Чтение 37–й страницы книги ~Холодные берега~

десятка километров, чувствовал себя выжатым досуха. И до города мне
точно не успеть, значит снова ночевать в чистом поле.

Три дня прошло, как сгиб Рууд и прочие святые братья. На мне уже
давно не было одежды священника -- вместо того я щеголял в парадном
костюме моряка, купленном за немалые деньги. Зато -- и Стража особо не
приглядывалась, и народ смотрел по-доброму. Моряков державных все
уважают. Лошадь я отпустил близ первого же городка, как обещал, и сейчас
двигался по галльским землям налегке, лишь иногда, если предлагали,
подсаживаясь на попутные повозки и дилижансы.

Жарко. Весь день было жарко, словно лето решило вернуться. А сейчас
наползают с запада тучи, и похоже, скоро польет хороший дождь. Не
хотелось бы оставаться под открытым небом.

Последний поселок я миновал часа два назад, и возвращаться было
глупо. Зато впереди, чуть в стороне от дороги, на берегу мелкой речушки,
окруженный некошеными лугами, стоял аккуратный домик. Странный такой дом
-- вроде и не фермерский, но и на загородную виллу ничуть не похож.
Словно пришел человек, купил землю окрест, да и поселился -- ничего не
делая, не выращивая скотину, не разводя виноградники.

Странно, но интересно.

Я свернул с дороги и двинулся к домику. Тропинка была едва заметна --
хорошо, если раз в неделю кто ходит. И в то же время жилище не похоже на
заброшенное. В окнах занавески, цветочки, перед домом -- клумба.
Маленькое строение рядом -- вроде бы курятник -- свежевыбелено. И в то
же время никакой ограды нет. Неужто здесь Стража такая свирепая, что
народ ни воров, ни разбойников не боится? Вряд ли. Раньше таких
гостеприимных домиков я не встречал...

-- Убирайся!

Дверь скрипнула, чуть приотворившись, и в щель высунулся длинный
ствол пулевика. Пулевик казался таким же древним, как и надтреснутый
голос, и столь же доброжелательным.

-- Добрый день! -- остановившись, произнес я. -- Зачем на честного
человека, слугу Дома, оружие наводишь?

-- А кто тебя знает, честного, -- ворчливо отозвались из-за двери. Я
расслабился. Раз начал разговор, то стрелять не станет. -- Может ты
душегуб, матросика придушил, одежду снял, а теперь у старика последнее
хочешь отнять?

Значит -- старик. По голосу даже пол не разобрать, настолько старый.

Но глаза острые -- разглядел, что штаны на мне флотские, рубашку-то я
жгутом скрутил и на плечо закинул...

-- Не душегуб я. И форму ни с кого не снимал! И тебя вреда не
причиню!

-- Все вы так говорите, -- откликнулся недоверчивый хозяин голосом
человека, которого за последнюю неделю убили раз пять. -- На чем плавал?

-- На "Сыне Грома", -- не задумываясь соврал я. -- Старший матрос,
Марсель меня зовут.

-- А чего здесь делаешь?

-- В Лион я иду, к своим. Вот, хотел ночевать напроситься...

-- Так я и думал, -- мрачно ответил старик.

Я топтался перед дверью, размышляя, не стоит ли отправиться подальше
от старого маразматика с пулевиком.

-- Дождь сильный собирается?

-- Сильный, -- подтвердил я.

-- Тогда иди в курятник. Выбери курицу пожирнее, придуши, и тащи
сюда.

Ствол пулевика качнулся и скрылся. Хозяин так и не объявился.

-- Какую курицу? -- растерянно переспросил я.

-- Пожирнее! -- рявкнул дед с неожиданной силой.

Ну и дела. Пожав плечами, я пошел в курятник, закрытый лишь на
щеколду, и действительно обнаружил там десятка два куриц. Пинками
отогнав самых проворных от дверей, я схватил первую попавшуюся и свернул
ей шею.

Неужели для деда даже нет разницы, хорошую несушку в суп пустить, или
бестолковую старую птицу?

-- Поймал? -- осведомился дед из-за двери.

-- Ну да...

-- Тогда входи.

Дверь открылась, и я наконец-то увидел хозяина. Выглядел он и впрямь
лет на восемьдесят, но при этом вполне крепким, чтобы завалить курицу
самостоятельно. Пулевик -- немногим его младше, кремневый, с длинным
стволом, дед по прежнему держал наготове.

-- Счастливый ты, -- непонятно сказал он. -- Дай куру.

