Чтение 37–й страницы книги ~Непристойный танец~

вот иные его знакомые - люди крайне загадочные, отнюдь не застенчивые и,
чует мое сердце, отнюдь не мирные. Совпадение или нет? А что, если Крофт им
мешал? Упрямый, как стадо ослов.., а им позарез требовалась именно эта,
восьмая, квартира, но вредный доктор ни за что не соглашался съехать?
Господи, но зачем? Что за цель поставлена, если ради нее, не колеблясь, идут
на убийство даже случайного человека, просто потому, что он мешает? О
совпадениях говорить глупо, слишком много совпадений: и Беннеке недавно
переехал, и Крофта убили неделю назад... Не верится в такие совпадения
нисколечко..."

- Ну, может, не сам Беннеке...

- А кто? Его юная супруга? Бросьте. Милейшая молодая пара вне всяких
подозрений.

- Кто же теперь обитает в восьмой?

- Понятия не имею, ее кому-то сдал домовладелец, но вот его-то мне
расспросить не удалось. Спустил на меня своего бульдога, старшего дворника,
- ну, вы видели эту скотину...

- Что ж, его можно понять, - раздумчиво сказал Сабинин. - Я имею в виду
домовладельца. Кому хочется, чтобы его дом приобрел дурную славу и попал на
страницы газет в связи со столь печальным событием... А что полиция?

- Полиция! - саркастически воскликнул Вадецкий. - Ни следов, ни зацепок.
Убийца оказался чрезвычайно ловким - никто его не видел. Время, правда, было
довольно позднее... А зачем вам понадобилось снимать здесь квартиру?

- Ну, не обязательно здесь... - сказал Сабинин небрежно. - Сюда я,
пожалуй что, и не вернусь после всего, что вы рассказали, мы, славяне,
чертовски суеверны, должен вам признаться... Мне попросту не вполне удобно
оставаться в пансионате, скажу вам по секрету, здесь замешана дама. Мы,
революционеры, не давали обета аскетизма, знаете ли...

- Могу вам порекомендовать сносное бюро по найму квартир, если вы
серьезно намерены...

- Вы меня чрезвычайно обяжете, - поклонился Сабинин.

Независимо от мотивов, приведших его в дом по улице князя Меттерниха, он
и в самом деле согласно продуманной заранее диспозиции собирался всерьез
заняться поисками съемной квартиры. А потому пришлось останавливать
извозчика и в сопровождении Вадецкого ехать в рекомендованное тем бюро.
Откуда он вышел с доброй дюжиной смотровых билетиков, кои могли оказаться
нелишними сразу для нескольких целей - и квартира нужна по-настоящему, и
есть великолепная возможность мотивировать разъезды по городу... И перед
Кудеяром, и перед своим новоиспеченным начальником, комиссаром Мюллером.

...С Мюллером и было непосредственно связано следующее дело. Точно в
назначенное время он приехал на улицу генерала фон Шварценберга , где в небольшой
квартирке, с порога производившей впечатление нежилой, его ждал неприметный
полицейский чиновничек в партикулярном. Что поделать, в роли негласного
сотрудника по кличке - конечно, кличке, что уж там - Готлиб приходилось
уделять какое-то время и общению со здешними фараонами...

Чиновничек, внешне безукоризненно вежливый, а на вид простоватый, тем не
менее впился в него, как клеш. На бумагу легло много интересных подробностей
о житье-бытье обитателей пансионата, а также контрабандистских тропках.
Только одного Сабинин не коснулся - мастерской в подвале пансионата. Не
следовало выкладывать все, что ему было известно, на первой же рабочей
встрече - чем быстрее тебя выжмут досуха, тем скорее потеряешь определенную
ценность в глазах господ из полиции. Козыри следует приберегать... Благо
чиновничек и не заикался о бомбах и взрывчатых веществах. У Сабинина
создалось впечатление, что австрияки попросту не знают о подобных забавах
русской политической эмиграции. И это при том, что Козлов устраивает
испытания на полигоне, пусть давно заброшенном армией, забытом.
Положительно, здешние церберы сыска излишне разнежились...

Разумеется, он напомнил об обещании Мюллера предоставить твердый вид на
жительство, а чиновничек, как и следовало ожидать, заметил, что подобную
честь еще следует заслужить. К тому же никто пока что не собирается
углубленно изучать те документы, по которым герр Трайков здесь обитает.

Иными словами, полиция намеревалась держать его на коротком поводке. И
позволяют вроде гулять по улицам сего славного города невозбранно, и
моментально напомнят при первой надобности, сколь зыбко его нынешнее
положение... Медвежий капкан с бархатном футляре, если без экивоков, сунь
туда руку - и горько пожалеешь...

Разумеется, в какой-то момент всплыла и фамилия некоей фрейлейн Гесслер -
и вот тут-то Сабинин насторожился, стал внимательнейшим образом взвешивать
слова. Да, знаком, а как же. Нет, о характере связывающих их отношений он
даже в данный момент говорить отказывается (чиновничек сделал
грустно-философическое выражение лица и не настаивал). Кто она? Германская
подданная, с которой он познакомился еще в прошлом году в Петербурге. Зачем
сюда приехала? По мотивам, совершенно не связанным с нелегальщиной и какими
бы то ни было политическими партиями.

