терпение. Сила нашей церкви, - он прикоснулся к золотому кулону, - сила
эгре-гора, пробьет путь свету.
ирония в голосе Ласковина звучала настолько явно, что не заметить ее было
невозможно.
вдруг хлопнул Андрея ладонью по лбу.
нем осторожность.
преступлений прямо сейчас. Ты не можешь напасть на меня. Ты даже стоишь с
трудом.
вытекли куда-то, и восстановить их не удавалось. Как будто в нем образовалась
дыра, через которую вытекала его жизненная энергия.
поднялась и прильнула к нему.
желе. И, самое неприятное, что-то произошло с волей. У Ласковина не осталось
ничего. Ни целей, ни желаний. Ему больше ничего не хотелось. Полное безразличие
и апатия.
играет ее ладошкой, слышал его голос. Но слов не разбирал. Да ему и безразлично
было, что говорит "святой отец".
распорядилось. Очень медленно силы начали прибывать. Дыра затягивалась.
Андрею.
степени, чем раньше.
преступностью. Отними у них волю, отними у них силу - и они перестанут убивать и
насиловать. Собери вместе одаренных силой людей - и число преступлений
уменьшится в два, в три раза. Чем нас больше, тем больше эффект. Понял?
депрессию просто не в состоянии совершить разбойное нападение. Разве что на
самого себя.
переломать руки-ноги. Но Андрей действовал хоть и более радикально, но
избирательно. И, кроме того, не считал собственную силу - злом. Хорошая идея -
лишить воли и сил всех злодеев. Но только ли злодеев? Если кастрировать,
например, всех мужчин, количество изнасилований наверняка снизится. Кое-кто из
феминисток предлагал именно этот способ. Значит, и у Лешинова в любом случае
найдутся сторонники. Ладно, посмотрим. Себя-то он подловить больше не даст!
ничтожных?
даже в Думе. Те, кого мы поддерживаем, поднимаются наверх очень быстро. С нами
Бог.
наш главный враг.
мысли.
удовлетворительным. - Нам мешают. На нас наговаривают. Бывает, даже убивают
наших братьев... Но мы мстим убийцам! - Глаза "святого отца" вспыхнули
восторгом. - Скоро никто не рискнет бороться с нами. Никто!
увидишь нашего патриарха. - Глаза "святого отца" снова вспыхнули восторгом. -
Вот могучий человек! Богатырь!
"святой отец" вешает лапшу, чтобы приподнять свой собственный престиж. Прием
известный: "Мастер хун-хун-кин-до сто шестнадцатого посвящения. Учителя - прямо
в Шамбале! Вход - семь тысяч рублей ". В Шамбалу.
виноватый голос.
наш, Андрей, не сомневайся. Так что спустись вниз, найди Иннокентия. Скажи: я
распорядился выдать тебе образ с моей фотографией, благовония для очищения и
книгу. Книгу прочти не откладывая. Там - все: молитвы, как жить, что делать.
Если что не поймешь, Иннокентий подскажет, доверяй ему. Еще скажи - я велел дать
тебе все бесплатно.
последний. Иди, Андрей. Впереди трудный путь и великая слава. Бог с тобой.
Ласковин ощутил мгновенный всплеск эйфории, а затем звенящую пустоту в голове.
Ласковина обращали мало внимания (обычное дело: еще один обращенный), и он
беспрепятственно вышел из гримерной и по указателям добрался до фойе.
фотографию и книжечку в мягком переплете под названием "Истинное здоровье".
Получив все это, Ласковин испытал настоящее удовлетворение. И еще - огорчение и
беспокойство оттого, что вынужден надолго отложить встречу с отцом Константином.
То, что встречу придется отложить, Андрей знал заранее, а вот "беспокойство и
огорчение" были приобретены недавно. "Благословение" Лешинова было липким, как
солидол, и просачивалось в каждую мысль.
воскреснет Бог...". Помогло. Но не очень.
подсела ближе, обняла.
опасный мерзавец...
Воздух в темном салоне машины пах ею, Наташей. Снаружи уже плотно сгустились
сумерки. Лишь метрах в семи-восьми впереди горел фонарь. Свет фонаря был
розовый.
злым, жестоким, никому, мой самый чудный, самый единственный... - шептала она,
ероша курчавые волосы Ласковина.
розовом свете - и снова исчезают в темноте. Они были - ненастоящие. Никому из
них не было дела до Наташиного счастья. И Наташе не было дела до них, похожих
друг на друга, незнакомых, неважных... И вместе с тем она была как-то связана с
ними со всеми, через себя, через Андрея. Они шли и не смотрели на нее. А если бы
и смотрели - это все равно. Ей все равно. Когда Наташа танцевала в белом огне
софитов, ей тоже было все равно, смотрят на нее или нет. Главное всегда остается
внутри, не снаружи.
друга. - Я счастлива!"
ногами, чувствуя сквозь колготки тепло и силу этой руки.
почувствовать загоревшейся кожей шершавый подбородок Андрея, его губы, его
жесткие упрямые волосы...
распахнула плащ и начала торопливо расстегивать пуговички на груди.
крови... нет, ей показалось, просто что-то соленое... Тихо взвизгнула
расстегиваемая молния Наташиной юбки. Девушка нетерпеливо дернула блузку вверх,
обнажая живот. Сильные ладони легли на ее поясницу, и Наташа выгнулась,
откинулась назад, уперлась затылком в подголовник (ни ему, ни ей не пришло в
голову опустить спинку сиденья), Андрей прижался лицом к гладкому, твердому,
напрягшемуся животу, потянул к себе, пока Наташа с лихорадочной быстротой
избавлялась от обуви, колготок, трусиков...
раздетой. Только почему ей так жарко?
легкостью трогала губами лоб, глаза, нос... Пока Андрей не обхватил пальцами ее
пушистый затылок, и тогда губы их наконец слились...
время растаял и он сам, весь, перестал видеть, слышать, думать, существовать...
чувствовать учащенное дыхание другого. Они должны были разделиться, чтобы
Буджолд Лоис
Лондон Джек
Андреев Николай
Пехов Алексей
Андреев Николай
Посняков Андрей