солнца и Венеции, когда на самом деле за окном были Пенсильвания
и дождь.
Мы узнали - nous connumes, если воспользоваться флоберовской
интонацией - коттеджи, под громадными шатобриановскими
деревьями, каменные, кирпичные, саманные, штукатурные,
расположенные на том, что путеводитель, издаваемый американской
автомобильной ассоциацией, называл "тенистыми", "просторными",
"планированными" участками. Были домики избяного типа, из
узловатой сосны, балки которых своим золотисто-коричневым
глянцем напоминали Лолите кожу жареной курицы. Мы научились
презирать простые кабинки из беленых досок, пропитанные слабым
запахом нечистот или какойлибо другой мрачно-стыдливой вонью и
не могшие похвастать ничем (кроме "удобных постелей"),
неулыбающаяся хозяйка которых всегда была готова к тому, что ее
дар ("...ну, я могу вам дать...") будет отвергнут.
претендующие на заманчивость примелькавшиеся названия - все эти
"Закаты", "Перекаты", "Чудодворы", "Красноборы", "Красногоры",
"Просторы", "Зеленые Десятины", "Мотели-Мотыльки"... Иногда
реклама прибегала к особой приманке, например: приглашаем детей,
обожаем кошечек (ты приглашаешься, тебя обожают!). Ванные в этих
кабинках бывали чаще всего представлены кафельными душами,
снабженными бесконечным разнообразием прыщущих струй, с одной
общей, определенно не Лаодикийской склонностью: они норовили при
употреблении вдруг обдать либо зверским кипятком, либо
оглушительным холодом в зависимости от того, какой кран,
холодный или горячий, повернул в эту минуту купальщик в соседнем
помещении, тем самым лишавший тебя необходимого элемента смеси,
тщательно составленной тобою. На стенках в некоторых мотельных
ванных были инструкции, наклеенные над унитазом (на заднем баке
которого были негигиенично навалены чистые ванные полотенца),
призывающие клиентов не бросать в него мусора, жестянок из-под
пива, картонных сосудов из-под молока, выкидышей и прочее; в
иных мотелях были особые объявления под стеклом, как например:
"Местные Развлечения: Верховая Езда. На главной улице можно
часто видеть верховых, возвращающихся с романтической прогулки
при лунном свете..."; "...и будящих тебя в три часа утра",
глумливо замечала неромантическая Лолита.
преступника или неудачника-дельца, среди директоров, а среди
директрис - полублагородную даму или бывшую бандершу. И порою, в
чудовищно жаркой и влажной ночи, кричали поезда, с
душераздирательной и зловещей протяжностью, сливая мощь и надрыв
в одном отчаянном вопле.
(приходившихся сродни похоронным салонам), т.е. сдаваемых в
частных домах, и в сугубо мещанском вкусе, без отдельной ванной,
с претенциозными туалетными столиками в угнетающе бело-розовых
спаленках, украшенных снимками хозяйских детей во всех стадиях
развития. Изредка я уступал уговорам Лолиты, любившей "шик" и
брал номер в "настоящей" гостинице. Она выбирала в путеводителе
(пока я ласкал ее в темном автомобиле, запаркованном среди
тишины таинственной, томно-сумеречной, боковой дороги)
какой-нибудь восторженно рекомендованный приозерный
"отель-замок", обещавший множество чудес - несколько, пожалуй,
преувеличенных светом электрического фонарика, которым она
ездила по странице - как-то: конгениалькое общество, еда в любое
время, ночные пикники - и многое другое, что у меня в уме
вызывало только мерзкие представления о зловонных гимназистах в
майках и о чьей-то красной от костра щеке, льнувшей к ее щеке,
пока бедный профессор Гумберт, обнимая только собственные
костистые колени, прохлаждал геморрой на сыром газоне. Ее также
соблазняли те в колониальном стиле "инны", которые, кроме
"элегантной атмосферы" и цельных окон, обещали "неограниченное
количество упоительнейшей снеди". Заветные воспоминания о
нарядном отцовском отеле иногда побуждали меня искать
чего-нибудь подобного в диковинной стране, по которой мы
путешествовали. Действительность меня скоро расхолодила; но
Лолиточка все продолжала нестись по следу пряных пищевых реклам,
меж тем как я извлекал не одно только финансовое удовлетворение
из таких придорожных вывесок, как: "Гостиница "Лесная Греза"!
Дети моложе четырнадцати лет даром!" С другой же стороны, меня
бросает в дрожь при одном воспоминании о том будто бы "высшего
ранга" курорте в среднезападном штате, где гостиница объявляла,
что допускает "налеты на холодильник" для подкрепления посреди
ночи, и где расистского пошиба дирекция, озадаченная моим
акцентом, хотела непременно знать девичье имя и покойной моей
жены и покойной моей матери. Там у меня взяли за два дня двести
двадцать четыре доллара! А помнишь ли, помнишь, Миранда (как
говорится в известной элегии) тот другой "ультрашикарный" вертеп
с бесплатным утренним кофе и проточной ледяной водой для питья,
где не принимали детей моложе шестнадцати лет (никаких Лолит,
разумеется)?
