Чтение 37–й страницы книги ~Цеховики~

В столовой висело два пейзажа. Один явно принадлежал кисти Айвазовского.
Это тоже считалось признаком хорошего тона. Денежный человек просто обязан
был иметь картину Айвазовского. Московские евреи ростовщики и элитные
адвокаты увлекались еще полотнами "малых голландцев", но это удовольствие
было для избранных и стоило гораздо дороже.

Еще одно увлечение торговых работников - фарфор и хрусталь. Страсть к ним
пронизывает всю эту среду сверху донизу. У солидного деляги фарфора должно
быть много, и он должен быть дорогим, пусть безвкусным. В доме мы насчитали
восемнадцать сервизов "Мадонна" - вещь почему-то особо ценимая
григоряновскими коллегами. Чуть ли не в каждой комнате были переполненные
горка или сервант. В столовой висели сразу две хрустальные люстры.

И, конечно, видеотехника. В середине восьмидесятых мерилом
благосостояния, даже большим, чем личный автомобиль, считался фирменный
видеомагнитофон. Видеотехника стоила бешеных денег. Какой-нибудь дрянной
тайваньский видик тянул на три тысячи рублей (половина "жигуля" или целый
"запорожец"), телевизор "Сони" весил уже под пять тысяч. Позже этот
электронный хлам обесценится и станет доступен в принципе большинству
населения. Тогда же вещи эти воспринимались как роскошь и излишество,
позволительные только богатым и беззаботным людям. Видеомагнитофон в доме
сигналил - тут живет или спекулянт-хапуга, или загранработник. В доме
Григоряна имелось два видеомагнитофона, цветной телевизор "Горизонт" и два
японских телевизора. Музыкальный центр "Пионер" тоже не относился к числу
дешевых вещей.

- Хорошо живете, - оценил я обстановку после первого, беглого обшаривания
дома. - Даже завидно. Научите, как так устроиться.

- Э, все на трудовые деньги, товарищ следователь, - покачал головой
Григорян.

- Я понимаю.

- Армянин - человек мира. У меня родственники за рубежом. Дядя во
Франции. Присылает всякие мелочи.

- Любит вас, наверное, дядя. Он у вас, видно, Рокфеллер.

- Армянин армянину помогать должен.

- Зов крови.

- Он мне что-то пришлет. Я - ему. Кстати, "волгу" он мне оттуда через
"Березку" перевел.

- Конечно. Ты - мне, я - тебе. Он вам - "волгу" со своих миллионов. Вы
ему - пару бутылок коньяка "Ахтамар" со своих ста двадцати рублей зарплаты.

- Молодой, не понимаешь, что такое родной племянник для армянина.

Григорян безрадостно взирал, как члены опергруппы передвигают мебель,
простукивают стены, ворошат белье.

- Все прочитали? - спросил я, показывая на книжный шкаф, сияющий золотом
старинных книг и новейшим дефицитом. Булгаков, Камю, Марсель Пруст, альбомы
по искусству. Люблю книги. В те времена я никак не мог достать многое из
того, чем был набит резной, красного дерева книжный шкаф в доме старшего
продавца.

- Читаю, да. Дети вырастут - читать будут. "Торговать они у тебя будут, -
подумал я. - И внуки будут торговать и жульничать. И правнуки".

Часа четыре мы осматривали дом - шкаф за шкафом, полка за полкой. И не
нашли ничего интересного.

- Что вы все-таки ищете? - спросил Григорян. - Нет у меня ни оружия, ни
наркотиков. Вы же пришли в приличный дом. К солидному человеку. Понапрасну
теряете время. Что, вам больше делать нечего?

- Есть чего, - махнул я рукой. - Но копаться в чужом белье - самое
интересное занятие.

- Все смеетесь. А зачем?

- Потому что весело, - зло произнес я. Мне все осточертело. Ненавижу
обыскивать восьмикомнатные дома, забитые мебелью и вещами. Особенно если не
знаешь, что искать.

Когда мы направились к чердаку, Григорян слегка заволновался.

- Э-э, там-то уж вы ничего не найдете.

- Важен не результат, а процесс, - отмахнулся Пашка.

На чердаке были тонны пыли, забившейся в подушки старой тахты,
притаившейся в пустых корзинах и коробках, рассыпанной по полу. Я тут же
закашлялся, из глаз брызнули слезы. Ненавижу обыскивать пыльные чердаки. Моя
застарелая неизлечимая аллергия протестует против такого
времяпрепровождения. Но чувство долга толкает меня на чердаки. И его не
переспоришь.

За несущей балкой мы нашли несколько целлофановых пакетов. В них были
молнии, заклепки и фирменные нашлепки.

- Что это такое, гражданин Григорян? - осведомился я, вернувшись с
чердака в сопровождении понятых и раскладывая на столе пакеты.

