распахнули двери ангара. Вручную опущенный в летний океан,
вертолет, пока на него крепили винт, покачивался, словно
пингпонговый мячик. Мистер Фринтон не поднимал головы от карт,
компаса, рычагов управления, стараясь занять себя первым, что
попадалось под руку, - балансировкой машины, приборной панелью,
повторением операций, требуемых для взлета. Он не подал Никки
ни единого знака и даже ни разу не взглянул на него.
обозлившийся шершень, уменьшался вдали, Хозяин поворотился к
мальчику. С усилием, с каким человек, у которого затекла спина,
сгибается, чтобы поднять с полу булавку, он ухитрился
выговорить несколько слов, не прибегая к помощи виски. Голос
Хозяина был скрипуч, язык не повиновался ему, - точь в точь как
монстру, созданному Франкенштейном.
их спальни и крепко сжимала в руке Шутькин ошейник.
нам сбежать, и что Ему очень жаль, но нам придется задержаться
еще ненадолго, и что к Пинки обращаться бессмысленно, потому
что он сторонник ненасильственных действий, и что мистер
Бленкинсоп любезно рассказал ему и об этом тоже, и во всяком
случае, достаточно понаблюдать за Пинки во время обеда, потому
что чем бы он не кормил всех остальных, сам он мяса не ест,
и...
перед тем, как отправиться спать, все слушали прогноз погоды.
Пока ветер, утюжа волны, струился снаружи, обитатели острова
предавались вечерним досугам.
положив ее между собою, книгу, которую они отыскали в
библиотеке у техников. Время от времени им приходилось
отпихивать Шутьку, которая, не обладая гуманитарными
наклонностями, все норовила усесться на книгу. Это был
экземпляр "Ежегодника яхтсмена" за 1949 - 1950 годы,
содержавший большую статью, озаглавленную "Против вестового
ветра, к Роколлу".
сказал Никки.
листать страницы.
-"вестовый"?
запад!"
игре в гольф кричат.
близнецы, вконец замороченные стакселями, брамселями, гротами и
бизанями, отыскали полстраницы, посвященные самому острову.
олуш, пятьдесят-семьдесят моевок, двух серебристых чаек, двух
малых буревестников и одного большого!
пересчитаю.
им так и не удалось.
если угодно, статисты в драме Роколла, - приступили к своим
обычным занятиям. Те, что остались дежурить, по-прежнему
поглядывали на дремлющие или мечущиеся стрелки индикаторов,
вытирая ветошью руки, а те, что сменились с вахты, терпеливо
возились со своими перьями, клеем и кораблями в бутылках.
Кораблестроитель просовывал в горлышко бутылки капитанский
баркас, - добавление редкое, требующее особого мастерства, и
повышающее, так же как добавление миниатюрного маяка, ценность
изделия. Мужчина, клеивший перья, надумал добавить на крышке
коробки дружескую надпись и курсивом выводил, используя
оперение серебристых чаек: "CEAD MILE FAILTE". Он пропустил
второе L, и ему еще предстояло неприятно удивиться, обнаружив
недостачу.
Умслопагас, чьи оголенные мускулы отливали атласом и ходили
плавно, как поршни, несмотря на то, что голову его словно бы
припушило инеем, он стоял, уперев разведенные руки в стены
душевой кабинки и глядел себе под ноги. В полу желоба помещался
фарфоровый лоток глубиной около двенадцати дюймов, снабженный
затычкой, с помощью которой лоток обращался в подобие мелкой
ванны. В этой сияющей белизной крутостенной чаше сидел паук с
длинными ножками и маленьким тельцем. Ему никак не удавалось
выбраться наружу.
перенеся вес на одну ногу, и размышлял о том, что ему делать с
пауком, к которому он боялся притронуться.
для волос. Он сунул ее пауку под ноги, но паук отпрянул. Тогда
Пинки принес вторую щетку и, ухитрившись с их помощью поднять
паука, не причинив ему вреда, осторожно отнес его к двери
спального отделения и там отпустил на свободу.
эбеновым плечам, придавая ему сходство со статуей версальского
каскада или с Нептуном в римском фонтане. Струи воды укрывали
его. Он думал: "Паук на Роколле? Откуда он взялся? Наверное,
приплыл вместе с грузом на траулере." И еще он думал, - ибо
обладал куда большими, чем подозревали окружающие, познаниями:
"Первым живым существом, забравшимся после извержения на
Кракатау, был паук."
халатов, сидел у себя в комнате и, сплетя кисти рук внутри
рукавов, медитировал.
китайских безделушек. Вдоль стен комнаты рядами шли встроенные
шкафы со сплошными дощатыми дверцами, сквозь которые невозможно
было разглядеть что-либо, но стоило их открыть и за ними
обнаруживалось целое собрание украшений для мечей, - всяких там
цубо и фучи, - перегородчатых эмалей, великолепных образчиков
суцумского фарфора, - одни, подобно черепу Хозяина, были усеяны
трещинками, другие словно бы запорошены золотой пылью, третьи
покрывал едва ли не миллион прописанных во всех подробностях
бабочек. Из крышек фаянсовых мисок вырастали фарфоровые жабы и
позолоченные львы, скалившиеся, положив когтистые лапы на
решетчатые сферы. Скрывались за дверцами шкафов и резанные из
кости фигурки фантастических кули, - полулюдей-получерепах,
иногда подпрыгивающих на одной ножке, может быть, потому что
они только что наступили на жабу, чье резное изображение также
помещалось у них под подошвами, - и статуэтки из бронзы и иных
сплавов, и гонги, и множество крохотных фаянсовых чайных
сервизов. Вкус Китайца тяготел к японскому великолепию. В самой
комнате наличествовало всего лишь два украшения. Одним из них
было принадлежащее кисти Гэнку затейливое изображение павлина -
истинная Ниагара роскошных перьев, выписанных с бесконечными,
тончайшими подробностями. Другим - лаковый алтарь Цунайяши,
столь замысловато вылепленный, инкрустированный,
апплицированный, эмалированный, покрытый таким обилием рельефов
и золотых, черных и вермильоновых лаков, с таким множеством
уступчиков, полочек, отделений и столбиков с нишами, столь
усеянный металлическими вставками, мерцающими и шагреневыми
Прозоров Александр
Андреев Николай
Херберт Фрэнк
Посняков Андрей
Ильин Андрей
Курылев Олег