левую руку...". Пешеходная улица и оказалась Советской. Повернул направо,
и, верно, по левую сторону улицы, не доходя и двух кварталов, с
облегчением углядел дверь с заветной надписью, ведущую внутрь массивного
дома эпохи сталинской солидно-помпезной архитектуры. "Наш человек!", - с
благодарностью подумал о бородаче.
пятиалтынный, и спустя десять минут получил координаты местожительства
любимой женщины. Спросил миловидную "горсправщицу", как добираться, и по
Советской вскоре дошел к проспекту, именованному в честь самого главного,
пятибуквенного, вождя революции. Троллейбус, посоветованный девушкой,
проигнорировал, четверть часа поголосовал, что твой депутат ВээС времен
шестибуквенных (первого и второго) и семибуквенного вождей, и в конечном
итоге загрузился в салон коричневого "москвича", "тезки" с шашечками на
боках. (Если бы ему пришлось ехать на улицу, названную именем
восьмибуквенного вождя, вот была бы хохма! но этим именем улицы пока не
называли, а может, никогда и не назовут... А то получился бы сплошной
"революционный путь".) Включенное радио ловило в эфире и через динамики
извергало в салон жесткий ритмичный дэнс-мьюзик, и настроение несколько
поднялось. ("А твоя догадка, друг, что музыка - как программа, - верна! -
подумал в этой связи. - Каждая песня - как дискета. Не то слово.")
Расплатившись с "шефом", метнулся к ближайшему таксофону, оказавшемуся
"красивым", и еще раз получил в ухо длинными гудками. Казнил за саботаж
еще одну трубку и пошел к Марине...
закуски и рислинга, торопился вернуться в квартиру отшельницы с глазами,
как у смертельно больной собаки. У нее всегда были самые выразительные на
свете глаза, но страдание умирающей от боли ненужности и одиночества Души,
изливающееся во взгляде их сейчас, превзошло все мрачные прогнозы Михаила
во сто, в тысячу крат...
перепонку, вздули чувство вины перед другом из маленького воздушного
шарика до размеров аэростата.
очередную телефонную трубку. Надо торопиться. "Боже, как я соскучился по
ней... Черт побери всех Стасиков в этом мире! Но должны же во мне найтись
силы, чтобы вытащить ее из ямы одиночества, куда падает, падает, падает
женщина, которую я люблю больше жизни, больше себя, даже больше Ее
Величества Науки... Они есть во мне, Мариш, я знаю. Только не нападай на
меня, как каратэист, с воплями "Йя-я-а!", не бей насмерть сразу, дай мне
шанс, и я отогрею твою озябшую Душу..."
грозило остаться старой девой, всем казалось, что, помимо Науки, ее в этом
мире ничто не привлекает. И когда Стас как-то в курилке восьмого этажа
поспорил с парнями, что закадрит "кандидатку в академики", все, кто
присутствовал, долго давились дымом и смехом, не верили в его успех на
этом конкретном фронте, но триумфальный покоритель сердец, институтский
Съемщик N_1, забожился и сказал, что клянется собственными гениталиями, а
в его устах подобная клятва смотрелась серьезной гарантией. Кроме того,
парни выставили залог, что-то около трех кусков собрали в шапку по обычаю,
и в случае неуспеха Сахновскому предстояло выставлять "квас" на
соответствующую немалую сумму. Отступать ему было некуда. "Отступать
некуда. Позади - Москва!". (Политрук Клочков) Сиречь - эНКаВэДэшные
заградотряды с приказом расстреливать из пулеметов каждого, кто хоть шаг
назад сделает. Подвиги - совершаются, когда никакой альтернативы не
остается, сказал один циник. Нормальный человек на амбразуру полезет
только тогда, когда испробует все прочие способы и грохнет все гранаты.
обычного или нет, а жаль. В "горячем" состоянии люди еще и не такие далеко
заводящие предприятия начинали.
сумел придумать более умного способа их получения.
сделке, заключенной в курилке, слишком поздно. Парни с особым умыслом его
в известность не ставили. Чтоб не дать в руки единственному, по всеобщему
мнению, реальному сопернику главного "кадриста", оружия для отпора.
Чистоту эксперимента соблюли, хохмачи доморощенные...
