мимо Грона, карлик прыгнул в пустоту и, размахнувшись в полете, с
невероятной силой обрушил удар на верхнюю поверхность ложа Асканты.
Раздался громкий треск, свет померк, и карлик, скользнув на животе по
наклонившейся усыпальнице, с криком сорвался вниз. Через несколько
мгновений крик резко оборвался, и из глубины донесся звук глухого удара.
продолжали гореть холодным неярким огнем. Грон подался вперед, вглядываясь
в покрытую сеткой трещин поверхность усыпальницы.
вместе с покрывалом. Прозрачные стенки - и пустота...
потрясенно думал Грон. - Неужели ее не было там, в усыпальнице, а была
всего лишь видимость, наподобие призраков? Видимость, рассеявшаяся в пыль,
распавшаяся от удара несчастного Фая... Бедный Фай... Неужели все -
обман?.. Зачем она когда-то сошла со звезд?.."
пустую усыпальницу. - Будем искать выход и собираться в путь. Фаю мы уже
ничем не поможем.
сказала девушка.
захватив с собой припасы из кладовой карлика, выехали из ворот. Над
выжженной пустошью стелился легкий туман, в предрассветном полумраке
проступали далекие деревья и кусты, и заброшенной казалась дорога, с
которой ветер давно уже стер следы копыт. Дорога услужливо ложилась под
ноги коней, дорога была извилистой и длинной, но не бесконечной - в конце
пути возвышались знакомые Снежные Горы, а за ними начиналась пустыня, а за
пустыней - много других дорог, и все они вели в Искалор.
действительно приносит счастье. Кто знает, может быть, не глотни я вина -
и Рения никогда не вернулась бы ко мне, не оживила меня - и нам не суждено
было бы вернуться... И быть вместе..."
боец знал: он и Рения всегда будут вместе.
обернулись. Под безмятежным небом рушились башни и стены мрачного замка.
Рушились и таяли в воздухе, не успев коснуться земли. Через несколько
коротких мгновений ничего уже не напоминало о том, что на равнине только
что вздымалась угрюмая громада - и только стая черных птиц, взбудораженно
крича, металась в вышине.
унесшихся к горизонту птиц.
на груди.
ее дивных волос.
которого кусками отвалилась штукатурка, был окружен кустами цветущей
сирени; ее густой аромат растекался в воздухе. В окнах застыли отблески
уходящего за сараи солнца. На скамейке возле крыльца сидела пожилая
женщина и вязала. Взглянула поверх очков на тех, кто вошел в ворота, и
спицы замерли в ее руках. Щурила глаза, ждала, когда двое мужчин подойдут
поближе.
поправила очки.
наведываетесь. Поди уж с прошлой осени не были?
плечами.
выходные. То стучит чем-то, будто ящики колотит, а то чтой-то вроде жжет -
паленым тянет. Дня четыре уже не видела, и сегодня вроде бы не выходил. Я,
правда, с утра на рынок, а потом по магазинам. Да вы зайдите, позвоните,
звонок-то у него работает вроде. В вообще затворником человек живет - сам
никуда, и к нему никто. Спросишь: чем живешь? - улыбается. Не надо,
говорит, Любовь Егоровна, для души заботиться, что есть и пить; лучше,
говорит, посмотрите на птиц небесных. Не сеют, мол, не жнут, а Бог их все
одно кормит. Только уж больно задумчивый приятель ваш, больно
неразговорчивый. Жениться бы ему надо, я давно ему советую, так он только
рукой машет...
лестницей у стены громоздились картонные ящики с каким-то хламом,
поблескивал спицами велосипед без заднего колеса. Дверь наискосок от
лестницы была обита черным изодранным дерматином, из-под которого торчали
свалявшиеся клочья серой ваты.
кнопку звонка.
живет.
дверную ручку.
сильней. Двое вошли в полутемную тесную прихожую. Всю стену напротив
вешалки занимали деревянные полки. Они поднимались от пола почти до самого
потолка и были тесно заставлены книгами вперемежку с пухлыми картонными
папками, из которых высовывались загнутые края исписанных мелким почерком
листов и помятые ученические тетради.
другой стояло несколько кастрюль, небольшой тазик и еще какая-то утварь,
просторный стол у окна тоже был завален множеством предметов. Создавалось
впечатление, что все эти чашки, ступки, флаконы, термосы, мензурки, банки,
металлические реторты, разнообразные пакеты и газетные свертки кто-то
грудой вывалил из необъятного мешка и так и оставил, даже не пытаясь
навести хоть какое-то подобие порядка. Здесь тоже было много книг и
тетрадей, стопками сложенных на двух перекошенных табуретках возле
раковины.
книжных полок, открыл дверь в комнату.
пола скатертью, и такой же допотопный диван, неуклюжий исцарапанный
шифоньер с мутным расколотым зеркалом, этажерка с книгами и несколько
венских стульев с закругленными темно-коричневыми спинками. Торшер с
тумбочкой стоял впритык к еще одному столу - полированному, с красной
настольной лампой, усеянному книгами, журналами и исписанными мелким
почерком обрывками бумаг. Окно, выходящее в палисадник, было закрыто и
воздух в комнате был спертым и каким-то горьковатым.
начал пробираться к дивану, разгребая стулья.
помятых брюках. Глаза его были закрыты, сухие губы плотно сжаты, запавшие
щеки покрывала черная щетина. Руки, обращенные ладонями вверх, безвольно
лежали вдоль тела. В позе человека было что-то безнадежное...
крыльцо, возле которого продолжала сидеть женщина с вязанием.
хозяина захламленной квартиры; вместе с больным или пострадавшим уехал и
один из гостей. Тетя Люба, забыв про вязание, охала на скамейке, а второй
гость остался в комнате, ожидая приезда милиции. Открыл форточку,
бесцельно подошел к полированному столу с раскрытыми книгами, журналами и
грудой бумаг. Придвинул стул, сел, скользнул взглядом по строчкам,
подчеркнутым красным карандашом.
чудесным факелом в руке начала зажигать фонари вдоль дороги к внутренним
Вратам. Я поспешил дальше, но был напуган ужасным львом, сидевшим на цепи