(обычных наших стоянок), она запускала жужжащий пропеллер
электрического вентилятора или заставляла меня вложить четвертак
в комнатную радиолу, или же принималась читать проспекты - и
подвывающим тоном спрашивать, почему ей нельзя поехать верхом по
объявленной в них горной дорожке или поплавать в местном
бассейне с теплой минеральной водой. Чаще же всего, слоняясь,
скучая по усвоенной ею манере, Лолита разваливалась, невыносимо
желанная, в пурпурном пружинистом кресле или в саду на зеленом
шезлонге, или палубной штуке из полосатой парусины, с такой хе
подставкой для ног и балдахином, или в качалке, или на любой
садовой мебели под большим зонтом на террасе, и у меня уходили
часы на улещивания, угрозы и обещания, покамест я мог уговорить
ее мне предоставить на несколько секунд свои пропитанные солнцем
молодые прелести в надежном укрытии пятидолларового номера перед
тем, как дать ей предпринять все то, что предпочитала она моему
жалкому блаженству.
вульгарность, серую хмурь и розовую прыть, Лолита, когда хотела,
могла быть необыкновенно изводящей девчонкой. Я, признаться, не
совсем был готов к ее припадкам безалаберной хандры или того
нарочитого нытья, когда, вся расслабленная, расхристанная, с
мутными глазами, она предавалась бессмысленному и беспредметному
кривлянию, видя в этом какое-то самоутверждение в мальчишеском,
цинично-озорном духе. Ее внутренний облик мне представлялся до
противного шаблонным: сладкая, знойная какофония джаза,
фольклорные кадрили, мороженое под шоколадно-тянучковым соусом,
кинокомедии с песенками, киножурнальчики и так далее - вот
очевидные пункты в ее списке любимых вещей. Один Бог знает,
сколько пятаков скормил я роскошно освещенным изнутри
музыкальным автоматам в каждом посещаемом нами ресторанчике! У
меня в ушах все еще звучат гнусавые голоса всех этих невидимых
исполнителей посвященных ей серенад, всех этих Самми, и Джо, и
Эдди, и Тони, и Пэгги, и Гай, и Рекс, с их модными романсиками,
столь же на слух неразличимыми, как неразличимы были на мой вкус
разноименные сорта поглощаемых ею сладостей. С какой-то райской
простодушностью она верила всем объявлениям и советам,
появлявшимся в читаемых ею "Мире Экрана" и "Мираже Кинолюбви":
"Наш СУПР сушит прыщики" или "Вы, девушки, которые не
заправляете концов рубашки в штаны, подумайте дважды, так как
Джиль говорит, что та мода кончена!" Если вывеска придорожной
лавки гласила: "Купите у нас подарки!" - мы просто должны были
там побывать, должны были там накупить всяких дурацких индейских
изделий, кукол, медных безделушек, кактусовых леденцов. Фраза
"Сувениры и Новинки" прямо околдовывала ее своим хореическим
ритмом. Если какой-нибудь кафетерий объявлял "Ледяные Напитки",
она механически реагировала на приглашение, даром что все
напитки везде были ледяные. Это к ней обращались рекламы, это
она была идеальным потребителем, субъектом и объектом каждого
подлого плаката. Она пыталась - безуспешно - обедать только там,
где святой дух некоего Дункана Гайнса, автора гастрономического
гида, сошел на фасонисто разрисованные бумажные салфеточки и на
салаты, увенчанные творогом.
взяток, которым немного позже суждено было так пагубно
отразиться на моих нервах и на ее нравственкости. Я полагался на
другие приемы для того, чтобы держать мою малолетнюю наложницу в
покорном состоянии и сносном настроении. За несколько лет до
того она провела дождливое лето под тусклым оком мисс Фален, в
Вермонте, в полуразрушенном деревенском доме, некогда
принадлежавшем корявому, как дуб, Джонатану Гейзу,
родоначальнику семьи. Дом все еще стоял среди густо поросшего
канадским златотысячником поля, на опушке дремучего леса, в
конце вечно размытой дороги, в двадцати милях от ближайшего
сельца. Лолиточка хорошо запомнила это облезлое строение,
одиночество, старое пастбище, превратившееся в болото,
постоянный ветер, все это разбухшее от сырости захолустье; и
Березин Федор
Каргалов Вадим
Юрьев Сергей
Посняков Андрей
Мурич Виктор
Лондон Джек