Только когда Семена Гордого не стало, восчувствовалось, чем он был, что
держал волею своею и что значил для Руси Московской и для всей Русской
земли.
устремил в Орду добывать великокняжеский ярлык под Иваном; в боярских
которах враз ослабла сила Москвы; Ольгерд начал свой победоносный поход на
земли северских княжеств; и все, казалось, начало рушить внутри и окрест,
обращая в ничто восстающую было Московию. За малым дело не дошло до того,
что и вовсе по-иному стала бы строиться судьба великой страны!
уличей и те немирны суть! Сказано: обча теперь будет власть, ото всех
концей! При владыке нашем, новогорочком! И быть по сему! Не про то надобно
баять, господа, кого нынце из нас в совет посадниць всадить, безлепо
спорим и не о том совсим! Князя Семена нету, дак - не упустите Руси! Пора
на Волгу посылать наших молодчих громить бесермен! Пора строить новую
Русь!
Новгород Великий надлежит путем устроити!
князь тоже... Осильнеет да как почнет мытное да лодейное в Нижнем с
правого и виноватого брать...
решали и решили всем Новым Городом.
Семена уже и нет!
лавками, с малыми слюдяными оконцами в рисунчатых свинцовых переплетах,
украшенных вставками синего и красного стекла, где высят расписные лари с
грамотами и казною дома Святой Софии и строго глядят со стен огромные, в
три четверти роста, иконы новгородского, древлекиевского и византийского
письма, за дубовым неохватным столом, накрытым красною, с золотыми
парчовыми цветами, шелковою узорною скатертью и уставленным драгоценными
сосудами из серебра, золота, расписного капа, веницейского хрусталя и
поливной восточной глазури с многоразличными квасами, легким медом и
красным фряжским вином, сидят бояре, собранные со всех концов великого
города. Сегодня обсуждают <сами о себе>, хоть и в присутствии
архиепископа, кому быть в измышленном Онцифором Лукиным совете господ -
новом органе управления, впервые и навсегда отныне долженствующем свести
воедино противоборствующие до сих пор партии кончанской знати, поскольку
каждый из них будет посадник отныне, каждый будет иметь печать и власть
решать кончанские дела, и уже из своей среды, боярской, посадничьей, будут
они выбирать сменяемого ежегодно председателя - степенного посадника.
споры и грозные всплески мятежей меньших, которые, начав с отдельных,
неугодных вечу бояр, кончали иногда погромом всей Прусской улицы.
абсолютный порядок всегда есть начало конца? Что вятшие отныне будут все
более наступать на интересы меньших и в тех ослабнет воля к борьбе, к
защите города, и - чем окончит тогда вечевой строй северной республики?
Что пока есть бурление сил - есть жизнь, и пусть кипение силы нарушает все
время <грани закона>, но порядок без силы - гибель? Знает ли?! Но знает и
то, что рознь и свары тоже ведут к неизбежной гибели!
двух случаях - и это неизбежность всей мировой истории: на подъеме, когда
молодую нацию (город, семью) объединяет осознанная дисциплина, чувство
плеча, чувство общего долга и порядок устанавливается как бы общей волею,
направляя все силы народа к одной цели; и на упадке, на спаде, когда уже
кончается, исшаивает, никнет кипение сил, когда порядок исходит сверху, от
велений власти или обычая, и принимается не от осознания целей и общей
нужды, а от безразличия, привычки или слабости перед властью. Обманчив, ох
как обманчив порядок такой!
заседает, правит, велит и судит власть. А там, внизу, вдалеке, в деревне,
в назьме где-то, - изгнивает оскудевший земледелец и пока еще <сполняет>,
что <велят> ему... до часу, до последней трудноты. Но в час грозный вдруг
оказывает он робость на рати и некому становит защищать дивное с виду
устроение, и все рушит в ничто: и хоромы, и палаты, и канцелярии, и
кабинеты министерств, или <секреты>, как их называли в Византии...
сопротивление>. Это трудно! Легче согнуть, сломать и - остаться без защиты
в грозный, неотменимый и непредсказуемый час совокупной грядущей беды.
