навострил уши.
слыхал, они вон даже варягам кидало чинить помогали...
иначе... Ты лучше скажи, зачем тебя розмысл звал? Небось, выспрашивал,
часто ли винцом пробавляемся?..
больше, а наладчик. Про книгу с коваными застежками Кудыка, правда,
умолчал.
у меня кончик носа чешется бесперечь?.. Денежка есть? Тогда дуй наверх
еще за одним бурдючком!.. Сейчас мы тебя хвалить будем!.. Слышь,
братие? Кудыка-то наш! Без году неделя, а уже в наладчики попал!..
лошадка, вся наструнясь, вовлекла по зеленой весенней травке на
широкий боярский двор обитые кожей княжьи сани. Езда волоком вообще
считалась у берендеев почетнее езды на колесах, да и трясло меньше. В
торжественных случаях езживали в санях и летом, особливо кто
поименитей. Князюшка теплынский Столпосвят, известный скромностью,
предпочитал седельце да чепрак, но уж ежели и он по весеннему времени
в санках пожаловал, да еще и в собольей шубе, то, стало быть, случай
выдался самый что ни на есть торжественный.
приспешника вмиг уразумели: сватать прибыл. Третий уж день шушукалась
челядь о чудесном извлечении из-под земли бабьего любимца Докуки,
посаженного, сказывают, до времени в погреба под охрану двух храбров -
Чурилы да младого Нахалка.
неприятно озадачен сияющей рожей боярина. Насколько Столпосвят знал,
Блуд Чадович сильно огорчался предстоящим браком своей племянницы, так
что вид ему сейчас полагалось иметь угрюмый.
князюшка.
устами к княжьему уху и что-то зашептал, шевеля брадою.
воловьи глазищи, стиснул боярину локоть. - С чего бы это его так?..
ревмя ревет...
косящатого оконца. Верно, подвывали... Причем в несколько голосов.
Вообще девичьи лица не в пример боярскому исполнены были самого
искреннего горя.
прознаю, что это ты ему всю снасть отбил...
долгие рукава, клятвенно воздел длани. Хотел было и личико
запрокинуть, да бычья шея не позволила. - Солнышко свидетель, -
побожился он со слезой, - напраслину мыслишь!..
Столпосвят. - Веди в хоромы, боярин, будем совет держать...
переглядывалась украдкой да облизывала губы, не смея явно шептаться.
Всяк понимал: попади сейчас боярин в опалу - дворне тоже не
поздоровится.
шумно сел на стулец греческой работы, бросил кисти больших рук на
широко расставленные колени и замер, недоуменно заломив мохнатую
бровь.
Целая у него снасть, невредимая... Ей-ей, не вру!..
крупными красивыми губами.
боярин?.. - Князюшка внезапно повеселел, усмехнулся мудро и лукаво. -
Как он там с ладушкой со своей постель творить будет - это уж его
дело... Лишь бы свадьба была пошумней!..
Чадович. - Слышь, воет? Какая уж тут свадьба!..
закручинился вновь. Уж так ему хотелось всколыхнуть народ, насолить
Берендею со Всеволоком, так хотелось - и вот тебе на! Из-за какого-то
шпыня ненадобного все многомудрые да хитрые затеи идут прахом...
недовольный Лют Незнамыч. Плешь его была прикрыта все той же тафьей, а
хилое тельце облечено все в тот же дорожный терлик.
- Мыслили мы девичьему горю помочь, ан не судьба! Ладушка-то ее, вишь,
ни на что уже и не способен. Хвоста китового испужался... Эх, как
нескладно выходит-то! Что с ним теперь делать прикажешь?..
Присоветуй...
поднял голову, и воловьи глаза его вспыхнули. Сделать Докуку волхвом?
Да это, пожалуй, будет почище, чем женить его на боярышне. Волхвы, они
даже царю неподвластны! Что уж там говорить о Всеволоке!.. А народ-то,
народ всколыхнется...
вне себя от радости расцеловал накрест в обе щеки.
десятник Мураш.
и, сняв свою лампу с крюка, последовала за Мурашом.
иносказательно, имея в виду клеть розмысла, а вовсе не внешний мир.
Представить себе сурового Завида Хотеныча, внимающего речам ворожейки,
Чернава была не в силах. Да и о чем ему гадать-то? Пойдет сегодня
солнышко в откат или не пойдет?.. Завихляет в желобе или не
завихляет?..
вправо, к Теплынь-озеру, а влево, к извороту. Странно... Хотя розмысл
Завид Хотеныч всюду поспеть норовит. Про таких говорят: сам по ночам
обхаживает, сам собакой взлаивает.
Скрип щебня отдавался так гулко и дробно, что Чернаве то и дело
мерещилось, будто за ними бредет целая толпа. Не доходя до первой
заставы, они пересекли желоб, и оказались перед толстой дубовой
дверью, врезанной прямо в каменную стену. Мураш достал хитрое
бородчатое отмыкало и долго ковырялся им в пробое. За дверью
обнаружился черный провал еще одного отнорка, ведущего невесть куда.
Миновав вслед за десятником два поворота, Чернава остановилась.
Навстречу ей скудно сеялся прохладный дневной свет, столь непохожий на
масляное желтое пламя греческих ламп. Стало быть, и впрямь наверх?
Зачем?.. Ах да, Мураш сказал: ворожить... Кому?..
забирая все круче вверх. Вскоре десятник и зажмурившаяся с отвычки
раскладчица выбрались на ясный свет. Вокруг шевелила серебристой, как
греческая денежка, листвой осиновая роща. За светло-серыми гнутыми
стволами виднелись маковки и вислые крылечки высоких двупрясельных
домов. Странное это селение скорее напоминало слободку древорезов,
нежели деревеньку. Нигде ни единой черной избы, но и теремов
златоверхих тоже не видать...
притерпелись к сиянью дня.