говоря... Чем черт не шутит...
руины крепостной Трои он поведел генералу Витковскому. Владимир
Константинович чрезвычайно заинтересовался этим и обещал в ближайшее время
организовать туда небольшую экскурсию. Оказывается, дажа идэ фикс может
иногда сбываться. Правда, к Гиссарлыку, по слухам, уже подбираются
разъезды Кемаля, но остается уповать на обычную турецкую медлительность.
на достаточно неряшливо вычерченные схемы. Конечно, я не пытался
копировать в дневнике оперативные карты. Просто хотел представить себе
замысел летней кампении, перебирая возможные варианты. В общем, не имея
представления о некоторых важных частностях, главное я понял тогда, как
мне кажется, верно. Барон к лету успел сообразить, что из переговоров с
красными ничего не выйдет. К этому времени стало ясно, что, сдерживая
Русскую Армию в Крыму обещаниями мира, господа Ульянов и Бронштейн готовят
удар на западе. Их ждала Социалистическая Европа, и Белый Крым они были
согласны терпеть только до подхода необходимых резеввов, дабы потом
скинуть нас в море.
поляков и Петлюры. Отсюда - наше летнее наступление. В нашем активе была
земельная реформа, соглашение с Пилсудским, Петлюрой и, по слухам, даже с
Упырем, отдохнувшая восьмидесятитысячная армия и постоянная помощь
Франции.
военные цели Барона. Логичнее всего было ожидать удара за Днепр, навстречу
полякам. В крайнем случае, мы могли попробовать прошлогодний вариант и
прорываться через Донбасс и Харьков.
всей Северной Таврии, и покуда мы брали Мелитополь, "дрозды" шли к Днепру.
Мы били не кулаком, а растопыренными пальцами, и эффект такого удара не
мог быть сокрушительным для господ большевиков.
недели не пускали англичане, чтобы не мешать полякам. А удар по Донбассу
был нужен, чтобы прорваться к Дону, где нас всегда ждали.
прочно оккупирован и полностью разоружен, а наш десант на Кубань показал,
что казаки предпочитают мириться с комиссарами. Вдобавок, предполагаемые
союзники ничего для нас не сделали. Не лучше вышло и с земельной реформой.
Юристы вновь запели давнюю песнь о выкупе, а крестьяне платить не
собирались. В общем, политически мы провалились почти сразу.
битвы под Киевом и погнали поляков назад. Так что, мы здорово опоздали.
Барону для международного признания. И заодно для того, чтобы запастись
провиантом в богатейших губерниях России. Особенно был нужен хлеб, который
мы продолжали продавать на Запад почти до самой эвакуации. В таком случае,
Бог ему судья, нашему Барону.
не думалось. Мы снова наступали, наступали по той самой таврической земле,
по которой за полгода до этого уходили, отбиваясь от банд Упыря и господ
красночухонцев. Теперь бежали они, а не мы, и это приносило невольно
чувство удовлетворения. Когда наступаешь, быстро появляется то, что
Клаузевиц называет привычкой к победе. А такая привычка - страшная вещь,
даже если воюешь один против трех, как это было в те дни.
возможность почувствовать это, так сказать, на собственной шкуре.
красный тыл, и их фронтовые части были еще только на подступах к нам. Но
камандование господ краснопузых, выиграв несколько часов, разместило у
Акимовки бронепоезда, которые тут же открыли бешенный огонь, уложив наши
цепи носом в траву.
обстрелом, поспешил поинтересоваться у меня назначением аэростата. В
первую минуту я и сам задумался, а потом сообразил, вспомнив Германскую.
Аэростат служил наблюдательным пунктом, откуда корректировался огонь с
бронепоездов. Да, это уже вам не штыковая под музыку. Это уже война по
всем правилам, так сказать, по науке.
несколькими сильными залпами, лениво постреливали, экономя снаряды.
Оставалось ждать подхода нашей артиллерии.
этот раз после часового ожидания выяснилось, что подвезли всего четыре
орудия. Наша батарея бодро открыла огонь, мы встали в полный рост,
готовясь идти в штыковую, но не прошли и ста метров, как вновь ударили
пушки с бронепоездов. Нас не задело, и мы продолжали движение вперед, но
огонь наших пушек становился все реже и реже, пока, наконец, не смолк.
