что. И здесь пусто. Если это бунт жаждущих отправки на Землю, то где
ревущие толпы? Где лозунги, баррикады и кирпичи для бомбометания, что там
еще полагается? Он прибавил шагу. Над головой грохотали чьи-то тяжелые
ботинки - сначала туда, потом обратно, потом снова туда. Навстречу
неожиданно вынесло Ли Оммеса. Этот-то откуда здесь взялся, подумал Шабан.
Самый тихий, самый незаметный человек в Порт-Бьюно, больной вдобавок.
Лежать бы ему сейчас с грелкой... Оммес двигался как-то неуверенно, будто
учился ходить, лицо его было темнее обычного, а обеими руками он держался
за живот. Даже не кашлял. Били его, что ли? Какой гад?
набок. И только потом раскашлялся - страшно, булькающе. Он еще хотел, как
видно, прикрыть рот ладонью, но не донес руку, и изо рта его вместе со
струйкой крови вылетел какой-то сгусток. Потом он вытянулся, закатил глаза
и замер. Одна рука так и осталась прижатой к животу, но уже не могла
скрыть того, что живот у него разорван. Шабан отшатнулся. Происходило
что-то страшное. Оммес... Мозг сопротивлялся, не хотел верить. Такого в
Порт-Бьюно никогда не было, это какая-то ужасная ошибка, это неправда,
такого здесь просто быть не может...
Двое. Живоглотова гвардия. Карабины в положении для стрельбы с бедра.
хрустом вломился приклад. На секунду стало очень тихо и темно, потом
проснулась боль, поползла по ребрам к позвоночнику, заплясала в глазах
мутными пятнами. За спиной зло сопели. Было слышно, как тело Оммеса пнули
ногой. - "Этот?" - "Он самый." - "Живой?" - "Сдох. Ты ему прямо в брюхо.
Кишки вон." - "А оружие?" - Оружия нет." - "...с ним. Проверь у этого." -
Шабана брезгливо обыскали. - "И у этого нет." - "Выбросил, сука..." -
Позади него презрительно сплюнули.
боку мешала дышать. Ярус постепенно наполнялся звуками. Из одного бокового
коридора в другой протопотало на рысях отделение Особой Охраны. Где-то
поодаль ломали дверь, кого-то шумно тащили из комнаты в коридор, а он в
коридор не хотел, визжал и вырывался. Потом негромко пукнул выстрел, и
визг смолк. Ярусом выше рванула одиночная гранато-пуля - тяжело вздохнули
стены, с потолка посыпалась крошка. Да что же это такое, беспомощно
подумал Шабан. Убивают ведь... Людей убивают. Оммеса... Неужели
переворот?.. Ясно, что переворот. Вот, значит, как. Проморгали
Живоглота... Он отлепил лопатки от стены и качнулся вперед. Две хари в
нахлобученных по уши форменных беретах осклабились.
"Кончай его", - равнодушно сказал второй охранник. - "А?" - "Кончай,
говорю, некогда." - "Нет, ты погоди! - ощеренная пасть брызгала слюной.
Глаза сощурились и сделались ласковыми и масляными, как у Мант-Лахвица. -
Ты слышал, что он сказал? Я тебе, плешь, покажу человека! Ты у меня свои
кишки жрать будешь..." Второй охранник, не обращая внимания, отшагнул
назад. Ствол карабина в его руках качнулся и превратился в черный кружок.
Палец на спусковом крючке лежал плотно и ровно.
кружок дула притягивал, от него невозможно было отвести глаз. Время словно
остановилось, замерло в испуге. Невыносимо медленно сгибался палец, топя в
ложе карабина спусковой крючок. Разрывная пуля снесет голову.
он упал, успел откатиться в сторону - пуля, разбрызгивая осколки, сочно
чмокнула в стену. Второго выстрела не последовало. Длинное, кажущееся в
прыжке еще длиннее, тело Менигона обрушилось на охранников, как лавина.
Что-то лязгнуло, выбитый карабин ударился в потолок. Один охранник отлетел
к стене и больше не поднялся. Второй, казалось, успел среагировать, и
Менигон едва не покатился кубарем, но на короткий миг Шабан ясно увидел,
как в руке Менигона блеснула узкая сверкающая полоса, и охранник сложился
вдвое. Менигон молча ударил еще раз - охранник захрипел, выкатывая глаза,
споткнулся и упал на труп Оммеса. Другой, с шеей, вывернутой
неестественным образом, лежал у стены и царапал пол скрюченными пальцами.
