мужик, ел и пил, хлопая по плечу Федора, как с равными, толковал с Грикшей
и с дядей Прохором. Мать подавала на стол пироги и молочную лапшу. Пили
медовую брагу. Прощались, разговаривали. Фрося, еще более огрузневшая, то
присаживалась, то вставала помочь матери.
Спрашивала:
уже и парень! Раньше, пока возился с Федей да босиком бегал, и не замечала
его подчас.
приставай, хоть и голодно будет. Держись вместях. Свои не оставят! Меня
так-то чужие бросили однова. Тож в тамошнем краю. Проснулся - а ушли! А
талдычат рядом, да не поймешь по-ихнему! И не татары вовсе. Я
по-татарски-то еще как-то мог бы... Ну я и струхнул! А что? У их ето
свободно! Захватят и продадут! И будет тебе Босфор; на чепи жисть кончать!
А уж коли свои, дак... На миру и смерть красна! Старшого не забывай... Ну,
тута ты не промах.
стал сразу похож на того задиристого мальчишку, с которым они играли в
лапту, спасались от криушкинских и мечтали о дальних странах.
притих. Потом торнул Федю под бок:
оврага. Прохоров сын, Степка Линек, нынче весь в трудах, воротит за
взрослого мужика. Яша...
крестьянству тож...
окраинных, крытых соломою домиков, мимо Никитского монастыря, мимо полей и
пашен, чернолесьем и бором, убегает на восток, к Владимирскому ополью, к
Юрьеву-Польскому и дальше, по распаханным, густо зеленеющим холмам, к
стольному городу Владимиру, с его валами, крутыми кровлями посадских
хором, с его белокаменными соборами над кручею Клязьмы...
бегут, поматывая головами. Возчики изредка взмахивают кнутами. Ратники -
кто едет верхом, кто трясется на телеге. Козел, стреляя глазами по
сторонам, скачет вдоль обоза, горячится, кричит на возчиков:
погрузив товары и людей в лодьи, порожняком возвращаться домой. Возчики
посвистывают: им в поход не идти, а коней надо беречь, ино и до дому не
доедешь.
Стреножив, коней пускают пастись. Пастухи из окрестных селений подъезжают
к кострам для-ради разговора, обмениваются новостями. Сами следят
вполглаза: не потравили бы проезжие молодой хлеб.
Запоминают отдельные татарские слова: хлеб - <°тмек>, вода - <су>, конь -
<ат>, <алаша>, хорошо - <якши>, плохо - <яман>... В Орде десяток слов и то
пригодится. В дороге только и выясняется, что Оня, знакомый мужик из
Маурина, хорошо говорит по-татарски. (<Где выучил?> - Улыбается в ответ.)
Что кто-то еще, про кого и подумать не могли, бывал уже на Волге, доходил
до самого Сарая, а другой Алгуя, князя ордынского, знает в лицо...
сыновьями Окинфом и Иваном Морхиней объезжает стан. Где лопнул обод у
колеса, где порвали упряжь, где воз, худо стянутый, развалился - едва
дотянули до ночлега. В возах снедь, попоны, запасные порты, сапоги, сбруя,
оружие, брони, шеломы. Все надо не растерять, за всем досмотреть. Гаврило
Олексич озабочен: рать должна дойти свежей и справной, потому и не спит,
потому и едет вдоль шатров, вдоль распряженных возов и хрупающих и
переминающихся в темноте коней, от огня к огню, окликая, поверяя и строжа.
Путь не ближний, рати идти до Сарая много недель. Неяркая задумчивая
полоса на закатной стороне неба бледнеет и гаснет. Тянет сыростью из
низинок. Порою пахн°т теплом из-под сумеречных лап спящих елей. Костры
догорают, сыновья давно уже клюют носами, качаясь в седлах. Пора спать.
пыльному городу, пока нашел нужный дом. Подходили ростовские дружины
князей Бориса Васильковича и Глеба, улицы были забиты возами и ратниками.
