read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



Леса, обступавшие волжские берега, давно сменились зелеными равнинами. Затем потянулись желто-серые, выжженные горячим июльским солнцем солончаки. Кутук принялся чистить мокрым песком бляшки и пуговицы на шубе, многозначительно приговаривая:

– Сарай скоро! Красива кафтан – хорошо! Нет красива кафтан – нет хорошо!

Посольство переоделось в нарядные кафтаны.

Ярослав Ярославич приказал поднять на корме великокняжеский стяг. Разноцветные флажки-прапорцы затрепетали на ветру и над другими ладьями.


=2=

Издали Сарай был похож на множество желтых глиняных кубиков, рассыпанных по равнине. Приземистые одноэтажные дома то вытягивались в длинные улицы, то в беспорядке теснились друг к другу. Над плоскими крышами поднимались вверх тонкие минареты мечетей: со времени хана Берке в Орде установилась мусульманская вера.

В центре города стоял большой дворец, украшенный разноцветными изразцами. Большое золотое полнолуние, венчавшее дворцовую крышу, ослепительно блестело на солнце. Рядом с ханским дворцом были дома его родственников и мурз, тоже украшенные изразцами. Здесь Менгу-Тимур и его приближенные жили в зимние месяцы.

Улицы Сарая выводили прямо в степь – крепостных стен вокруг города не было. Столицу Золотой Орды защищали от врагов не укрепления, а воинственные орды, кочевавшие по бескрайним просторам степей. Подобраться к Сараю незамеченным было невозможно.

И сейчас, будто охраняя город, сплошным кольцом окружили Сарай белые и черные островерхие юрты. Юрт было даже больше, чем домов. Казалось, два мира сошлись на берегах Волги: оседлость и кочевая стихия.

Великокняжеский караван подошел к пристани, сложенной из толстых бревен. Пестрая разноязычная толпа бурлила на берегу. В толпе перемешались войлочные колпаки, белые и зеленые чалмы, лохматые шапки. Но еще больше было людей с непокрытыми головами, обритыми или заросшими бурыми от пыли волосами.

Игумен Вассафий, сопровождавший посольство, перекрестился в испуге:

– Столпотворенье! Вавилон! Спаси нас, господи!

Взмахивая нагайками, через толпу пробирались городские стражники, а с ними писец-хорезмиец в чалме, полосатом халате и с чернильницей, привязанной к поясу желтым шнуром.

Коверкая русские слова, писец сказал, что великому князю Ярославу отведен дом для постоя, что корм его людям и овес лошадям будет даваться по-обычаю, пока хан не призовет его для разговора…

Конюхи подвели лошадей для великого князя и бояр.

От первой поездки по Сараю в памяти князя Ярослава осталось лишь мелькание пестрых одежд, разноязыкий говор, едкая удушающая пыль, забивавшая нос, рот, глаза.

«Истинно Вавилон! – думал князь. – Смешенье народов! Как живут здесь люди?!»

Ярослав Ярославич пришел в себя только в полутемной прохладной комнате, отгороженной от городского шума глиняными стенами. Судя по тому, что дом стоял неподалеку от ханского дворца, здесь жил какой-нибудь знатный мурза. Сейчас хозяина в доме не было, как, впрочем, и в соседних домах. В летнюю пору мурзы уезжали в степь, по своим улусам.

Пуст был и ханский дворец.

Ярослав Ярославич напрасно торопился в Сарай. День проходил за днем, но хан Менгу-Тимур не звал великого князя для разговора. Наведывался к великому князю только писец-хорезмиец, осторожно расспрашивал, зачем тот приехал к хану, охотно принимал подарки, но сам на вопросы отвечал уклончиво: «Хан Менгу-Тимур в летней ставке, а где та ставка – не знаю… Когда призовет князя к себе, тоже не знаю… Может, скоро, а может, и не скоро. Дел у хана много…»

По утрам к дому подъезжала скрипучая крытая повозка, запряженная волами. Рабы выгружали посольский корм: бараньи туши, мешки с рисом, кожаные бурдюки с молоком. Больше никто не нарушал покоя татарских воинов, стоявших в карауле у ворот.

