случае, они ускорили это важное событие.
Холма, торопясь к месту своего назначения - в харчевню "Голова сарацина", -
примерно в это же время можно было увидеть группы пешеходов по два, по три
человека, которые одна за другой переходили мост у Эксбриджа и направлялись
к харчевне.
хозяином, который встречал их в дверях.
сарацина" не вошло примерно человек пятьдесят.
ибо каждому ремеслу в то время была присвоена особая одежда, они не имели
праздничного вида. Мясник пришел в высоких кожаных сапогах, пропахших
говяжьим салом; мельник - в белом колпаке, из-под которого виднелись его
пропыленные мукой волосы; кузнец - в шароварах, прикрытых спереди прожженным
кожаным фартуком, а кривоногий портной - в плисовых штанах.
хорошего сукна, в добротных желтых сапогах, в белых полотняных воротниках и
манжетах; но так как все они были одеты на один лад, по их одежде нетрудно
было узнать, что они принадлежат к цеху лавочников, ныне неправильно
именуемых торговцами.
нередко можно было встретить компанию этих людей, потому что погреб харчевни
славился на всю округу и здесь собирались завсегдатаи даже из Эксбриджа. Но
в тот вечер, о котором идет речь, наплыв посетителей в харчевню в один и тот
же, и довольно-таки поздний, час вызван был, по-видимому, чем-то более
важным, а не просто потребностью выпить в компании знаменитого пива мастера
Джервиса.
деловой вид; они разговаривали между собой, понизив голос, и по их
озабоченному тону чувствовалось, что они говорят о каких-то весьма серьезных
вещах. Видно было, что они не просто вышли прогуляться, а идут по делу, ради
которого заранее решили собраться в условленный час.
дверях. В молчаливом приветствии, которым он обменивался с каждым входившим,
было что-то необычное и даже загадочное, ибо хозяина "Головы сарацина" никак
нельзя было заподозрить в необщительности. Не менее загадочным было и то,
что каждый входивший поднимал правую руку с загнутым внутрь большим пальцем
и на секунду подносил ее чуть ли не к самому носу мастера Джервиса.
хозяин отвечал на этот загадочный жест, давал разрешение войти.
глубь помещения; длинный коридор вел в большую обособленную комнату,
по-видимому более подходящую для такого сборища. Посетителей, которые,
входя, здоровались с хозяином попросту, не поднимая руки, провожали в общий
зал, или они сами направлялись туда, не дожидаясь, чтобы их проводили.
дороге из Эксбриджа, все еще прибывали. В то же время другие, менее
многочисленные группы подходили по той же проезжей дороге со стороны
Красного Холма и Денема, а также по проселочным дорогам из селений Хэрфилд и
Айвер.
одежде и внешности видно было, что это местные поселяне - пастухи,
землепашцы, - и среди них немало было и более зажиточных фермеров.
собрались в харчевне, в просторных конюшнях "Головы сарацина" оказалось не
меньше лошадей, чем в тот день, когда Скэрти оказал честь хозяину,
расположившись у него со своими кирасирами на даровой ночлег.
одежда, доспехи и прекрасный, породистый конь - все безошибочно указывало,
что это человек знатного происхождения. Даже ночью, в неверном свете луны,
его величавая осанка и непринужденные манеры выдавали в нем дворянина.
хорошо знали его. Поэтому, когда он подъехал, в харчевне уже передавали
шепотом из уст в уста слова, которые, казалось, обладали какой-то магической
силой, - Черный Всадник.
им на ходу.
стоявшего в дверях хозяина. Эта предосторожность, к которой прибегали, чтобы
не допустить доносчиков и шпионов, была излишней в отношении Генри
Голтспера. Хозяин харчевни хорошо знал того, кто возглавлял это собрание,
которое должно было состояться под его кровлей. Голтспер молча улыбнулся ему
и уверенно зашагал по тускло освещенному коридору, как человек, который
бывал здесь не раз.
было полным-полно народу; по всему коридору разносились громкие голоса
горячо споривших людей.
так же внезапно сменилась взволнованным гулом и восторженными выкриками,
среди которых можно было разобрать имя вошедшего человека и хорошо известное
всем славное прозвище.
