Гравелоте, - добавила она, запоздало пожав плечом и тотчас уходя в комнаты.
светло раскрытым, напряженным взглядом лжеца.
Должно быть, месяц назад я заезжал к нему с Мартой последний раз.
Ван-Конета за издевательство над вашей дочерью.
страшно встревожился!
сказать правду ради хотя бы спасения человека, которому вы прямо обязаны?
останавливался в "Суше и море", но я не могу понять, о чем речь!
красноречивый взгляд Галерана с трудом и наконец опустил глаза.
арестован. Подробности я уже рассказал вашей дочери. Она вам передаст их.
Мне тяжко их повторять.
Галеран его перебил:
на ходу:
решительно оборванный разговор. Бесполезно было далее убеждать этих что-то
обдумавших и решивших людей в низости их молчания. Галеран еще не
отчаивался. У него возникла мысль говорить с Лаурой Мульдвей и Сногденом. По
характеру событий, как они были кратко выражены Тирреем в его письме,
Галеран отчасти представлял этих людей, их роль около Ван-Конета; он знал,
что даже человек резко порочный, если к нему обращаются в надежде на
проявление его лучших чувств, скорее может проговориться или изменить себе,
чем Баркеты. Однако точного плана не было. Только случайность или минутное
настроение - род благородной слабости - могли помочь Галерану в его
неблагодарном труде - вырвать из естественно развившегося заговора клок
шерсти таинственного животного, именуемого уликой. Отбросив размышления
относительно еще не создавшихся сцен, веря в наитие и надеясь лишь на не
оставлявшую его силу надежды, Галеран поехал в гостиницу, где занял большой
номер. Не зная, что будет дальше, он хотел иметь помещение для приема и сна.
и, может быть, тотчас опять поеду. Если же этого не случится, вы займете
номер 304-й, как я условился с управляющим гостиницей, а машину отведете в
гараж. Я вас извещу.
его хозяин расстроен, молча кивнул и вытащил из ящика для инструментов
бутылку виски. Выпив столько, чтобы согнать болезненное отупение бессонной
ночи, Груббе облокотился на дверцу и стал рассматривать прохожих. Было
жарко. Он ослабел, склонился и задремал.
продолжая давние отношения с Ван-Конетом, и скоро Галеран узнал, что его
хлопоты безрезультатно оканчивались. По-видимому, ничего другого ему не
оставалось, как возвратиться. Он был отчасти рад, что эти лица в Покете, на
месте действия; не поздно было попытаться, так или этак, говорить с ними по
возвращении. Внутренне остановясь, Галеран сел в кресло и принялся курить,
задерживая трубку в зубах, если размышление бессодержательно повторялось,
или вынимая ее, когда мелькали черты возможного действия. Хотя самые важные
свидетели отошли, он пересматривал заново группу людей, чья память хранила
драгоценные для него сведения, и ждал намека, могущего образовать трещину в
сопротивляющемся материале несчастия. Решение задачи не приходило.
Единственный человек, к которому мог еще обратиться Галеран, не покидая
Гертона, был Август Ван-Ко-нет. Ничего не зная ни о нем, ни об отношении его
к сыну, Галеран думал о его существовании как о факте, и только. Однако эта
мысль возвращалась. При умении представить дело так, как если бы свидетели
налицо и готовы развязать языки, попытка могла кое-что дать. Галеран
выколотил из трубки пепел и вызвал телефонную станцию - соединить его с
канцелярией Ван-Конета.
номера небольших цифр, но только утомленный глухой голос очень скоро
произнес в ухо Галерана:
тех рассеянных и пустых состояний, когда старики чувствуют хрип тела,
напоминающий о холоде склепа. Ван-Конет осматривал минувшие десятилетия,
спрашивая себя: "Ради чего?" В таком состоянии упадка задумавшийся
губернатор, не вызывая из соседней комнаты секретаря, сам взял трубку
телефона. Эта краткая прихоть выражала смирение.
и грустное дело, прошу сообщить, может ли губернатор сегодня меня принять? Я
- Элиас Фергюсон из Покета.
желанием простоты и доступности. - Не можете ли вы коротко передать суть
вашего обращения?
терпеливым рокотом печально звучащего голоса, - одному человеку в Покетской
тюрьме угрожает военный суд и смертная казнь. Ваше милостивое вмешательство
могло бы облегчить его участь.
вмешательство человека, говорящего теперь с губернатором тем бесстрастно
почтительным голосом, какой подчеркивает боязнь случайных интонаций, могущих
оскорбить слушающего. Но состояние прострации еще не покинуло Ван-Конета, и
ехидный смешок при мысли о незавидной истории сына, вырвавшийся из желтых
зубов старика, был в этот день последней данью его подагрической философии.
быть...
обнадеживающую фразу, и дополняя мысль о "все равно" равнодушием к судьбе
всех людей. "Не все ли равно - умрет этот Гравелот теперь или лет через
двадцать?" Легкая ненормальность минуты тянула губернатора сделать
что-нибудь для Фергюсона. "Жизнь состоит из жилища, одежды, еды, женщин,
лошадей и сигар. Это глупо".
шесть и реализованная сумма - двадцать семь тысяч фунтов - переведена банкам
Рамона Барроха.
молодых женщин, давно пленявших его, и дать годовой банкет без участия
ростовщиков. Вискам Вач-Конета стало тепло, упадок прошел, осмеянная жизнь
приблизилась с пением и тамбуринами, дело Гравелота сверкнуло угрозой, и
губернатор отдал секретарю трубку телефона, сказав обычным резким тоном:
может заявить в канцелярии по установленной форме.
передать вам, что ходатайства всякого рода, начиная с первого числа текущего
месяца, должны быть изложены письменно и переданы в личную канцелярию.
проявлением настойчивости колебать шаткие обстоятельства Давенанта.
глазами автомобиль.
о сгиб локтя. Галеран, сев рядом, толкнул Груббе, но шофер помраченно спал.
Тогда Галеран сам вывел автомобиль из города на шоссе и покатил с быстротой
ветра. Вдруг Груббе проснулся.
том, где и почему неизвестный человек похищает автомобиль.
она ведет обратно, в Покет.
"палочки" - тюремную игру, род бирюлек.
чашек крепкого кофе и отправился на окраину города. Около тюрьмы он
задержался, всматриваясь в ее массив с сомнением и решимостью. Денег унего
было довольно. Оставалось придумать, как дать им наиболее разумное
Бажанов Олег
Володихин Дмитрий
Контровский Владимир
Посняков Андрей
Корнев Павел
Вронский Константин