Я вручил ему бедную птицу с полной уверенностью, что теперь мне
прикажут убираться вон, а то еще и сопроводят приказ порцией свинца.

Дед глянул на курицу, покачал головой:

-- Ты, парень, не только птицам привык шею скручивать. Верно?

И что он углядел в курице?

-- Верно, -- признал я. -- Я же все таки военный человек, дед.

Внутри домик тоже был чистым и опрятным. Вряд ли старик сам порядок
поддерживает. Большая комната, из нее еще две двери внутрь, стол --
внушительный, не на одного, на нем яркая керосиновая лампа. Камин
пылает, к нему два кресла придвинуты. Шкаф -- а на полках, под стеклом,
помимо посуды и всякой мелочевки десятка три книг. Ого!

-- Знаем мы таких военных, -- мрачно изрек дед. -- Сумеешь ощипать?

-- Дело нехитрое.

-- Пошли.

За одной из дверей оказалась кухня. Я огляделся -- растопленная
плита, в железной -- железной! -- кастрюле кипит вода, на полках --
немало продуктов. Столовые приборы -- деревянные, но нож железный, и
кастрюль медных -- две, и сковорода чугунная... Богатый старик! Зачем
ему жить в глуши? И уж тем более -- зачем пускать незнакомцев?

-- Дед, а ты сам не душегуб часом? -- осведомился я.

Дед захихикал. Сухой, жилистый, даже сейчас, слегка горбясь, он был
выше меня ростом. Сил, конечно, у него не много, но в общем все
выглядело как в страшной детской сказке. Заблудились дети в лесу, пришли
в домик, а там их старик-людоед встретил...

-- Конечно. Видел же -- я такой душегуб, что на солнечный свет боюсь
высунуться, -- охотно ответил он.

-- Ладно, старик, пойду... -- сказал я.

-- Да подожди... -- он отставил свое ружье в угол. -- Не душегуб, не
бойся. Свари куру, я картошки почищу. Есть-то хочешь?

-- Всегда, -- освобождая ему место у стола, ответил я.

Вдвоем мы за полчаса соорудили ужин. Пока курица варилась, дед молча
достал бутылку вина, разлил по хрустальным бокалам, первым отпил.

-- За твое здоровье, старик, -- сказал я, делая глоток.

-- Жан. Меня зовут Жан.

Жан так Жан.

-- А тебя как звать?

-- Я ведь говорил -- Марсель.

-- Недослышал, прости уж старика.

Ага, такой недослышит.

-- Не боишься случайных людей в дом пускать? -- спросил я. --
Как-никак живешь богато.

-- Ты же честный человек! -- наигранно удивился дед.

-- Отец Жан, я не дурак. Странно ты себя ведешь. До города километров
двадцать, так? Земля вокруг твоя...

-- Я мирный селянин...

-- Да какой ты селянин, -- ухмыльнулся я. -- Не сеешь, не пашешь,
лозу не растишь, из живности одни куры...

-- Живу не с земли. Но на земле.

-- Как знаешь, -- пожал я плечами. -- Приютишь на ночь -- спасибо.

-- Да пущу я тебя, все будет с кем поговорить. Достань лучше из шкафа
сыр, нарежь...

-- Кто ты, Жан? -- тихо спросил я. -- Если простой человек -- то как
живешь тут один, никого не боишься? Если святой -- то не слишком-то
святую жизнь ведешь. Если ангел Господний -- то не к лицу тебе таиться,
правды не говорить.

-- Э, святых-то я еще встречал, -- вздохнул старик. -- А вот ангелов
-- не приходилось... Я всего лишь отшельник.

Отшельников встречать мне доводилось. Но выглядели они...

-- Дед, я человек прямой, военный...

Старик ухмыльнулся. Да что такое, за три дня никто в моем маскараде
не сомневался, а этот будто в игру со мной играет!

-- Ну ладно. Я простой лекарь. Когда-то им был. А сейчас -- доживаю
тот век, что мне остался...

-- И как это тебя от душегубов хранит?

-- А ты подумай, Марсель, -- усмехнулся старик. -- Подумай.

-- Лихих людей лечишь? Нехорошо!

-- Лечить всегда хорошо. Я законов не нарушаю -- если исцелю
душегубца, то Страже о том сообщу. А дальше ее дело... пусть ищет.

-- Встречал я таких лекарей. Только клятва Гиппократа от Стражи...

-- Может и не спасает. А вот титул -- да.

Я оторопело смотрел на старика.