Чтение 37–й страницы книги ~Рубеж~

принялся пани Сале обхаживать. У той, понятно, свой интерес, да только
нашего пана не проведешь! Аукнется ей ее белое платье! В нем и зароют,
едва дорожка через Рубеж откроется!

- Есть у меня думка, как толк наладить! А ведь у них там даже
рушниц нет!.. Да, ты этого ребенка-то видел?

- Видел, пан Станислав, - удивился я. - Только не
разглядывал, дите себе - и дите!

Он вновь задумался. Выпустил клуб сизого дыма, качнул
головой.

- Ан не совсем! То, что пальцы на руках не по счету, - ладно.
И не таких рожают! А вот сколько ему?

- То есть? Что пан имеет в виду? - удивился я. - Гринь Чумак
говорил: дите две недели как родилось...

- Две недели! - пан Станислав даже трубку отложил. - Да ты бы
доглядел сейчас на него, на байстрюка этого! Ему полгода - не меньше!

Скоро зубы резаться будут!

Полгода! Я вспомнил вопящий сверток на руках у пани Сале.

Полгода? Был бы гоем - точно б перекрестился. Кто же ты
такой, Пленник?

- А с братом его, пан Юдка, мы вот что сделаем. Утром
человечишка прибежал из Гонтова Яра, поведал кой-чего. Тамошние
лапотники совсем спятили. Хату, где тот хлопец жил, спалили, да мамку
его из домовины выбросили...

- Как? - мне показалось, что я ослышался. - Из домовины?

- Выбросили и колом проткнули, а после тоже сожгли - чтобы с
чертями не путалась да из могилы не вставала. Что с хлопов взять?
Дурни! Вот мы про это чумаку и расскажем. Сам же говорил: лихой из
него сердюк выйдет! Будет при брате - да при мне!

Лихо пан Станислав задумал! Теперь чумак сам за шаблюку
схватится.

- Вот так! Как за Рубеж пойдем, его и возьмем - вместо пса.
Как думаешь, пропустят нас твои ангелы?

На этот раз я не удержался - вздрогнул. Пан Станислав
усмехнулся, но усмешка почти сразу погасла.

- Их можно... подкупить - или напугать? Подкупить? Пани Сале
попыталась - на свою голову. А вот напугать...

- Рабби Шимон бар-Йохай когда-то прогнал Малаха-Разрушителя,
- осторожно начал я. - Прогнал - и запретил возвращаться. Но я - не
бар-Йохай. И вы, пан Станислав, тоже.

- А договориться? - живо подхватил он. - Ведь нужно же им
чего? Я закрыл глаза. Блаженны несведущие! Договориться - с кем? С
чем? С громом, с молнией, с потопом?! С Рубежными Малахами?! На миг
все словно сгинуло - и я вновь очутился в холодном мокром лесу у
старой дороги на Умань. Заныли скрученные веревкой запястья, запершило
горло от страшного, удушливого духа горящей заживо плоти. В глаза
ударил ослепительный свет - ярче пламени, ярче солнца: белый,
Проникающий даже сквозь закрытые веки.

- ...Твое желание услышано, Иегуда бен-Иосиф! Да будет так! И
знай, что жалеть уже поздно!

Ярина Загаржецка, сотникова дочка

Кровный соловый конь нетерпеливо переступал тонкими ногами,
плохо понимая, чего ждет хозяйка. Горячие ноздри раздувались, копыта
били в снег.

Ярина растерянно оглянулась. Вот еще одни сани, забитые
добром, за санями бежит одуревший козленок, на руках у бабы - рыжая
кошка.

Бегут!

С самого утра бегут - кто в Полтаву, кто в близкий Харьков.
Пустеют Валки!

Девушка покосилась на Хведира. Тот сгорбился, вцепившись
здоровой рукой в конскую гриву. Конь словно чуял - свесил голову,
глядя вниз, на истоптанный снег.

За этот страшный день парень почернел; у рта залегла
нежданная складка. Горе - и поплакать некогда.

Вот и еще сани, на них баба с двумя младенями. Муж тут же
сидит на пристяжной в распахнутом тулупе. Бегут!

... Тело пана писаря привезли поздним утром - порубленное, с
выжженными очами. Неладно умер Лукьян Еноха! Остальных оставили в
Хитцах - в полусожженной церкви. И некому было оплакать - в селе не
осталось ни души. Кто не погиб, порубленный, пошматованный,
застреленный, тот сгинул, уведенный неведомо куда.

Погинули Хитцы! И страх пошел по округе. Некому отозваться,
некому стеной стать...

- Может, и вправду уехать? - поневоле вырвалось у девушки. -
Хведир, что делать?