Очевидно, батарея красных, пользуясь аэростатом, засекла нашу батарею и
подавила ее. Тут краснопузые вновь ударили, на этот раз шрапнелью, и
пришлось снова залечь в траву.
поводу намалеванного на нем лозунга. Я бы еще понял, ежели было бы обещано
убить барона, но это их "даешь" приводило в недоумение. Неужели им так
хотелось взять Петра Николаевича в плен? Вероятно, русский язык за годы
Смуты сделал такие успехи, что моего образования уже не хватало.
именовать аэростаты еще в Германскую, прицельный огонь, но проклятый
выродок из семейства монгольфьеровых висел довольно высоко. Приближался
вечер, и оставалось надеяться только на ночную атаку. Впрочем, к господам
краснопузым вот-вот могли подойти резервы.
хриплым голосом вызывать артиллеристов. Оказалось, что одно орудие
уцелело, но прислуга была перебита, и Яков Александрович приказал собрать
всех, кто умеет отличить панораму от затвора. Вызвался поручик Успенский -
на Германской он полгода прослужил во взводе артиллерийской разведки.
бронепоезда дали залп, нас засыпало землей, над батареей взлетели черные
столбы, но тут пушка рявкнула вторично, затем еще раз - и тут аэростат
исчез. Третий снаряд разнес его буквально в клочья, и мы лишь успели
заметить два белых купола - это красные наблюдатели спускались на
парашютах.
команды мы вскочили и, нарушая все правила, побежали прямо к железной
дороге. Надо было не дать большевикам времени понять, где мы и что делаем,
покуда они ослепли. Давно я так не бегал, как тем далеким вечером под
Акимовкой. Но расчет оправдался - через десять минут мы уже колотили
штыками немногочисленное прикрытие, а затем занялись бронепоездами. Теперь
мы находились в мертвой зоне, и пушки были бесполезны. Зато заговорили
пулеметы. На новичков, знаю по себе, бронепоезд, особенно вблизи,
производит сильное впечатление. Этакое первобытное чудище, клепанный
монстр с хоботами трехдюймовок. Но мы навидались всякого и прекрасно знали
ахоллесову пяту этого бронированного дракона - его лапы, то есть, попросту
говоря , колеса.
было написано белой краской "Товарищ Троцкий", и начали лупить, не жалея
патронов, по смотровым щелям и бойницам. Это только со стороны кажется,
что экиапж железного монстра надежно защищен. Бойницы прекрасно поражаются
прицельным огнем, и противник "слепнет". Покуда мы от души тратили
патроны, прапорщик Немно с двумя юнкерами, прихватив с собой сумку с
ручными бомбыми, стал обходить бронепоезд слева. Надо было выиграть
несколько минут, но чудище, словно что-то почуяв, пустило дым и начало
подергиваться, собираясь уходить.
бил по паровозу. Паровоз был защищен надежно, но грохот пуль по броне
поневоле должен был заставить господ красных машинистов переждать
минуту-другую. А этого должно хватить.
грохнул взрыв, затем еще один. Кажется, дело было сделано. Бронепоезд
резко дал задний ход, но сразу же остановился - прапорщик Немно поразил
дракона в его лапы, взорвав железнодорожное полотно. Большевики оказались
в ловушке.
неуверенно. К нам подбежал штабс-капитан Дьяков с сообщением, что один из
бронепоездов все-таки ушел, один захватили с ходу, а один, как и наш
"Товарищ Троцкий", оказался в ловушке. Тем временем красные, сообразив,
что зря расходуют патроны, замолчали. Пора было действовать.
интернациональный жест подействовал сразу же, и когда я вышел вперед,
дверь одного из вагонов со скрежетом растворилась.
глядя на склонившегося ко мне толстяка в кожанке, я потребовал немедленной
сдачи, обещая в случае отказа разнести паровоз из тяжелых гаубиц. Чтоб не
было особых сомнений, я напомнил судьбу аэростата и пообещал начать именно
с этого вагона. Взамен на сдачу я обещал всем, находившимся в поезде,
взять их в плен живыми и здоровыми. Впрочем, через пять минут гарантии
заканчивались.
партии и бывших офицеров. Я велел ему не торговаться и вылезать наружу.
одного из бронепоездов, но у страха глаза велики, и экипаж "Товарища