Ярослав Ярославич томился, мрачно расхаживал по пустым комнатам. Присесть по-людски – и то нельзя было в доме мурзы! В комнатах – только ковры с набросанными поверх них жесткими подушками да невысокие круглые столики.

Не порадовала и встреча с мурзой Мустафой. Тот явился сразу же, как только узнал о приезде великого князя в Сарай. После смерти своего покровителя, хана Берке, мурза прозябал в бедности и ничтожестве. Другие люди вершили теперь дела в Орде, другие люди черпали богатство из неиссякаемого сундука ханской щедрости. Мустафа произносил их имена с бессильной злобой, с тайной завистью неудачника.

А первым среди удачливых был темник Ногай…

– Берегись Ногая! – настойчиво предостерегал мурза. – Ногай коварен и свиреп, ко многим неугодным ему смерть пришла раньше назначенного часа…

О Ногае великий князь слышал и раньше. Ордынские купцы, приезжавшие во Владимир, с почтеньем говорили о всесильном темнике, звезда которого поднялась почти вровень с ханским престолом… Но кто был Ногай и как достиг он такого невероятного могущества, на Руси не знали. Поэтому Ярослав слушал мурзу внимательно, надеясь почерпнуть из его рассказов полезное для себя.

Мустафа говорил о возвышении Ногая подробно, со знанием всех его дел: сразу было видно – давно присматривается мурза к удачливому темнику, может, еще с тех времен, когда сам был при хане Берке.

…У Джучи, первенца Чингисхана, было пять законных сыновей. Они владели улусами и занимали ханские троны. Остальные сыновья Джучи, рожденные наложницами и рабынями, не имели права на ханский титул. Таков обычай, которого не нарушал самый дерзкий.

Отец темника Ногая – Буфал – был седьмым, незаконным сыном Джучи. Поэтому он не оставил в наследство своему сыну Ногаю ничего, кроме частицы крови великого Чингисхана, потрясателя вселенной. Дорогу к могуществу Ногай прорубил своим удачливым мечом.

Восхождение Ногая по дороге славы началось почти десять лет назад, во время войны хана Берке с ханом Хулагу, правителем персидского улуса. В первой же битве на берегах быстрой Куры молодой Ногай увлек за собой кипчакскую конницу [Кипчаками восточные историки называли половцев, которые после монголо-татарского завоевания были включены в войско Золотой Орды.] и сокрушил правое крыло вражеского войска. Берке, обрадованный победой, вручил Ногаю бунчук темника. Кипчакский тумен, который Ногай повел в бой, стал его улусом.

Умер хан Хулагу, огорченный пораженьями, но войну продолжил его сын Абага. Золотоордынское войско во главе со знатным ханом Сунтаем, внуком Джагатая, [Джагатай – второй сын Чингисхана, правитель среднеазиатского Джагатайского улуса.] снова двинулось на Кавказ. Тумен Ногая шел впереди и первым напал на врага. В яростной схватке закружилось множество всадников, клубы пыли окутали поле битвы. Ни одна сторона не могла взять верх. Но военачальники Абаги заметили приближавшееся войско Сунтая и приказали своим воинам отступить. Битва прекратилась. Сунтай не разобрал издали, что произошло. Он решил, что бой прекратился потому, что Ногай разбит, и сам отступил. Пять туменов ордынского войска ушли за Сунтаем, не приняв участия в сраженье.

Никто бы не упрекнул Ногая, если бы он тоже отступил. Но Ногай не отдал победу. С одним кипчакским туменом он бросился за Абагой, настиг его и разгромил.

Хан Сунтай, внук Джагатая, был посрамлен, а Ногай снова возвеличился. Берке поставил Ногая над несколькими туманами и выделил земли для кочевий между Доном и Днепром.