- Откуда мне знать? - ответил Григорян.

- Если бы я обнаружил это на моем чердаке, то объяснил бы вам. Но нашел я
это у вас.

- Не знаю, где вы это нашли. Марина, - крикнул он жене. - Что это такое?
Как попало к нам на чердак?

- И я не знаю.

Хорошо иметь верную жену, у которой язык не болтается, как помело.

- Разберемся. Теперь куда? - спросил я.

- На чердаке побывали. Пошли в подвал, - бодро сообщил Пашка.

- Нет, в подвал нельзя! - воскликнул Григорян.

- Вы там что, кобр разводите?

- Туда нельзя. Всем плохо будет.

- Привидения завелись? Никто из тех, кто туда ходид, не возвращался, так?
- хмыкнул Пашка.

- Я жить хочу. Там... Там бомба..

- Чего?!

- С войны бомба лежит. Немцы до города не дошли, но сильно бомбили, -
затараторил Григорян. - Отец рассказывал - бомба крышу пробила и в подвал
ушла. Не взорвалась. Мы ее не трогаем, боимся даже саперов вызывать.

- Полвека там и лежит... Армянские народные сказки, - хмыкнул Пашка и
направился к подвалу.

- Стой, - сказал я. - Будем саперов вызывать.

- Да ты что, веришь, что ли?

- А почему бы и нет? Кстати, долго пролежавшие в земле бомбы имеют
обыкновение взрываться от легких сотрясений. С годами тротил практически не
теряет своей взрывной силы. Нужны саперы.

- Какие саперы! - воскликнул Григорян, бледнея на глазах и затравленно
озираясь. - Дом взорвется - кто мне заплатит? Знаете, сколько добра здесь?
Вся семья не один год наживала. Вы что?!

- Спокойно. Сапер ошибается только раз, - улыбнулся Пашка.

Целый час я потратил на переговоры с военным комендантом. Через два
появились саперы с миноискателем. Они выгнали нас из дома и тщательно
осмотрели весь подвал.

- Ничего там нет, - бодро сообщил капитан-сапер.

- Где бомба? - спросил я Григоряна.

- Была. Не знаю, куда делась, - пожал плечами Григорян.

- Лучше за своим имуществом приглядывать нужно.

Мы спустились в подвал. В углу стояли большие, литров по пятьдесят,
бутыли с вином и кадка, судя по всему, с тем же содержимым. Один из понятых
принюхался, и по его лицу расползлась мечтательная улыбка.

- Хорошее вино.

Мы принялись обследовать подвал. На первый взгляд там ничего интересного
не было. На второй - тоже. Но если здесь ничего нет, зачем было Григоряну
устраивать представление с бомбой? Может, просто развлекался? Сбивал нас со
следа, чтобы мы не лезли в другие места? Или тут действительно что-то
есть?.. Как бы там ни было, мы взялись за лопаты.

- Два солдата из стройбата заменяют экскаватор, - сказал Пашка, поплевал
на ладони и взял совковую лопату.

Так как бомбы здесь не было, работали мы, не особо стесняясь в движениях.
Припахали и понятых. Угробили на это дело два часа, пока Пашкина лопата на
глубине сорока сантиметров не наткнулась на какой-то твердый предмет.

- Что-то есть?

На свет была извлечена жестяная банка из-под мармелада. В ней оказались
золотые монеты царской чеканки.

- Уже кое-что, - сказал Пашка.

Еще через час мы выкопали что-то завернутое в несколько полиэтиленовых
пакетов. Когда их разрезали, на землю посыпались сторублевые купюры.

На свет Божий мы вылезли уставшие, грязные, мой отутюженный костюм стал
похож черт знает на что. Волдыри на руках лопнули, и кожа страшно саднила.
Но на душе разливалось благостное тепло..

- А что у нас в мешке? - спросил я и предъявил Григоряну наши находки.

Я думал, он умрет сразу. Но Григорян оказался человеком крепким и всего
лишь схватился за сердце.

- Это тоже с немецкого бомбовоза упало? - спросил я.

- Это м-мое, - икнув, выдавил старший продавец.

- С зарплаты небось не один год копили. Тут, наверное, денег под
полмиллиона будет.

- Это не мои.

- Так ваши или не ваши?

- Мои и не мои.

- Как писал Ленин, есть коспромиссы и компромиссы.

- Дядя, когда во Францию уезжал, мне оставил. На хранение.

- А, дядя уже тут Рокфеллером стал.

- Не знаю. Вот оставил.

Результаты мероприятия превысили все ожидания. Интересно, почему Григорян
не предпринял никаких действий, чтобы перепрятать все эти предметы? Не ждал,
наверное, что у него будет обыск... А может, надеялся, что об обыске его
предупредят заранее? Черт его знает.

Ободренные успехами, мы взялись за лопаты и снова отправились в подвал.