Только здесь любовью занимаются так, словно через минуту вас разорвет
фугасной бомбой.
Дому кино. На лацкане моего пиджака висела большая красная бирка с надписью
по-английски "INTERNATIONAL PRESS ASSOCIATION". У входа в Дом кино, перед
веревочным ограждением стояла такая же, как вчера, толпа с плакатами "Долой
фашистскую диктатуру КПСС!", "Советские суди -- наследие сталинизма!",
"Требуем распустить КГБ!" и "Вся власть -- народу!" Десять лет назад каждый
такой плакат стоил бы вам стальных наручников, пары сломанных милиционерами
ребер и 15 лет в лагере для диссидентов в болотах Мордовии. А теперь те же
милиционеры индифферентно стояли за веревочным ограждением, щурились от
жаркого утреннего солнца и безучастными взглядами скользили по плакатам
демонстрантов.
держали. Проезжая по Москве в туристическом автобусе или на такси, вы не
можете заглянуть людям в глаза, и даже на улице -- например, вчера на Арбате
-- я не успевал вглядеться в лица москвичей, они проходили мимо, замыкая
угрюмостью свои чувства от меня -- иностранца и ротозея.
но -- сами того не зная -- они демонстрировали себя. И лица их были даже
выразительней их плакатов. Худая, плоскогрудая женщина лет сорока с
остервенело заостренным темным лицом -- не загорелым, нет, а темным то ли от
желчной болезни) то ли от тюремного режима -- держала плакат насчет
"советских судов -- наследия сталинизма", но в ее дочерна прокаленных
угольных глазах не было революционного "пламени борьбы", а был только пепел.
Высокий парень лет тридцати с плакатом "Распустить КГБ!" тоже не выглядел
романтическим борцом: он был в мятом пиджаке, небритый, с синяком у виска и,
скорей всего, предыдущую ночь провел в милиции. Но его сухие губы были
плотно сжаты, а мелкие, неглубоко запавшие глаза, как наточенные ножи в
потертых ножнах. И рядом -- старуха в крестьянском платке, горбоносая, с
щеточкой черных усов, с инвалидным костылем под мышкой, с плакатом на груди
"Прекратите геноцид! Спасите армян!" -- а в лице... Я не знаю, как это
описать, -- во всех лицах этой толпы, в их глазах было одно единое выражение
ПРЕДЕЛА, КОНЦА, ДНА. Словно этот народ уже вычерпан до последней капли. И на
дне их общей души -- только ножи, торчащие из сухого пепла...
милиционер преградил мне путь:
лацкане пиджака и уверенно шагнул мимо него в Дом кино.
открыли мне дверь на первое заседание оппозиции советского парламента.
Шестьдесят первый анекдот шагнул из эпохи Брежнева в эпоху Горбачева. А я,
как идиот, уклонился вчера от пари на ящик коньяка!
десять утра, даже чуть позже. В прохладном вестибюле Дома кино было пусто, а
над широкой лестницей, уходящей вверх, к залу, гремел мужской голос:
от диктатуры к демократии! А они -- за плавный, медленный переход...
оглядываясь с острым любопытством. Ведь когда-то я бывал в этом Доме
практически каждый вечер -- на премьерах новых фильмов, на концертах или
просто заскакивал выпить чашку турецкого кофе и потрепаться с друзьями. Кофе
по-турецки (в джезве и в горячем песке) здесь варил молодой и стройный
грузин из Сухуми, и такой замечательный кофе я больше нигде не пил -- ни в
Америке, ни в Европе. Но сейчас в фойе не было никакого грузина с кофе, а
голос по радио продолжал:
переходный эффект, а медленное сочетание не дает ничего...
пожилую гардеробщицу, перед ней настойке лежали свежие газеты с броскими
заголовками: "ТРЕБОВАНИЯ БАСТУЮЩИХ ШАХТЕРОВ КУЗБАССА", "НАРОДНЫЙ ФРОНТ
АЗЕРБАЙДЖАНА БЛОКИРУЕТ ДОРОГИ В АРМЕНИЮ", "ОПАСНАЯ ИГРА ЛИТОВСКОГО
"САЮДИСА"...
-- Вам что -- "Правду"? "Известия"?