У удачливых всегда много завистников. Зависть страшней открытой вражды. Богатырь, победивший в единоборстве льва, может назавтра погибнуть от укуса неприметной змеи. Ногай избежал подобной участи. Повергнув к ногам хана Берке несметную военную добычу и знатных пленников, он снова поспешил на Кавказ, где не утихал пожар войны. Запутанные переходы ханского дворца в Сарае и изощренное вероломство мурз показались Ногаю опаснее, чем сабли врагов.

Из Сарая темник Ногай увозил ханскую милость, большую золотую пайцзу с головой разъяренного тигра и бунчуки новых туменов. Путники на дорогах падали в пыль, увидев над головой молодого темника множество развевающихся на ветру рыжих конских хвостов: нукеры-телохранители везли бунчуки за своим господином. Теперь за Ногаем незримо стояли десятки тысяч всадников, стояла сила, внушавшая почти такое же уваженье, как ханский титул!

Снова были походы по диким ущельям и горным кручам, снежные лавины, бешеный круговорот потоков, кровопролитные сраженья. И победы: большие и малые, бескровные и оплаченные дорогой ценой. Снова тянулись в Сарай обозы с добычей. Снова хан Берке, уже старый и больной, называл Ногая верным мечом своим и посылал бунчуки, подчиняя удачливому полководцу новые тумены.

Только однажды изменило Ногаю воинское счастье. У города Джеган-Муран в Азербайджане Ногай был встречен многочисленным войском царевича Юшмута, младшего брата Абаги. Иранские пехотинцы, вооруженные длинными копьями, отбили атаку ордынской конницы. Ногай сам повел кипчакский тумен. Но черная персидская стрела поразила темника в левый глаз. Верные нукеры на руках унесли раненого Ногая в обоз. А его войско, устрашенное потерей предводителя, отступило в Ширван.

Хан Берке поспешил на помощь к своему любимцу. Но Абага и его брат царевич Юшмут не приняли боя. Они отошли за Куру и разрушили все переправы.

Четырнадцать дней стояли друг против друга на берегах Куры два чингисида – Берке и Абага, внуки одного деда, сыновья родных братьев, а ныне – смертные враги. Больной Берке, чувствуя приближенье смерти, жаждал решающего сраженья. Но глубока и быстра Кура. В бешеных водоворотах тонули воины Берке, пытавшиеся переправиться через реку на плотах и вязанках хвороста. Берке повел войско вверх по реке, к Тифлису, подыскивая более удобное место для переправы. Но по дороге он умер.

Многие думали, что после пораженья в бою с царевичем Юшмутом и смерти хана Берке закатится звезда темника Ногая. Вышло же наоборот. Пользуясь безвластием в Сарае, Ногай увел с Кавказа все свои тумены. Следы его затерялись в бескрайних степях между Доном и Днепром. Никто не знал, где он скрылся и что намерен делать дальше. Ногай не приехал в Сарай даже в тот великий день, когда Менгу-Тимура, внука Батухана, трижды подняли на белом войлоке, обнесли на руках вокруг шатра и вручили ему золотой ханский меч. [Такова была церемония провозглашения нового ордынского хана.] Нойоны-тысячники, прибывшие от Ногая с поздравлеиьями и подарками, объяснили любопытствующим:

«Ногай нездоров, еще не оправился от раны!»

В следующие годы Ногай приезжал к хану редко, больше в летнюю пору, когда Менгу-Тимур кочевал в степи. Приезжая, приводил с собой для безопасности большое войско, два тумена или три. А если звали его в гости ханские родственники, то отнекивался нездоровьем или военными делами…

– Как Менгу-Тимур терпел такое своевольство? – удивлялся Ярослав, слушая рассказы Мустафы.