Бурсак мотнул головой, щека дернулась.

- Пока батьку не поховаю - никуда не уеду. Да и куда бежать-
то? Зима! В лесу - верная смерть, а в поле - нагонят.

Девушке стало стыдно. Бурсак в окулярах ее смелости учит! А
ведь верно, учит!

Послышался дробный топот. Из-за угла вылетел Агмет на своем
вороном, подскакал, махнул рукой.

- Сюда идут, ханум-хозяйка! Я им сказал, чтоб шибко сюда шли!
К тебе, ханум Ярина!

Единственный глаз татарина горел злым огнем. Агмет тоже не
боялся. Не боялся - и первым сообразил, что делать надлежит. Ярина
улыбнулась - верно! Пусть идут, разберемся!

Толпа уже вываливала на майдан - мужики, бабы, молодые парни,
даже детишки. Впереди грузно семенил валковский выборный - тучный
старик, умевший, как хорошо помнила девушка, лишь кланяться и
поддакивать. Оттого и выборным поставлен!

Люди заполнили майдан, окружили всадников. Кто-то протянул
руку к узде солового скакуна, но Агмет свистнул камчой - и смельчак-
невежа поспешил отшатнуться.

- Панна сотникова! Чего делать-то? Скажи, чего делать? Пущай
скажет! Скажет!

- Чего там спрашивать? - тут же отклинулись иные. - Бежать!
Бежать надоть! Из Минковки уже бегут, из Перепелицевки бегут!..

Ярина ждала. К горлу подступил страх, и она с тоской
вспомнила батьку. Пан Логин Загаржецкий живо бы объяснил этим мугырям,
чего делать надо. Но батька далеко, а беда - вот она, рядом.

Она вновь взглянула на Хведира. Парень смотрел вниз, под
конские копыта. Да, не вояка! Вот браты его - один к одному,
черкасская кость. Но они тоже там, на синем Дунае...

- Тихо!

Ярина привстала в седле, рука с "корабелкой" взлетела к
серому низкому небу.

- Тихо, панове-молодцы! Что орете, как жидовский кагал?
Пришли слухать - так слухайте, чего я скажу!

Гвалт стих, сменившись холодным, тяжелым молчанием. Десятки
глаз смотрели на худую плосконосую девушку в серой кожушанке и
черкасской шапке с белым верхом.

Ярина подождала, вдохнула холодный воздух.

Пора!

- Что, обыватели валковские? Бежать вздумали? Волков по
чащобам кормить?! Вы побежите, соседи побегут - и край запустеет. Для
того ли прадеды ваши здесь засеки строили да татар в пень рубали?
Неужто они трусов породили?

Ответом была тишина. Мужики прятали глаза, смотрели вниз,
отворачивались.

- Батька твой, панна сотникова, далеко, - наконец бросил кто-
то. - Он на Дунае, а мы - здесь. И татары здесь. Пан писарь погиб и
все черкасы с ним. Кто Валки оборонит?

- Верно, верно! - откликнулись другие. - Чего ее слушать,
соплюху!

Бежать надоть, бежать!

- А ну, цыть! - "корабелка" вновь взлетела к небу. - Трусов
не держу - дорога скатертью! А кто не трус, меня слушай!

Ярина на миг замолкла, переводя дыхание и давая возможность
перепуганной толпе прийти в себя. Соплюха? Пусть и соплюха, зато у нее
кровь в жилах, а не гнилая водица!

- Эй, панове-молодцы, обыватели валковские, мугыри да
свинопасы, костерники да броварники! Хватит вам под перинами
прятаться, в винницах страх заливать да по запечьям дрожать - ждать,
покуда татарский аркан не найдет! Кто смелый - иди со мной, Яриной
Загаржецкой, дочкой сотниковой, наши Валки боронить! А кто трус,
смелость взаймы бери и тоже иди! Или не деды ваши с паном гетьманом
Зиновием Старых Панов под Пилявцами рубили да татар на Изюмском шляху
гоняли? А не пойдете - по селам поеду да молодиц с рогачами наберу, а
все одно: врагов в Валки не пущу! И в том слово даю крепкое,
черкасское! Поняли? Девушка задохнулась, рука с шаблей опустилась
вниз. В горле першило - не иначе голос сорвала. Не беда, лишь бы
услыхали!

Услыхали! Тишина сменилась гулом, но голоса теперь звучали
иначе.

Очнулись мугыри!

- А сотником кто будет? - высокий парень в коротком, не по
росту, Кожухе пробился вперед. - Не можно без сотника, панна Ярина!

Парень был знакомый - Миско Швец, из самой голоты. Год назад
в черкасы просился, да не взяли. Какой черкас без коня?