек, что у этой печки
возилась какая-то Магда, а в закуте стояли три коровы?..

Между тем в окрестностях участились кражи, и Слимак со дня на день
собирался купить в местечке щеколды и замки для конюшни и риги или хотя бы
вытесать брусья и на ночь задвигать ими двери.

"Воруют у других, так и меня могут обворовать", - думал мужик и даже
протягивал руку за топором, чтоб хотя бы вытесать засов.

Но всегда оказывалось, что либо топор далеко, либо рукой до него никак
не достать, и на этом он успокаивался.

Иной раз, наслушавшись рассказов о кражах, Слимак надевал зипун и лез в
сундук за деньгами, чтобы купить щеколды. Но потратить в такое тяжелое время
несколько рублей - при одной мысли об этом его начинало мутить. Он скорей
убирал деньги на дно и снимал зипун - подальше от соблазна.

- Придется обождать до весны, - говорил он. - А на это время авось
господь нас помилует и упасет от убытка; да и Овчаж с Буреком укараулят.
Ого! Их-то не проведешь...

Словно в подтверждение этих слов, Бурек выл и лаял все ночи напролет, а
Овчаж поднимался по нескольку раз за ночь и, накинув на плечи зипун, обходил
двор.

Однажды, в темную глухую ночь, когда с неба сеялся дождь, смешанный со
снегом, а на земле стояла грязь по щиколотку, Бурек вдруг бросился куда-то к
оврагам и залился отчаянным лаем. Овчаж вскочил со своей подстилки и,
догадавшись по бешеному лаю, что кто-то притаился за ригой, разбудил
Слимака. Вооружившись кольями и топорами, спотыкаясь и скользя по слякоти,
они пошли следом за собакой. Вдруг она заскулила, как будто ее ударили.

- Воры, - шепнул Мацек.

Одновременно послышались шаги: было похоже, что двое несут какую-то
тяжесть.

- На-на!.. Поди сюда!.. На-на!.. - подманивал кто-то Бурека, но, почуяв
за собой хозяев, пес бросился с еще большей яростью.

- Поймаем их, - спросил Мацек Слимака, - или не стоит связываться?

- Кто ж их знает, сколько их там, - ответил Слимак.

В эту минуту в колонии Хаммера зажглись огни, на дороге послышался
конский топот и крики:

- Лови! Держи его!

- Стой! - заорал Овчаж, а Слимак, высунувшись вперед, гаркнул:

- Эй вы, что за люди?..

В нескольких шагах от него на землю упало что-то тяжелое, а из темноты
донесся голос:

- Погоди, швабский сторож!.. Ты еще узнаешь, что мы за люди...

- Хватай его! - крикнул Слимак.

- Бей его! - завопил Овчаж.

И они вслепую двинулись к оврагу. Но воры уже бросились наутек, ругая
Слимака на чем свет стоит.

Тотчас же примчались верхом немцы, а Ендрек выскочил во двор с
зажженной лучиной. Все столпились за ригой и при свете багрово пылавшей
лучины разглядели в грязи заколотого борова.

- О, наш боров! - воскликнул Фриц Хаммер.

- Утащили у вас? - спросил Слимак.

- Закололи и утащили, хотя в доме горели огни.

- Смелые, стервецы! - заметил Овчаж.

- А мы думали, - отозвался с лошади батрак Хаммера, - что это вы
воруете. - И захохотал.

- Хорошо же вы нас благодарите за помощь! А, чтоб вам... - проворчал
Слимак.

- Пойдемте за ними, - взволнованно проговорил Фриц, - может, еще
кого-нибудь поймаем.

- Ну и ступайте, - сердито ответил Слимак. - Видали умников!.. У себя в
хате говорят, что мы воруем, а здесь просят, чтобы мы за них башку
подставляли.

- Я пойду с ними, тятя, - попросил Ендрек.

- Сейчас же иди домой и Бурека тащи за загривок! - крикнул отец. -
Этакого борова им спасли, из-за него воры нам грозятся, а они говорят, будто
мы воруем!..

Фриц Хаммер успокаивал их, даже отругал сболтнувшего невпопад батрака,
но мужики вернулись домой. Правда, вместо них подоспело несколько мужчин из
колонии, но у Хаммера уже пропала охота гнаться за ворами, и немцы, захватив
борова, впотьмах, по грязи вернулись к себе на ферму.

Через несколько дней явился урядник, выслушал колонистов, допросил
Слимака, навестил Иоселя, обшарил овраг со всех сторон, вспотел, измазался в
грязи, но никого не нашел. Однако в результате этих поисков он пришел к
совершенно правильному заключению, что воры давно удрали. А потому, приказав
Слимаковой положить ему в бричку горшок масла и желтую с черным крапинками
курочку, уехал домой.

На некоторое время кражи прекратились, однако Слимак, помня угрозу
воров, постоянно думал о том, что надо бы купить щеколды для амбара и риги
да вытесать засовы для конюшни. Он уже обсудил все подробности, но ждал,
когда придет охота потратить деньги на замки и обтесать брусья. Оба эти дела
он откладывал со дня на день, памятуя пословицу: "Что скоро, то не споро" -
и дожидаясь либо изобретения более усовершенствованных дверных запоров, либо
наступления хорошей погоды.

- Надо бы купить щеколды, - говорил он, - да чего зря сапоги трепать по
такой грязи?

Между тем установилась зима. На холмы лег плотный покров толщиной в
добрые пол-аршина; Бялку сковал лед, твердый, как кремень; выбоины на дороге
разгладились, ветви деревьев господь бог одел в снеговые сорочки, а Слимак
все еще размышлял о засовах и щеколдах. Закинув ногу на ногу, он курил
трубку, так что в горнице дым стоял столбом, или, усевшись за стол,
облокачивался то правой, то левой рукой - и все думал. Однажды вечером,
когда раздумия его близились к концу, в хату влетел Ендрек в сильном
волнении. Мать возилась у печки и не обратила на него внимания, но отец,