старости, корни кустарниковые - вот и все топливо, а еще ведь и Хворому
под спину веток напихали, и травки помягче - забота!
наступает, отчетливо. Я своей зажигалкой развожу костер, его со стороны не
видать, а тепла он дает даже больше, чем я ожидал. Сторожить - у костра и
вообще - решили по-честному, кто сколько сможет или сочтет нужным. Не знаю
кто как, а я несмотря на пустой живот и комаров, завывающих вокруг,
засыпаю почти мгновенно, а растолкали - как и времени не прошло, но небо
уже серое. Растолкал Паханенок, сам без лишних слов залез в мою ложбинку и
засвистал себе носом колыбельную. От озера потихоньку расходится туман - я
вижу, как его стена медленно поднимается из воды и движется вдоль берега.
Если смотреть на него долго и не шевелясь, то в его клубах и слоях
начинают казаться то лица, то фигуры, один раз я даже какую-то батальную
сцену разглядел, но отвлекся и потерял картину, снова только бесформенные
глыбы, тихо плывущие над водой. Зрелище жутковатое, и гораздо приятнее
любоваться дымом костерка. Он-то без всяких вывертов льется в небо
жиденькой струйкой. Тишина стоит вокруг - мягкая такая, ватная, и даже
посвистывание каких-то мелких птичек не нарушает, а только оттеняет ее.
Интересно, чем можно бы этих птичек ловить? Силков, что ли, наделать или
какое-нибудь подобие лука соорудить и эльфов вооружить. И для охоты, и для
вообще. Они ведь все прирожденные стрелки - и рука твердая, и глаз верный,
и своего рода чистоплюйство - не своей рукой у врага требуху вытаскиваешь
и полосуешь, а на расстоянии, быстро и чисто. Хотя из людей, кого я хорошо
знал, большинство здесь тоже не любители такой грязи. То ли дело призрака
рассеять - одно удовольствие. Ага. То-то я о призраках задумался - идут,
колыхаются, и не от озера, как можно было бы ожидать, а наоборот,
спускаются со склона, шесть сгустков темноты, размерами с хороший дуб
каждый. Костерчик им сверху, конечно, виден, но такой жидкий вряд ли их
отпугнет, и я стараюсь побыстрее сообразить, что бы в такой ситуации
сделать умное. Но черным до нас дела нет, они движутся к озеру, а оттуда
им навстречу поднимаются белые туманные фигуры, в них все яснее
различаются человеческие пропорции - руки, ноги, голова в шлеме, щит на
груди. Видимо, намечается схватка. Да, так и есть. Такого я еще не видел -
медленный и бесшумный бой черных и белесых громадин, которые кромсают друг
друга со всей скоростью, на которую способен туман под дуновениями легкого
ветерка - настолько легкого, что даже дымок орт костра почти не
отклоняется от вертикали. По ходу битвы небо становится все бледнее и
бледнее, чувствуется, что за склоном утро уже наступило вовсю, а черные и
белые постепенно теряют свои формы и всякую координацию движений между
отдельными частями, и наконец все расползается обычным холодным и
промозглым туманом. Пахан проснулся и тоже смотрел представление, хотя и
не сначала.
конец. - Все боятся, а бояться здесь нечего. В давние времена здесь битвы
были, кого с кем - и не упомнит никто. А озеро - оно еще древнее, и все
это до сих пор в снах видит. Может, теперь здесь и мы будем появляться по
утрам... Ты еще сидеть будешь? Ну, я тогда на боковую, у меня свои сны
тоже есть.
греюсь над остатками их тепла, пока не зашевелился Паханенок, потом эльфы
как по команде повскакивали, даже Хворый, а там и наш проводник соизволил
окончить разглядывание "своих снов". Попил водички внападку с бережка
грязного и предлагает двигаться. Если через возвышенность перейти, потом
лесочком, то там есть деревня. Соплеменников у Пахана в ней нет, но можно
что-нибудь украсть или отнять. Особых мнений никто не высказывает, и
поэтому просто начинаем лезть вверх по склону. Он хоть и не отвесный, но
весьма крутой, покатишься - не ухватишься. Со склона далеко окрест все
видно - равнина уходит к горизонту, почти вся покрытая темно-зеленым
лесом, а вдалеке-вдалеке угадываются контуры гор. Над лесом струйками
поднимаются два дымка. Один, потолще, я знаю - это поселок, пекарня там
одна на всех, а второй дымок гораздо ближе, он с той стороны озера на
берегу. Я задерживаюсь, и одной рукой Пахану на этот дым показываю, а
другой за куст держусь.
преследования наверняка сейчас вон с той стороны обходит, тот край воды
отсюда еле-еле видать.
