столетия кое-кто из моих предков вступил в секту "Ученики Христа". Тетушка
Дебора была тогда маленькой девочкой, но она хорошо помнила, как ее родители
ждали конца мира, который был уже возвещен. Они раздали все, что имели,
оставив себе только несколько простынь. В назначенный день они завернулись в
эти простыни и ушли в горы, чтобы вместе со своими единомышленниками
встретить там конец мира, Сотни людей, все в саванах из простынь, молились и
пели. Когда стемнело, они запели еще громче, а некоторые пустились в пляс.
Вдруг, когда до назначенного времени осталось лишь несколько минут, с неба
скатилась звезда, и в толпе поднялся страшный крик. Нельзя забыть это,
говорила тетушка Дебора. Люди выли, как волки, как гиены, говорила она, хотя
ей никогда не приходилось слышать вои гиен. И вот наступило великое
мгновение. Закутанные в белое мужчины, женщины, дети, затаив дыхание, ждали.
А мгновение длилось. У детей посинели лица - но мгновение миновало, и ничего
не произошло. Люди почувствовали себя обманутыми, оттого что обещанная им
гибель не состоялась. На рассвете они побрели вниз и попытались вернуть свое
розданное добро - одежду и утварь, и волов своих, и ослов своих. Помню, я им
очень сочувствовал, слушая рассказ тетушки Деборы.
смерти, накопленные ценой стольких усилий, времени, денег. Почувствуем ли мы
себя обмануть - ми, если нам не придется использовать их по назначению? Мы
запускаем ракеты в космос, но с тревогой, недовольством и злобой мы не можем
справиться.
но я их слышу. Перестань думать, Итен.
вид. Бывает, что я шучу, когда шутки неуместны, но на этот раз я только
спросил:
покричала на тебя. Честное слово, лучше. - В доказательство она поднялась и
накинула халат. Вид у нее и в самом деле был немного лучше.
бумаги на подбородке. Когда я проходил мимо дома Филлипсов, Морфи с его
неизменной зубочисткой не было на крыльце. Тем лучше. Мне не хотелось с ним
встречаться. На всякий случай я ускорил шаг, чтобы он не нагнал меня по
дороге.
банковский конверт. Он был запечатан, а бумага, которая идет на банковские
конверты, плотная, не разорвешь. Пришлось достать ножик из кармана.
простым мягким карандашом. Завещание: "Находясь в здравом уме и твердой
памяти... Принимая во внимание изложенное, я..." Долговая расписка:
"Обязуюсь уплатить в возмещение своего..." Обе бумаги подписаны, почерк
твердый и четкий. "Дорогой Ит, вот то, чего ты хочешь".
затворил боковую дверь медленным движением, каким затворяют двери склепа.
Первые два листка бумаги я тщательно сложил и спрятал в бумажник, а третий -
третий я смял в комок, бросил в унитаз и спустил воду. Унитаз у нас
старинный, с уступом на дне. Бумажный комок долго вертелся на краю уступа,
но в конце концов соскользнул и исчез в трубе.
Мне помнилось, войдя, я плотно затворил ее за собой. Я подошел поближе, но
тут надо мной что-то зашуршало, и я поднял голову. Проклятый серый кот
забрался на одну из верхних полок и пробовал зацепить лапой подвешенный к
потолку окорок. Пришлось мне погоняться за ним с метлой, чтобы выставить его
из лавки. Когда он наконец юркнул в дверь, я хотел наподдать ему вслед, но
промахнулся и сломал метлу о дверной косяк.
подобрать текст. Но зато я принес шланг и тщательно вымыл не только тротуар
перед входом, но даже часть канавы. Потом я навел чистоту в лавке, добрался
даже до самых дальних закоулков, где пыль и грязь копились месяцами. Я
работал и пел:
защищена от резких северо-восточных ветров островом, который тянется
параллельно суше. Сам городок раскинулся по берегам сети узких заливов, куда
течение гонит из гавани морскую волну. Здесь не знают скученности и суеты
большого города. За исключением особняков, некогда принадлежавших богатым
китоловам, дома здесь невысокие, хотя и ладные, а вокруг них пышно
разрослись вековые деревья, дубы разных пород, клены, вязы, орешник, изредка
попадаются кипарисы, но если не считать вязов, посаженных в свое время вдоль
первых городских улиц, преобладает все-таки дуб. Когда-то огромные дубы
росли в этих краях так вольно и в таком изобилии, что у местных
судостроителей всегда был под рукой отличный материал для планширов, килей,
кильсонов и книц.
периоды болезни - знают даже молодость и старость, время надежд и время
уныния. Была пора, когда несколько таких городков, как Нью-Бэйтаун,
доставляли китовый жир для освещения всему западному миру. Студенты Оксфорда
и Кембриджа учились при свете ламп, заправленных горючим, полученным из
далеких заокеанских поселений. Потом в Пенсильвании забили нефтяные фонтаны,
дешевый керосин - жидкий уголь, как его называли, - вытеснил из обихода
китовый жир, и большинству китоловов пришлось удалиться от дел. Нью-Бэйтаун
захирел, пал духом - да так и не оправился до сих пор. Соседние города нашли
себе новые дела и занятия, но Нью-Бэйтаун, не знавший других источников
жизни, кроме китов и китобойного промысла, словно погрузился в оцепенение.
Людской поток, змеившийся из Нью-Йорка, обходил Нью-Бэйтаун стороной,
предоставляя ему жить воспоминаниями о прошлом. И как водится в таких
случаях, обитатели Ныо-Бэйтауна внушили себе, что они этим очень довольны.
Летом город не наводняли приезжие, от которых только шум и разор, глаза не
слепили неоновые вывески, не сыпались всюду туристские денежки, не вертелась
пестрая туристская карусель. Лишь немного новых домов прибавлялось на
живописных берегах заливов. Но людской поток змеился неуемно, каждому было
ясно, что рано или поздно он захлестнет Нью-Бэйтаун. Местные жители и
мечтали об этом и в то же время боялись этого. Соседние города богатели, без
счета и меры наживались на туристах, чуть не лопались от своей добычи, их
украшали роскошные резиденции новоявленных богачей. В Олд-Бэйтауне
процветали художества, керамика и однополая любовь; плоскостопные исчадия
Лесбоса плели кустарные коврики и мелкие домашние интриги. В Нью-Бэйтауне
говорили о былых временах, о камбале и о том, когда пойдет кумжа.
рыли свои норы ондатры, ранним утром проворно шнырявшие в воду. Скопа
неподвижно парила в воздухе, высматривая добычу, а высмотрев, камнем
бросалась на нее; чайки взмывали вверх, держа в когтях раковину венерки или
гребешка, и кидали ее с высоты, чтобы разбить створки и съесть содержимое.
Иногда пушистой тенью ныряла в воду выдра; кролики браконьерствовали на
ближних грядках, и серые белки мелкой зыбью пробегали по улицам городка.
Фазаны хлопали крыльями, подавая свой хриплый голос. Голубые цапли замирали
у отмелей, похожие на двуногие рапиры, а по ночам слышался тоскливый крик
выпи, точно стон нераскаянной души.
Шломо Вульф
Быков Василий
Маккарти Кормак
Афанасьев Роман
Земляной Андрей
Шилова Юлия