одряхления народов, тоже ведет к роковому разномысленному толчению,
трагической борьбе друг с другом перед лицом общего врага. Ведал ли,
догадывал ли Онцифор о грядущих временах Ивана Третьего?
столетия!
подалее. В этих лицах, чаще жестоких и властных, упрямых и умных, чем
светлых и примиренных с судьбою, в этих насупленных взорах, в этих
жилистых дланях, в твердоте плеч хозяев града, землевладельцев и воинов,
было много заносчивой воли и не было дальнего тайновидения, свойственного
скорее схимникам, отрекшимся мира сего, чем людям дела и власти, каковые
собрались здесь.
первосортного воску, разоставленные без меры и счету по всему покою, и
желтые столбы света, вырываясь из окон, ложатся искристыми коврами на
морозный снег. Бояре сидят в соболях и сукне иноземном, в
бархате-скарлате, рукава в тончайшем полотне и хрустком шелке выглядывают
в прорези ферязей, стянутые парчовыми и жемчужными наручами. У иных
золотые цепи на плечах - изодели лучшее ради великого дня. В свете свечей
сверкают перстни - яхонты и лалы мечут огнистые лучи. Во главе стола -
владыка Моисей в фиолетовой мантии, на которой горят украшенный рубинами
золотой крест и обложенная жемчугами панагия, в клобуке с воскрылиями,
тоже украшенном надо лбом византийскою драгоценной перегородчатою эмалью.
Маститый старец, некогда сведенный с престола Софии и замененный Каликою,
ныне дождался наконец часа своего. Он высушен временем и сединою повит, но
во взоре владыки, когда Моисей подымает глаза, столько собранной властной
силы, скованной его невольным двадцатилетним заключением в Сковородском
монастыре и тем паче явившей себя теперь, что не всякий может и вынести
владычного взгляда!
долгожданные крещатые ризы (полученные покойным Каликою и потому, и
непременно надобные и ему, Моисею, в свой черед!), везут долгожданную
грамоту царя Ивана Кантакузина и патриарха Филофея Коккина и золотую
печать. О тех грамотах, что вытребовал Алексий, паки подчиняющих
новгородскую архиепископию владимирскому митрополиту, Моисей еще не
ведает. И потому, удоволенный в гордом самолюбии своем, владыка Моисей
милостиво и спокойно слушает Онцифора, не поминая в душе давней дружбы его
семьи с Василием Каликой.
государство с выборною властью, устроенными законами и армией,
распространившее себя на всю страну, оттеснив и вытеснив собою княжескую
власть потомственных володетелей? Быть может, где дома, в разговорах, за
книгою... В живой жизни было не до того. А потом - и Рим не устоял, не
сохранил свою демократию, пал жертвою огромных, захваченных его армиями
областей, вынужден был согласиться на абсолютную власть цезарей, из
демократии обратился в монархию... Не такие уж они были дураки, <вятшие>
Великого Новогорода, читать умели, и читали немало и с толком.
очи. А потому и вопросы были к Онцифору о ближнем, о том, к чему прилегла
злоба дня. Кого выбирать? Кто будет в новом совете?
на руках! У всих зазноба немалая к братьи своей! Выбирать надобно молодых!
Вот како постановили от концей по сколь бояринов, тако и положить, а
старых не нать никоторого!
Како сказал, тако и буди! Ни на степень, ни в посадники кончаньски - ни!
Пусчай молоды деют! А молодым - вот мой сказ: Новгород Великий у вас
отныне в одном кулаке, дак надобно шире ноне глядеть! Одолеет суздальской
князь в Орды - ваша будет воля! Смен Судаков пишет: де хан ни тому ни
иному стола пока не дает, а - шлите дары! Наш будет волжский путь, наш
кафинский, дак вот она - рукою подать - и великая Русь! А Иван Иваныч
пущай с Ольгирдом да Рязанью которует! Сядут суздальские князи на
владимирской стол, Москва и вовсе погинет!
собою доселе не сговорят! (О том, что чума поправит нежданно дела
тверского дома, не ведал Онцифор, как и никто другой.) Тверь нам теперь не
страшна!
Лондон Джек
Круз Андрей
Посняков Андрей
Акунин Борис
Фазиль Искандер
Березин Федор