газету "Народный депутат" с броским заголовком "БОРИС ЕЛЬЦИН. СТРАХ СТАЛ
НАЦИОНАЛЬНЫМ БЕДСТВИЕМ". А рядом лежала еще одна газета -- "Дом кино", с
заголовком "Кровь царя на советском экране".
доносящемуся из зала. Потом -- по боковой балюстраде направился в зал,
полагая, что здесь придется преодолеть еще один милицейский кордон или
проверку документов. Но -- ничего подобного, двери в зал были открыты
настежь. Я шагнул туда и оказался в проходе между сценой и первым рядом. Тут
торчала телегруппа, они снимали оратора на трибуне. Как бывший киношник я не
испытываю трепета перед своим братом-киношником потому спокойно перешагнул
через кабели, тянувшими операторской тележки. Однако невысокий длинноволосый
седой мужчина, стоявший возле оператора, тут же грозно повернулся ко мне, и
я узнал в нем своего старого приятеля, режиссера телевидения Залкинда.
Французская революция! -- А кто это выступает?
продолжал:-- Депутаты Верховного Сои! Самые левые! Левее уже только нелегалы
-- Демократический союз!..
проходу на галерку, где были свобода места. В проходе у стены стояла цепочка
фотожурналиста. И вдруг:
Марина Князева из "Литературной газеты"! и самая Марина, которая пришла в
"Литгазету" двадцати назад студенткой-практиканткой. И это ее подпись я 4.11
вчера в газете! Хотя у нас с ней никогда не было романа всегда ходили в
обнимку по редакционным коридорам... Обнялись мы и на этот раз -- прямо тут,
в зале.
парламента, и Марина, отступив к стене, в щелочку журналистов, сказала мне
полушепотом:
явным любопытством. Я чмокнул Марину в щеку и побежал дальше, наверх.
немногих в Москве залов с кондиционером -- был почти заполнен депутатами и
журналистами. По обе стороны сцены и в проходах торчали телекамеры
советского и западного телевидения, а на сцене за небольшим столиком сидели
трое. Двоих я не знал, а в том, кто сидел посредине, легко угадал Гавриила
Попова -- его статьи и интервью о необходимости срочных и радикальных
политических реформ постоянно публикует советская левая пресса: "Московские
новости", "Огонек" и даже лавирующая между левыми и правыми "Литературная
газета". Меньше чем через год Гавриил Попов станет первым
антикоммунистическим мэром Москвы, но в тот июльский день 1989 года ни он
сам и никто в этом зале даже и не мечтали об этом, ведь это было самое
первое собрание левых депутатов Верховного Совета. Однако какая-то победная
эйфория уже висела тут в воздухе -- во всяком случае, я чувствовал тут себя,
как Джон Рид в Зимнем дворце в октябре 1917 года.
пингвина, -- встал, переждал шум в зале и объявил совсем не
председательским, а каким-то мягким, просящим тоном:
выступление -- пять минут. И только по вопросам нашей программы. Ведь мы
собрались, чтобы выдвинуть требование о созыве внеочередного съезда
Верховного Совета по вопросу изменения советской конституции. А каждый
выступает кто о чем и говорит больше пяти минут. И второе: на сегодня в нашу
межрегиональную группу зарегистрировалось 393 народных депутата... -- он
переждал радостные аплодисменты и закончил: -- Слово предоставляется
депутату Куценко, город Кременчуг, Украина.
перешли в оппозицию! Не потому ли Москву накачивают войсками? Интересно,
знают ли об этих войсках Попов и все эти демократы?
мужчина средних лет и заговорил так быстро, что я едва успевал записывать:
Украины Щербицкому дали орден Ленина! И -- когда! Когда был Чернобыль! За
Чернобыль ему дали орден Ленина! За то, что цифры радиации были занижены в
три раза! А сейчас что происходит? Партократия разыграла спектакль выборов!
Большая часть депутатов Верховного Совета -- это не народные депутаты, это
депутаты партократии! Когда я написал об этом в газету, Щербицкий приказал
меня арестовать, и меня взяли прямо на работе! За то, что я сорвал выборы по
их партийному списку! Суд--пятнадцать минут, приговор -- пятнадцать суток
ареста, и тут же вывезли из города подальше от моих избирателей! Я объявил
сухую голодовку, держал ее четыре дня! Только через четыре дня люди узнали
Контровский Владимир
Панов Вадим
Журавлев Владимир
Майер Стефани
Куликов Роман
Орловский Гай Юлий