Игра, конечно, была рискованной - нельзя исключать, что у них есть на
Надю некий материал. Но, с другой стороны, он вовсе и не обязан знать о
двойной жизни предмета своего обожания...

Поставив последнюю точку, чиновничек старательно промокнул написанное с
помощью бронзового пресс-папье, сказал невыразительно:

- Надеюсь, герр Готлиб, вы были со мной откровенны...

- Боже, как вы можете сомневаться? - патетически воскликнул Сабинин и
даже привстал:

- Blut und Leben fur Habsburg! Fur ein Oesterreich, ganz,einig, gross!

Нотаций не последовало - его невзрачный собеседник лишь заметил скучным
голосом:

- Молодой человек, попрошу вас впредь серьезнее относиться к.., тому, чем
мы здесь с вами занимаемся. Это в ваших же интересах...

С сим отеческим напутствием Сабинин и был отпущен наконец на свободу из
цепких лап австро-венгерской полиции. И почти сбежал по лестнице, ухмыляясь
во весь рот.

Глава 4

Почтенный квартиросъемщик

В том же прекрасном настроений он полутора часами позже покидал здешнее
отделение "Общества Австрийского Ллойда". Лицо расплывалось в улыбке так,
что неприлично становилось перед сторонними прохожими, но он ничего не мог с
собой поделать - догадка блестяще подтвердилась, и сейчас он был
единственным из непосвященных, кто знал правду. Даже жутковато становилось,
страшно было проходить поблизости от мостовой - вдруг сейчас понесет
какая-нибудь лошадь, сомнет его и знание погибнет вместе с ним?

"Какие глупости лезут в голову..." - подумал он смущенно. Чтобы немного
привести себя в порядок, обрести прежнее трезвомыслие, повернулся спиной к
проезжей части и долго стоял у витрины "Ллойда", рассеянно глядя на
выставленные в ней модели океанских лайнеров, большие, в пару аршин длиной,
изготовленные с величайшим тщанием. "Лузитания", "Мавритания", итальянский
красавец "Принцесса Мафальда", два корабля-близнеца, которыми помешанные на
гигантомании англичане еще только готовились удивить мир, существовавшие
лишь в рабочих чертежах - "Олимпик" и "Титаник", сущие плавучие города. Судя
по всему, сыны Альбиона вновь намеревались побороться за "Голубую ленту"
.

"Ай да черный гусар, ай да сукин сын!" - мысленно похвалил он себя в
стиле великого поэта, но тут же погрустнел немного - даже самые блестящие
догадки ничего еще не решали, а вот хлопот прибавляли столько, что плечи
заранее гнулись под грузом...

Вскоре он шагал по коридору "Савоя", на сей раз степенно и чинно, неся
букет - опять-таки от Кутлера, белые астры с орхидеями и пармскими фиалками.
И постучал без спешки, солидно.

Надя открыла сразу же. Подав ей букет, Сабинин прошел в гостиную,
огляделся и весело спросил:

- Надеюсь, в гардеробе никакие товарищи по борьбе не прячутся?

- Коля, ты несносен...

- Это от ревности, - беззаботно оказал Сабинин. - Одно из семейных
преданий, коими наша семья всегда гордилась, гласило, что мой прапрадедушка
зарезал из ревности мою прапрабабушку прямо на званом обеде у Потемкина...

- Его, надеюсь, повесили?

- Нет, - сказал Сабинин. - В те времена об эмансипации как-то и не
слыхали, и зарезать супругу из ревности почиталось вполне приличным и
допустимым для дворянина поступком...

- Врешь ведь. Все врешь.

- Ага, - сознался он. - Это - от прекрасного настроения...

Схватил ее в объятия и принялся целовать по-настоящему. Надя легонько
сопротивлялась, упираясь ему в грудь ладошками, но когда он стал теснить в
сторону спальни, принялась отбиваться всерьез, нешуточно. В конце концов
Сабинин ее отпустил, спросил обиженно:

- Ты что, мне не рада?

- Я тебе ужасно рада, - заверила Надя, поправляя растрепавшуюся прическу.
- Но это не значит, что можно на меня набрасываться диким татарином. Мы в
фешенебельном отеле, здесь то и дело шмыгают горничные, по звонку и без
звонка, а молодая дама из хорошей семьи должна заботиться о своем добром
имени... Ну, не смотри ты на меня голодным зверем!

- Вообще-то, есть на свете уютный, тихий пансионат с весьма монархическим
названием...

- Сядь, - сказала Надя. - Подожди минутку. Ты мне совершенно не даешь и
слова вставить... - Она уселась напротив, грациозная, соблазнительная до
сладкой жути. - Как ты смотришь на то, чтобы обосноваться в прекрасной,
уютной квартире, где не будет ни назойливых горничных, ни непрошеных гостей?
Только ты и я.

- Вы ангел, фрейлейн Гесслер, - сказал Сабинин. - Это ничего, что я