Менигон деловито осмотрелся по сторонам, вытер лезвие стилета об одежду
убитого, подобрал с пола карабин и не глядя выстрелил - распростертое тело
подпрыгнуло на полметра. Скрюченные пальцы замерли.
мутило.
вопроса.
пустота.
было можно.
идти, а бежать, и все равно не успели - далеко позади кто-то хрипло заорал
на бегу, нестройно ударили выстрелы. От стены с визгом срикошетировала
пуля. У поворота к пандусу Менигон припал на одно колено и лихо, как в
учебном тире, расстрелял в преследователей полобоймы - погоня отстала.
коридорам сонного Порт-Бьюно, и редкие обыватели, высовывающие головы из
своих комнат, завидев их, спешили укрыться за задвижными дверями. Свет
неожиданно погас, потом опять включился, потом замигал и погас уже
окончательно. Менигон свирепо зарычал. Они перешли на шаг и пошли было
вдоль стены ощупью, но тут загорелось аварийное освещение, и Менигон опять
сорвался на бег. В жилых ярусах уже не стреляли. Пальба еле слышно
доносилась откуда-то сверху, как видно, с правительственного яруса и -
гораздо громче и ближе - снизу, с уровней, занятых громоздкими системами
жизнеобеспечения куба. Над головой что-то горело - по пандусам сверху вниз
ползла ленивая пена, извергнутая автоматическими гидрантами. Воняло дымом.
На несколько секунд ожили коридорные динамики, чей-то голос тягуче заныл:
"Группа "Каппа" - на выход, группа "Каппа" - на выход, группп..." -
забулькало, захрипело, и голос смолк.
кому-то очень нужен, где может не хватить как раз одного человека... пусть
этим человеком окажется кто-то другой, не ты, тошно же потом будет...
Менигон еще прибавил, и Шабан изо всех сил старался не отстать. В боку
пылало кипящее железо. Менигон бежал легко и пружинисто, как опытный
хищник, взятый в облаву и точно знающий, что и как нужно делать, чтобы
охотники остались с носом. Хищник и есть, подумал Шабан. Гончая,
профессионал. Так и нужно. Зря я тогда отказался перейти в спецгруппу,
предлагали же дураку - но кто знал?.. Что за бред, знали же! Все знали, на
какой планете живем, кто такой Живоглот и чего от него ждать.
Центропупизм, наполеоновские комплексы при острой умственной
недостаточности и еще подлость, подлость и подлость. С рождения. Было
время, когда юный Мант-Лахвиц был рядовым охранником, новичком без
покровителей, вечным первым кандидатом на чистку сортиров, безошибочно
избранным на роль жертвы, и легко, даже как-то охотно терпел казарменные
подначки и изощренные издевательства. Долго терпел. Но что это были за
издевательства, рассказать теперь некому: из его бывшего отделения в живых
не осталось ни одного человека. А как они заискивали перед ним, когда
неожиданно для многих, как сияющий волдырь на гладком месте, возник во
всей красе отдел Особой Охраны, как ползали, должно быть, в ногах, лизали
пол... Дольше других, говорят, продержался некий капрал Заурус, потому что
перевелся на шельф, и уже, наверно, полагал себя в безопасности, как вдруг
однажды ночью исчез с патрульной платформы без следа - вероятно, был смыт
в море... Не то удивительно, что Живоглот рванул напролом к большой
власти, а то удивительно, что рванул только сейчас - спустя годы - так
долго ждал, что мы к этому привыкли: держит в узде своих мерзавцев, терпит
над собою Правительственный Совет - значит, так ему нужно, значит, будет
терпеть и впредь. Вот вам - впредь! Поздняков спохватился, да поздно.
Фамилия у него такая. У Живоглота сотня обученных громил, всего лишь
сотня, но на Порт-Бьюно и этого может хватить, особенно когда Общая Охрана
разбросана кто куда по всему Редуту, разведчики тоже, а желтые каски
малочисленны; особенно когда начинают убивать вот так - неожиданно, в
праздничное утро. Ах, какое выбрано время! - никто не мечется в панике, не
суетится под ногами, добропорядочные граждане в большинстве просто спят
после вчерашнего, набираясь сил перед сегодняшним. Праздник же, все мы
люди... Спят и видят в предпохмельных снах кружащийся волчком мир или,