Тот сокрушенно разводил руками:

– Как терпел, спрашиваешь? А как же не терпеть? У Ногая – сила! Никто не знает, сколько туменов под рукой у Ногая. Одни говорят – пятнадцать туменов, другие – двадцать… У самого Менгу-Тимура стольких туменов нет! Ногай все бродячие орды на свою службу поставил. Мурз соседних улусов делает своими тысячниками, а если противятся – рубит головы и ломает хребты. В Дешт-и-Кипчаке [Дешт-и-Кипчак – степи между Доном и Днепром.] темник Ногай – полный хозяин…

Торопливо, захлебываясь словами, Мустафа рассказывал все, что знал о Ногае, о самом хане, о его приближенных, о слухах, которые разносились по базарам Сарая. Умолкал на мгновенье, чтобы перевести дух, но, встретив недовольный взгляд Ярослава, продолжал говорить. Понимал мурза, что больше нечем ему отплатить за подарки, кроме рассказа о том, что теперь интересовало богатого русского князя.

Мимоходом упомянул мурза и о Жанибеке, который когда-то провожал Ярослава на великое княженье, а потом приезжал во Владимир и Новгород с ханским ярлыком. «Содрали с живого кожу, а голову Жанибекову подняли на шесте перед ханским дворцом!» В голосе Мустафы прозвучало злобное торжество. Ярослав понял, чему радовался мурза. Погиб его соперник, искатель ханских милостей, а он, Мустафа, хоть и прозябает теперь в безвестности, но – жив…

А для великого князя смерть старого знакомого Жанибека была огорчительна. Ярослав надеялся на его заступничество перед ханом.

Мустафа ушел, а великий князь задумчиво сказал Андрею Воротиславичу:

– Туманно все в Орде, неустойчиво. От мимолетной прихоти хана зависит – вознести человека или растоптать в прах… У кого искать помощи? Мустафа бессилен, Жанибека нет… Вели завтра же послать верных людей на базары, на пристани. Пусть слушают, что говорят меж собой ордынцы. А особо пусть прислушиваются, что говорят о соперниках моих, Василии да Дмитрии…


=3=

Василий Ярославич Костромской, Дмитрий Александрович Переяславский и Глеб Васильевич Белозерский приехали в Сарай только на исходе июля. Сухопутная дорога через мордовские леса и безлюдное Дикое Поле оказалась много труднее, чем прямой Волжский путь.

Костромского и белозерского князей ханский писец проводил в караван-сарай на окраине города.

Ярослав Ярославич остался доволен таким пренебреженьем ордынцев к своему младшему брату. Пусть поживет на отшибе, вместе с купцами да бродягами! Чай, не великий князь!

Но встреча, устроенная Дмитрию Александровичу, удивила и встревожила владимирцев. К переяславскому посольству выехал высокий сумрачный монах, доверенный управитель преподобного Феогноста, епископа Сарая, [В Сарае, где постоянно жило много христиан, имелась своя епископия. В Сарай Киевским митрополитом на-значался особый епископ, Сарский и Подонский.] и после короткого разговора с князем Дмитрием повел прямо к епископскому подворью.

Дом епископа Феогноста, обмазанный желтой глиной, как и другие дома в Сарае, но большой, двухэтажный, с нарядным крыльцом, был обнесен высокими стенами. Единственные ворота захлопнулись за переяславским посольством, скрыв его от любопытных взглядов.

Было над чем задуматься великому князю!

Сарайский епископ Феогност не оказывал подобной чести ни одному русскому князю. Самого Ярослава он допустил лишь для благословенья и короткой исповеди. А от разговора о делах мирских уклонился, повторив приличествующие случаю слова: «Богу – богово, кесарю – кесарево. Аз, убогий, лишь о душе пекусь, будучи пастырем над христианами, в землю иноверную заброшенными…»

Но еще больше задумался бы Ярослав Ярославич, если бы мог знать, что Дмитрий не только первый князь, принятый на епископском подворье, но и единственный на Руси, кому епископ присылал тайные грамоты из Орды. О многом позаботился в свое время великий князь Александр Ярославич Невский. Среди прочих была забота о том, чтобы престарелого сарайского епископа Митрофана заменил в Орде верный человек. Таким человеком был Феогност. Он ждал случая помочь наследнику Невского – князю Дмитрию. Теперь случай представился…

