24.09.
опустевшим чайником.
стопку, -- Твое здоровье.
ты дальше не пошла учиться? В консерваторию?-- А мне пальчик раздавили.
сверкающий и тяжелый чайник на плиту.
накурено...
перекочевал в комнату.
висящие на стенах картины. Марина села по-турецки на тахту.
повернулся к ней:
засовывая руки в карманы и прохаживаясь по комнате, -- Дядя вон мой --
Володя. Никакой не художник, не поэт. Столяр обыкновенный. На войну пацаном
пошел. Под Киевом обе ноги оторвало. После войны на протезах в техникум
поступил, а в сорок восьмом его посадили неизвестно за что. Пять лет
отсидел, туберкулез нажил. Потом реабилитировали...
продолжал:
Подольском, работает сторожем. Тут, казалось бы, любой на весь свет
окрысится. А он...
и нет ничего. А я вот, сколько его ни вижу, -- никогда нытья от него не
слыхал. Никогда! И чтоб он на судьбу пожаловался?! Такого не было! А эта
картина? Он-то щас сам где?
кроватке. Так вот когда он эту мазню царапал, он знал, знал, что в Америку
подастся! Знал! Стало быть -- врал! А ты говоришь -- правдивая картина.
Ложь! Ложь и злоба. Ну чему она научит? Лжи и злобе. Он-то сам наврал, да и
смотался, а ты вот, твое поколение, которое на таком вот говне выросло,
теперь и расплачиваетесь!
рядом на край тахты:
институт заочный, завод. Был и рабочим, и мастером, и замначальника цеха и
начальником. А щас вот -- секретарем парткома избрали. Так что на выставки
ходил редко, в измах не силен. Но одно я знаю четко, -- вся вот эта зараза
никуда не ведет. А вернее ведет -- за границу. А тут -- все злобой, пьянками
и сплетнями кончается. Все ваше дурацкое диссидентство. -- Почему дурацкое?
Кричать, критиковать, насмехаться? Ты думаешь мы не знаем ничего, а вы нам
глаза открыли?
По-настоящему, по-деловому. Делать дело. А не гадать как спасать Россию...
мокрого не осталось.
Маринино вельветовое колено, -- Вот что, Марина Ивановна, давай-ка потолкуем
по-мужски. Скажи, ты русская?
мотать?
рубашке, с неуклюже завязанным галстуком, с широкими грубыми ладонями
смотрел своими серо-зелеными, слегка пьяноватыми глазами пристально и
требовательно.
одинаковых лица с одинаковым выражением смотрели на нее, но как по-разному
они смотрели! Одно -- далекое, расплывчатое, сероватое, смотрело призрачно и
равнодушно, другое -- совсем близкое, живое, разгоряченное, с бисеринками
пота на лбу упиралось своим упрямым взглядом в ее глаза и каждым мускулом
ждало ответа.
Потому что другого народа мне не дано! И Родины другой не дано! Потому что
родился здесь, рос, по траве по этой босиком бегал, голодал, мерз,
радовался, терял, находил, -- все здесь! И человеком стал здесь, и людей
понимать научился. Понимать и любить. А вот они! -- его палец метнулся в
сторону картины. -- Они не научились! Хоть и не такими уж дураками
уродились! Ни любить, ни понимать! И были чужаками, за что и выперли их из
страны к чертовой матери! Ты вот говоришь -- правда, правдивая! В том-то и
дело, что правда у каждого своя! Они не нашу писали, а свою, свою, западную!
А у нас-то она совсем другая! Наша! Понимаешь?
искренности и здоровья, но прохладная стена не пустила.
не делалось жутко, наоборот, -- Марину охватило чувство понимания, теплоты и
участия, она вдруг прониклась симпатией к этому угловатому человеку,
стремящемуся во что бы то ни стало поделиться собой, переубедить ее.
ошибаться не может. Триста миллионов ошибаться не могут. А я с тобой от
имени народа говорю.
хватает, которые по-новому жить не хотят.
Мы первые по этому пути идем, многое не получается. А почему? Да потому что
мешают, понимаешь? Старый мир мешает, как может! И сейчас вон особенно --
Рейган совсем озверел, прямо к войне готовится. Хотя могу тебе откровенно
сказать -- никогда они войну не начнут, никогда. Потому что трусы они,
боятся нас. И обречены они, это точно. Истерия вся от слабости. А мы -- как
стена. Нас ничем не остановить, кроме силы. А силу они боятся применить,
потому что у всех виллы, кондишены, машины, жратва изысканная, куча
развлечений. А у нас-то этого нет ничего. Пока. Потом, когда их не будет, на
гонку вооружения тратиться не придется -- все будет. Но пока нет. И терять
нам, стало быть, нечего. Ясно? Поэтому, если мы. схлестнемся с ними, они
проиграют, это точно. А главное, ты пойми, мы -- это будущее. Мы -- это...
как тебе сказать... слов не хватает... вобщем... я вот нутром чувствую, что
правда на нашей стороне! Как пить дать!
скулам, затекал в складки рубашки.
широкими плечами. Там, в полутемной мешанине вещей голубоватыми тенями
застыло прошлое -- разговоры, пьянки, поцелуи, переплетенные тела,
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Володихин Дмитрий
Ильин Андрей
Флинт Эрик