внутренностями чувствовал вибрацию этих последних волнительных секунд.
человек они заходили в реку чуть левее и там, завершив водные процедуры,
переходили к стирке белья. Когда они уже выходили на берег, наступало время
Элеоноры.
как королева, медленно погружала свое тело в реку. В эти волнующие минуты
лейтенант Хаммер сливался со своим биноклем в единое целое. Он смотрел на
Элеонору, совершенно не анализируя происходящее, слепо предаваясь
составленному сюжету, как зритель на просмотре премьеры. Элеонора, будто
зная, что за ней наблюдают, выверяла каждое свое движение и даже поворот
головы. Она то исчезала в воде, мелькнув словно речной тигр, то выпрыгивала,
оттолкнувшись ото дна, и вода струилась по ее молодому телу, и каждый кадр
этого представления отпечатывался в мозгу лейтенанта Хаммера.
лиматокуса. Кровожадный хищник проплывал совсем рядом, однако не трогал
девушку.
неоднократно видел, как лиматокусы атаковали людей, однако со временем, так
и не найдя подходящего объяснения этому феномену, лейтенант просто перестал
задавать себе этот вопрос.
целый хоровод из блестящих черных спин кружил вокруг Элеоноры.
по-королевски - не поднимая брызг и не совершая резких движений.
иногда лейтенанту Хаммеру казалось, что этот поклон был предназначен именно
ему. Ведь он был тем единственным восторженным зрителем, который не
пропускал ни одного спектакля.
Хаммер опустил бинокль, чтобы острое желание не искажало его безупречных
чувств.
продолжал сидеть у реки, погружаясь в растворяющие мир сумерки. В те дни,
когда он не был в наряде, Хаммер любил задержаться на берегу подольше. Он
слушал плеск воды, крики птиц, далекие раскаты смеха пьяных солдат и, только
насладившись своим одиночеством, вновь возвращался на базу. Случалось, что с
наступлением темноты над островом появлялись непонятные светящиеся столбы.
Лейтенант считал их неким "атмосферным явлением" или "природным феноменом".
Столбы загорались неярким желтоватым светом, а потом исчезали. Однажды
Хаммер поделился своими наблюдениями с начальником базы майором Рейнольдсом,
но тот с ходу предложил обстрелять остров из минометов, и тогда эту тему
пришлось закрыть.
один раз его уединение нарушила Дала - она принесла ему поесть и отвела в
туалет. Вернее, она только показала то место на острове, которое жители
деревни использовали как туалет, и Джеф был несколько смущен, поскольку до
этого он выбирал его совершенно произвольно.
быстроногие песчаные муравьи. Они пощипывали Джефа за ноги и торопили его, а
когда он наконец ушел, муравьи туг же принялись за уборку.
отвела Джефа обратно, а на его предложение сходить к реке ответила отказом.
четырех стенах.
позже.
базы сторону.
нечего делать он снова улегся на лежанку и долго смотрел на подвешенные под
крышей высохшие букеты. Не покидала мысль о побеге, но куда бежать на диком
Танжере?
больше, чем общество диких котов и водяных чудовищ.
самой темноты и так же, как и в прошлый раз, проснулся от прикосновения руки
Лалы.
потянула его за руку.
деревню. Возле некоторых костров в этот вечер царило оживление: женщины
скребли кухонную утварь и обсуждали свои женские проблемы.
статуи, они неподвижно смотрели на пламя.
вопрос мимо ушей.
подтолкнула Мэнсона внутрь хижины.
старик указал на прежнее место Мэнсона, а когда тот сел, начал говорить,
будто не прерывал вчерашнего разговора: - Внутри тебя, Жефа, я вижу еще
большее зло. "Ну вот, опять он за старое..." - вздохнул Мэнсон и спросил: -
Что вы имеете в виду, мистер Аюпа? Что за зло?
который начал распространяться по жилищу. Белый дым струился из
отшлифованного панциря черепахи и, поднимаясь к потолку, постепенно заполнял
все пространство хижины.
черное зло.
беспокойство, что-то вроде раздражения, постепенно переходящего во вспышки
короткого гнева. Где-то далеко в сознании промелькнула трусливая мысль -
выскочить из задымленного жилища, но некая сила заставила Джефа терпеть и
оставаться на месте.
мере того как он выходил на освещенное лампой пространство, Мэнсон
убеждался, что Аюпа не так уж стар. Он совершенно не горбился, его кожа
казалось упругой, а глаза молодыми. Вот только длинные волосы выдавали его
возраст - они были совершенно седы.
Мэнсона мгновенно пропитались потом, а лицо покраснело.
тот был стеклянной игрушкой. Кровь гулко стучала в ушах, и ритм сердца
заслонял собой все окружавшие звуки. В какой-то момент Джеф перестал видеть
Аюпу и перенесся на незнакомое плоскогорье
запахов. И самый главный из них - запах диких лошадей.
вновь. Было время отлива, и табун передвигался вдоль линии прибоя, где
лошади подбирали йодистые водоросли.
бурей стволы сухих деревьев. Там, возле песчаных дюн, уже темнело очертание
растянувшегося табуна, и запах конского пота приятно щекотал нос.
охотник рванулся к добыче. В табуне его тоже заметили, и, развевая по ветру
нечесаные гривы, лошади понеслись по мокрому песку, храпя от ужаса и взбивая
пену набегавших волн.
в спину жертвы. Лошадь сделала еще несколько шагов и упала,
перекувыркнувшись через голову, а Джеф ловко соскочил на песок, чтобы
уберечься от случайного удара копытом.
ликование. Неожиданно его затошнило, и он пришел в себя...
через отверстие в крыше.