откровение, но на всякий случай приосанился с небрежностью, королю мудрые
мысли высказывать привычно, он натаскался еще в Сарацинии, когда гонял
новичков перед штурмом какой-нибудь захудалой крепости.
гранита, почти такого же красного как его волосы, веки тяжело отгородили
пронзительно зеленые глаза от синего неба. Лицо было обреченное. Он молча
смотрел невидящими глазами в небо, дышал тяжело, с нехорошими хрипами.
вдоль стены, ощупывал и осматривал, как вдруг краем глаза уловил движение.
По-звериному быстро повернулся, а сердце вскрикнуло в страхе, уже
чувствуя, что на этот раз безнадежно опоздал...
Даже лицо было слегка зеленоватым. Томас увидел мгновенное смазанное
движение, и в смертном страхе понял, что лесной эльф -- а они умеют
пускать стрелы со скоростью молнии, натянул лук, а острый наконечник
стрелы направлен ему прямо в лицо.
от слепящего солнечного зайчика, над ухом Томаса вжикнуло, больно дернуло
за клок волос. Лицо эльфа исказилось гримасой ярости. Рука снова
молниеносно метнулась к колчану за спиной, вторая стрела легла на
тетиву...
гнилой орех, лезвие прошло наискось, срубило плечо и со звоном ударило в
стену. Блеснул сноп искр, руки Томаса едва не вывернуло, а мышцы онемели
по самые плечи.
спиной затопало, калика вскрикнул:
ножны, руки дрожали и не слушались, он несколько раз промахивался.
эльфа, побрел вдоль стены, затем отпихнулся, сердце все еще колотится как
у зайца, потащился следом. Он чувствовал, как нарастает напряжение. Это
было как ощущение лесного пожара, как приближение страшной грозы, которую
еще не видно, не слышно, но муравьи уже спешат домой, закрывают щелочки в
муравейнике, ласточки спешат наловить мошек, трава затихает, растопыривает
под землей корешки, готовясь ловить поступившую влагу.
были боль и поражение. Медленно двигая губами, словно переставлял скалы,
произнес бесцветно:
как в соседнюю деревню. Те времена кончились.
такого быть не может! А если может, то мы ж люди! Мы должны суметь, нас
такими создал Господь.
ногу, заглядывал ему в глаза, губы вздрагивали, а на глазах вот-вот
выступят слезы.
Олег повернулся и пошел прочь. Томас, как привязанный, медленно двинулся
следом. Все тело налилось горячим свинцом, в груди была боль, а горло
стискивала чужая рука.
дрогнуло, ему почудилось, что земля качнулась, словно ее кольнули.
Негромкий гул докатился из глубин, но его перекрывал шум в голове.
Каменная стена, что загораживала дорогу дальше, звонко щелкнула, будто
раскалили в огне. Томасу почудилось, что там подобно зловещей черной
ящерице пробежала трещина, оставляя расколотый след. Калика уже ушел
далеко, Томас позвал дрожащим голосом:
выражение. Все чувства Томаса были подобно ветке ивового куста со снятой
корой: он ощущал все необычно остро, сейчас почудилось, что калика ждал
чего-то подобного. Но голос отшельника прозвучал буднично:
Хочешь, погляди.
расставался язычник. Побежал, заглянул, протиснулся дальше, едва не
задавившись в узком проходе, закричал во весь голос:
выдали то, что уже ощутил он сам. Тот, кто пытался их погубить здесь, в
мире живых, намеренно открывает дорогу!
и огненными озерами, а в болота родной Британии. Плечи Томаса опустились.
Во всей фигуре было столько печали, что голос калики потеплел, потом Томас
ощутил, как на плечо упала широкая ладонь, легкая, как перышко, и теплая,
как нагретое перед камином одеяло:
выбора?
щель, а Олег, оглядевшись, покачал головой. Меднолобого друга, понятно,
что заставляет лезть в саму преисподнюю. Любовь, одухотворенная часть
животного совокупления, еще долго будет вертеть людьми, как водоворот
щепками. Но что заставляет идти с ним его, мудрого, повидавшего,
разочарованного?
прозвучало железо:
оглянулся. Калика шел следом, за его спиной блеснули яркие лучи жгучего
полуденного солнца. От одежды калики пахло зноем, горячей пылью, на лбу
блестели капельки пота. Он перевел потрясенный взор на странную долину.
темнокрасной кровью горы. Томас видел, как кровь стекает в долины, но
распухший от боли шар багрово исчезал за частоколом гор, и кровь темнела,
ее поглощала зловещая чернота, что победно поднималась снизу. Он
чувствовал, как сердце сжалось от тревоги, грудь стеснилась страхом и
смятением.
небо, сливались. Томас угадывал движение, что-то проносилось, нагибая
ветви: то ли плотные тучи, то ли неведомые ночные звери, складывая крылья,
садились на верхушки.
наплывами, черными впадинами, откуда злобно сверкают желтые глаза
неведомых тварей.
следит за нами... не человек? Ну, не маг из Семи Тайных? Или какой-нибудь
могучий маг, которого не знают Тайные? И ты не знаешь?
утешениями, и он, покачав головой, молча пошел вдоль леса по крутому
косогору. Томас почти сразу услышал злобное мяуканье, огляделся в
недоумении и страхе, никого не узрел. Когда же прошли еще с сотню шагов,
навстречу вышла рысь -- огромная, пятнистая, с торчащими волосами на ушах.
вышел массивный лев, тяжелый и грозный. Он зевнул, распахнул чудовищную
пасть, до Томаса докатилось смрадное дыхание. Глаза льва горели желтым
огнем. Томас сделал движение обойти справа, но из кустов вышла худая и с
оскаленной пастью волчица. Шерсть висела клочьями, ребра торчали,