порядочностью, против наглого напора подонка, отлично знающего свое
"ремесло". Мишины "голословные утверждения" Марина не слушала. Бешеного
волка без оружия не одолеешь, осознал Михаил гораздо позднее, когда Марина
озлобилась, ринулась искать утешение в загулах. Добро должно быть с
кулаками, иначе зло победит, оно сильнее, и средств не выбирает... "Мое
оружие - справедливость!", - сказал как-то друг Зорро. На что Зорро
ответил: "Советую тебе обзавестись клинками и пистолетами, иначе не
победишь." В том, что Зорро - герой, несущий добро, сомнений ведь нет?.. А
справедливость - так называемая "высшая" тем паче, - слишком слабое
средство борьбы в мире, где правит Зло...
нереальности происходящего, в которое его вогнали раздумья и воспоминания.
- Сейчас, погодите, достану...
Михаила. Этот кто-то, по всей вероятности, находился за спиной
непонятливого прохожего с пакетами, полными покупок. - И куртяк у него
клевый, наш куртяк, ты понял?
стояли трое верзил в норковых шапках, "вареных" куртках, в воротах которых
просматривались мохеровые цветастые шарфы. Лет на пять постарших верзил,
чем обратившийся к Михаилу за куревом паренек. И поодаль, шагах в десяти,
сидела на корточках под стенкой дома, компания из пяти-шести безликих
индивидов, покуривая папиросы. "Кажется, там и девчонка есть", - вдруг
выделил взгляд джинсовую юбку. - У вас же есть, ребята?.. - сказал Михаил.
- Курево-то у вас есть...
Сам снимешь, или валить тебя?
- вот... Произвол правит миром, какая там к чертям справедливость...
"Если я сниму куртку и отдам этим, то никогда в жизни не смогу себя
уважать, - понял Михаил. - Хотя отдать без разговоров - самое разумное.
Однако разум - это лишь одна ипостась Человека. Душа - совершенно
другая... Главное - ее сохранить. Ни к чему жизнь, разум, плоть, когда
мертва Душа. А как может считаться живой Душа человека, который потерял
уважение к самому себе, какое право имеет он любить Женщину...".
добра и зла - искажены вашим разумом. А души ваши - мертвы, слышите?!!
нелюдей. - Ну гляди, тормознутый, я предупреждал...
звякнувшие разбивающимися бутылками, и ударил первым. Достал. Левый
крайний, заправила ихний, зарычал от боли и выхватил нож... "Очки, черт...
- успел подумать Михаил, услышав девичий вскрик: "Мочи-ить!..", и ощутив,
как раскаленное жало вонзается в живот, кромсая внутренность безумной
болью, - ...только бы не разбить очки... как я к Маришке приду, с такими
очками-то, она же все поймет, она же расстроится...".
напасть, сокрушить противника, но кулак его сжатый свистнул в воздухе,
никому не причинив ни малейшего вреда... Последний образ, схваченный и
зафиксированный угасающим сознанием, - лицо Марины, любимой женщины.
Даже в детстве, даже то, что по школьной программе положено. Каким-то
гуманитарным заменителем ей служила музыка, а позднее - видео, но книг "с
сюжетом", как презрительно их звала, она не читала.
зимы, выдавшейся неожиданно морозной и мрачной, почти настоящей, а не
слякотной полуосенью, как первые две, она случайно взяла в руки книгу,
которую ей сунули в нагрузку, когда покупала справочник по металловедению.
И зачиталась вдруг...
"беллетризованном" виде, сознание что-то интерпретировало по-своему,
что-то не воспринимало, а что-то пропустило дальше, в под... И
образовалась информационная бомба.
Человек. Утром - отчаяние, вечером - психоз, а в промежутке - отчуждение.
Механизм утра безжалостно пристегивает людей к бесконечной ленте
необходимости, днем они попадают в жернова доходов и расходов, и их, как
пешки на доске, передвигает судьба взад-вперед, согласно замыслу, который
им не дано понять, но вечер приносит на крыльях ветра фортепьянные пассажи
и волшебный голубой ключ мечты и надежды, отпирающий любые двери. У
каждого на дню попеременно три обличья: беглец, жертва, охотник. У всех на
дню три желания: спастись, разрушить, добыть. Одно за другим следует
царство тревожных будильников, царство равнодушных звонков, царство
Шилова Юлия
Круз Андрей
Курылев Олег
Акунин Борис
Володихин Дмитрий
Емилина Ника