Козла раз сорок окликали, то принимая за своего, то за владимирца, и
прошали дорогу... Хозяева, которым он должен был передать привет из дому и
деревенские гостинцы, жили где-то на отшибе, у самой городской стены.
Фросю с трудом вспомнили, и Козел, отвечая на ленивые вопросы хозяйки, уже
понял, что ему тут ничего не отломится, ночевать и то не предложат.
Воротясь, он узнал, что его искали, - легкая конница вместе с ростовчанами
уходила вперед, а он, прошлявшись, пропустил перекличку и остался при
возах. В сердцах Козел выругал и мать, и нелюбезную владимирскую родню.
Впрочем, плыть по Волге всем одинако! - утешил он сам себя. Назавтра они
двинулись дальше берегом Клязьмы. И все было по-прежнему: ночевки в
шатрах, рассказы бывалых ратников у костра.
с кручи, внизу - большая река, какой Козел еще не видывал, и заволжские
лесные дали, и масса судов у пристаней, на которых, как мураши, копошились
люди. Ярославская рать князя Федора Ростиславича и Городецкая дружина
князя Андрея уже прибыли в Нижний и сожидали ихний обоз.
конь застыл, подрагивая ушами. Козел смотрел и не мог насмотреться, глядел
и не мог наглядеться. Он побледнел и невольно расправлял плечи. Он не
думал сейчас ни о чем, только мурашками по коже ощущал тихий восторг. Он
стоял, приподымаясь в стременах, смотрел в заречную ширь, и в нем тихо
отслаивалось, отпадало босоногое голодное детство, убогий дом вместе со
стареющей матерью, и не то что забывался, а уходил в прошлое. Там,
впереди, были дальние страны, богатые восточные города, о которых без
конца толковали дорогою, удача и слава, более прекрасные, чем в сказках.
Он как бы и сам уплывал в эту неохватную даль. И то, что было с ним и чем
он был сам до сих пор, становилось далеким и уже трудно различалось в
отдалении...
богатом платье теснили конями знакомого боярина, Гаврилу Олексича. Козел
подскакал, с острым любопытством окинув глазами незнакомых бояр: пожилого,
крупнозубого, с сединой в черных кудрях и с такими ручищами, что Козел
мысленно поежился, прикинув, что от удара подобной лапой свободно можно
усвистать с коня, и молодого парня, - видно, сына, - тоже под стать отцу.
По какому-то наитию Козел выпалил:
тоже оглядел его с прищуром. Едва заметно подмигнул, понял. Вымолвил:
поглядев им вслед, потрусили под угор.
напомнись...
прощаясь с Гаврилой Олексичем. - Я не я буду, а возьмешь ты меня к себе,
не отбояришься!>
иногда упирались. Заносили кладь. Возы, те, что брали с собой, закатывали,
не разгружая, и крепили смолеными оттяжками к бортам и мачтам. От воды
тянуло прохладой, солнце, дробясь на волне, слепило глаза. Пахло смолой,
дегтем, конским и человечьим потом. Мальчишки толпились у причалов,
перебегали на барки. Их шугали, награждая подзатыльниками. Подале, под
горой, кипел торг. Козел уже побродил там, пошарил глазами, посвистал -
вс° одно, в кошеле хоть шаром покати. Поглядел восточных купцов в
полосатой сряде, потрогал, с независимым видом богатого покупателя,
поставы дорогой камки и пестроцветной зендяни. С ним заговаривали, иные на
своем языке, он крутил головой, отвечал татарским, выученным в пути: <не
понимаю>. Ходить по торгу с пустом скоро надоело, да и отлынивать от
работы очень-то не стоило; и теперь Козел хлопотал, заводя коней на суда,
суетясь больше всех и покрикивая на напарников. К ночи должны были
погрузиться, а на рассвете - отплывать. Нижний был последним русским
городом на пути. Дальше вниз по Волге начиналась Орда.