Келья епископа Феогноста показалась Дмитрию кусочком Руси, чудом, перенесенным из прохладного сумрака заокских лесов в пыльный зной ордынской столицы. Стены и потолок были обшиты свежим еловым тесом. В келье пахло смолой, нагретым деревом – теми непередаваемыми лесными запахами, с которыми сроднился каждый русский человек. Перед иконой богородицы, заступницы Владимирской земли, мерцал огонек лампады. Под ногами лежал не пестрый восточный ковер, а домотканые льняные половички. И обставлена была келья по-русски: деревянный стол, до белизны выскобленный ножом, тяжелые деревянные скамьи, лари для посуды и домашней утвари, а под иконой в красном углу – епископское кресло, тоже деревянное, с большим резным крестом над спинкой. И оконце было прорезано так, как привыкли это делать на Руси: узкое, со свинцовыми переплетами. Только за стеклами были не ласкающие глаз белоствольные березки, а минареты мечетей, вонзившиеся в безоблачное южное небо…

Беззвучно ступая босыми ногами, в келью вошел доверенный отрок-послушник, поставил на стол сулею с холодным квасом, прибрал порожнюю посуду. Постоял у двери, ожидая, не прикажут ли чего, – беседа епископа с молодым переяславским князем затянулась, – и вышел, тихо притворив за собой дверь.

Феогност, проводив его взглядом, продолжил:

– Может, и справедливо рассудили вы с князем Васильем, что пришло время столкнуть Ярослава с великого княженья. Только хану сейчас не до ваших споров с Ярославом. Менгу-Тимур занят походом на Константинополь…

– Поход на Константинополь?!

– Воистину так! Еще весной Менгу-Тимур отъехал в степь, к излучине Дона. Туда назначено ханским родственникам и мурзам приходить с туменами. А ордынский обычай тебе, княже, ведом: на место сбора войска ордынцы чужих не допускают. Так что встречи с ханом не жди…

– Что же делать, отче? – обеспокоенно спросил Дмитрий. – Без самого хана спора о великом княженье не решить…

Епископ Феогност задумчиво теребил седую бороду. Неладно выходило дело. Если Дмитрий вернется из Орды ни с чем, великий князь найдет случай отомстить…

– Подумаю. А ты отдохни с дороги. Устал, поди? Да и то, третий час говорим! С богом!..

Дмитрию не сиделось на епископском подворье. Чужой и непонятный город, шумевший за стенами, привлекал его. В сопровожденье боярина Антония и нескольких дружинников-телохранителей князь Дмитрий ездил по улицам Сарая, заглядывал в лавки купцов и мастерские ремесленников.

Разделялся город по верам людей, населявших его. Отдельно жили мусульмане, отдельно – христиане. Базары у них тоже были разные, у каждого народа свой. В одном конце города поднимались минареты мечетей, в другом – кресты христианских церквей.

Отдельно стояли дома и лавки иноземных купцов, обнесенные высокими стенами из-за опасения разбоев. У ворот купеческого квартала стояла своя стража.

Казалось, Сарай состоял из нескольких разных городов, живущих каждый своей особой жизнью…

Неподалеку от ханского дворца поблескивал на солнце пруд. Вода в пруду была желтая, грязная, пригодная разве что только для гончарных или кожевенных работ. Питьевую воду жители Сарая набирали из реки и в больших глиняных кувшинах развозили по домам на повозках. И, что самое удивительное, чистой водой торговали на базарах, будто хлебом или молоком…

Сарай князю Дмитрию не понравился: толчея, пыль, смрад. В городе не было ни садов, ни зеленых лужаек, милых русскому глазу. Дома прятались за глухими глиняными стенами. Люди на улицах смотрели неприветливо. Только сопровождавшие князя вооруженные дружинники заставляли их уступать ему дорогу.



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 [ 37 ] 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.