зале, теперь уже не проникал в коридор. Споры и разговоры возобновились, но
Голтспер, умело овладев вниманием толпы, направил беседу в надлежащее русло.
открыто обсуждали беззаконные действия короля и его последние указы, а под
конец некоторые ораторы, воспламенившись хмельной брагой, которую за счет
кавалера щедро подносили собравшимся, и припомнив какую-нибудь недавнюю
обиду, яростно сжимали кулаки и, потрясая ими в воздухе, громко призывали к
отмщению.
возникло видение, которое в недалеком будущем стало публичным зрелищем, ибо
многим из тех, что собрались здесь сегодня, довелось увидеть своими глазами
короля, всходившего на эшафот.
дорогу к Красному Холму. - Слава Богу, да не оставит Он нас своею милостью!
- прибавил он, повторяя все еще звучавшие в его ушах выражения пуритан,
выступавших на тайном собрании. - Они полны решимости, в этом можно не
сомневаться. Наконец-то, после десяти лет тирании, они готовы сбросить с
себя позорное иго! Тиран будет свергнут! Настал час покончить с самовластием
и установить в милой старой Англии единственный разумный строй, который не
противоречит здравому смыслу и обеспечивает гражданам свободу, - республику!
подумал, как мало у него единомышленников в его родной стране, как мало
людей, которые разделяли бы его чувства!
услышать; это слово вызывало презрительную насмешку, его считали
бессмысленным бредом, дикой фантазией безумца. Для Голтспера это слово было
неотделимо от его подлинного смысла. Оно раскрывалось ему во всем своем
грозном и величественном значении, знаменующем глубокую правду о благе и
страданиях человечества. Даже в те времена жестоких притеснений и гонений,
когда Лод <Лод Уильям (1573 - 1645) - архиепископ Кентерберийский, жестоко
преследовавший пуритан. Один из ближайших сподвижников Карла I,
пользовавшийся исключительным влиянием и властью.> повелевал душами, а
Страффорд < Страффорд Томас Уэнтворт, лорд Страффорд ( 1593 - 1641) -
ближайший советник Карла I. Первоначально был в парламентской оппозиции, но
впоследствии перешел на сторону короля и стал ярым сторонником абсолютизма.
В 1640 году советовал Карлу I арестовать Пима и других парламентских лидеров
по обвинению в государственной измене. Парламент объявил Страффорда вне
закона, и под давлением народных демонстраций король был вынужден подписать
смертный приговор своему любимцу. 12 мая 1641 года Страффорд был казнен.> -
телами, когда меч инквизиции мог безнаказанно сразить протестанта Вальденса,
- даже и тогда были люди, которых ничто не могло заставить отречься от веры
в то, что власть народа дарована Богом, а что касается "божественных прав"
короля, то это выдумка тиранов.
истину. Круг был кругом еще до того, как Бог дал человеку понятие
окружности, а когда Бог создал людей, он желал, чтобы они сами управляли
собой, а не подчинялись тиранам.
Окружность, если ее не довести до конца, не доказывает, что кривая не
существует. Ни в древние века, ни в средневековье, ни в наше время
отсутствие истинной республики не доказывает, что это не есть подлинно
справедливый строй. Это поистине справедливый строй, единственный, в котором
повелевают законы истины и добра. Не признавать этого может только тот, у
кого дурная голова или дурное сердце.
этому верил, я был бы подобен моему герою, когда он с горькой усмешкой
думал, какая ничтожная горсточка людей разделяет его чувства.
что он не обманывался в своих чувствах! В том, что иные называют крахом
республиканских учреждений, он, так же как и я, увидел бы их победоносный
расцвет. Он увидел бы, как за какие-нибудь сто лет республиканского режима
тридцать миллионов людей превратились в гигантов по сравнению со всей
остальной человеческой породой. Он увидел бы, как они разделились на два
стана и борются одни против другого подобно титанам древности, и, видя это,
он не мог бы не подумать, что придет время, когда этот тридцатимиллионный
народ сплотится, и тогда ему не страшно будет вступить в борьбу со всем