медленно ползем вверх - без разницы, и кажется, что он никогда не
кончится, но конечно же, конец есть. Взмокший и тяжело дышащий вылезает на
ровное место Пахан, затем свежие и вроде бы как даже посвежевшие эльфы, а
там и мы с Паханенком подоспеваем. Местность, куда мы попали, вид имеет не
очень эффектный: густая трава по колено, из нее то там, то сям торчат
дохловатые сосенки. До деревни рукой подать, по словам Пахана, но эти
"рукой подать" приходится топтать далеко за полдень. Эльфы после подъема
вновь Хворого волочить взялись, нам не доверяют. Это только к лучшему - у
меня, к примеру, чувства голода и усталости уже привычными стали, но от
этого не менее ощутимыми. Пахан выбирает небольшую ложбинку на краю
пастбища и сообщает, что ему идти "на дело" нельзя, собаки здесь наверняка
на гоблинские народы натасканы, так всегда делается в этой глуши. Идти в
деревню собрались Граф и я, Пахан Графу ятаган свой предложил, а тот
отказался. Деревня маленькая, дворов сорок, не более, два добротных
каменных дома в середине единственной улицы, длинный общий коровник на
задах. Огороды небогаты, все больше лук да свекла, деревьев плодовых и
вовсе нет. Все эти подробности мы с Графом высматриваем, лежа в траве
возле старого колодца между выпасом и деревней, ему явно не по себе от
предстоящего ограбления мирных жителей, но сдерживается подельщик мой и
молчит. Объектом нападения я выбираю второй домик с краю, из него
огородами легче всего уходить, хотя у таких нерях, как там живут, много не
возьмешь - вон как все сорняками заросло! Объясняю Графу задачу и порядок
действий, заставляю повторить - и вперед. Он ползет чуть впереди, и
насколько от меня хруст и шелест стоит, настолько он идет аккуратно и
бесшумно. Вот и забор, и бревно обвалившееся - подгнило, наверное,
спасибо, что не починили. Огород, Граф неслышной тенью подкрадывается к
крыльцу - я резко киваю, он с треском распахивает дверь и рвется внутрь,
шум, короткий удар, вскрик - и я с устрашающим воплем влетаю следом, сразу
отскакиваю вбок от двери, задев что-то тяжелое, висящее на стене, и оно
больно рушится мне на ногу. Я ногой дергаю, это что-то летит вперед и
вверх и попадает в Графа, сидящего на полу с кинжалом в руке. Он пытается
отпрянуть, вспрыгивает вверх и бьется головой об просевшую балку потолка,
а я, кинувшись к нему, застреваю в щели между половицами и растягиваюсь
рядом. Уже лежа я наконец оглядываюсь вокруг и только теперь понимаю весь
позор положения. В избе кроме нас двоих нет никого и никого не было по
крайней мере месяца три, судя по пыли на полу. Щель, в которой моя нога
застряла - прямо перед входом, Граф, бедняга, видимо, в нее сразу же и
ухнул. Вокруг валяются свежие осколки того, что висело на стене - пожалуй,
это было что-то вроде здоровенной раскрашенной маски из дерева и глины.
Граф ощупывает голову, а я продолжаю оглядывать помещение. Меблировка
небогатая - лавка и обломки стола лежат, и все. На стенах плесень и
нездорового вида грибы, они и обломки маски - единственное, на чем нет
слоя пыли. Небогато. Соучастник того же мнения. Он предлагает пойти к
соседям, но я против, сначала надо здесь пошарить. После недолгого поиска
обнаруживается лестница в погреб. В избе полумрак, ставни закрыты, а
лестница ведет в почти полную темноту. Тянет оттуда сыростью и затхлостью,
я очень живо вспоминаю свой недавний подземный склеп и говорю:
"светлячок" и подаю Графу Он кивает и отважно спускается вниз, возится и
потом зовет к себе. С некоторым неудовольствием приступаю к спуску.
Ступеньки, правда, не скользкие, но держатся буквально на ниточках - то,
чем перекладины к продольным слегам привязаны, иначе и назвать нельзя.
Добравшись до пола, я оглядываюсь, вижу огонек и иду на него - четыре
шага. Граф со светлячком стоит у здоровенной кадки, в которой под
небольшим слоем плесени оказывается неплохая соленая репа, с голодухи она
так и просто отличной кажется. Конечно, хлеба бы к ней не помешало добыть,
но ничего, и так сойдет. Пока я набиваю живот, Граф ходит по углам
подпола, довольно большого для такого дома. Он видит в темноте,
естественно, лучше меня, и того, что он разглядывает, освещая крохотным
огоньком, мне не видно.
разом, а кадку бросили, потому что уж больно тяжела была.
Рубашка немедленно промокает и начинает вонять.
прямоугольник обозначает начало бревенчатого короба.
несложен, я его снял, оказалось, он от этого входа глаза отводил.
деревенской улице, как я понимаю, а потом сбоку подходит еще один коридор,
что решительно не нравится ни мне, ни Графу. Дальше - резко вниз, снова
прямо и снова вниз, потом петляет так, что я всю ориентировку потерял.
Снова долго и прямо, а потом Граф вдруг резко шепчет:
ощупь мы проходим еще один заворот, брезжит свет, еще зигзаг и стоп.
Последний прямоугольник бревен обрывается в огромный круглый зал, он в
Конан-Дойль Артур
Ковальчук Вера
Бажанов Олег
Каргалов Вадим
Шилова Юлия
Орловский Гай Юлий