какое-то зло. Что за зло, не знаю, но я его чувствую. Иногда, в ясный
солнечный день, я чувствую, как что-то мрачное надвигается на солнце и
высасывает из него свет, будто пиявка.- Голос его зазвучал громче.- На
Долине словно лежит черное страшное заклятье. Словно следит за ней из-под
земли, из мертвого океана, древний призрак и сеет в воздухе предвестье беды.
Здесь кроется некая тайна, что-то неразгаданное и темное. Не знаю, в чем тут
причина, но я вижу и чувствую это в здешних людях. Адам вздрогнул.
ребенка.
чувствует. И спасибо, что растолковали мне про воду.
волнуется.
ним по рукам и стал хозяином земли Санчесов.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
1
знаешь, с чего начать. Любая история тянет за собой десятки других. Главное
- решить, о чем рассказывать в первую очередь.
вечер танцев, устроенный в тамошней школе. В те времена школы были в
провинции центрами культуры. Протестантство было завезено в Америку недавно,
и протестантские церкви в мелких городках еще боролись за право
существования. Католическая церковь, проникшая сюда первой и прочно
пустившая корни, уютно подремывала, замкнувшись в своих традициях, и старин-
ные миссии постепенно приходили в запустение: ветхие крыши обваливались,
разграбленные алтари превращались в насест для голубей. Библиотеку миссии
Сан-Антоиио (сотни томов на латыни и испанском) свалили в амбар, где крысы
обглодали кожаные переплеты. Школа - вот что было в провинции подлинным
очагом науки и искусства, в огонь в этом очаге поддерживала учительница, чей
долг был нести людям мудрое и прекрасное. В школу приходили послушать музыку
или поспорить. В школу шли голосовать во время выборов. И важнейшие события
общественной жизни, будь то коронация королевы красоты, траурное собрание в
связи с кончиной президента или танцы на всю ночь, происходили непременно в
стенах школы. Школьная учительница была не только светочем разума, не только
общественным деятелем, но и завиднейшей партией для любого жениха в округе.
Родители преисполнялись законной гордостью, если их сын женился на
учительнице. Считалось, что ее дети должны быть намного умнее всех
остальных: как в силу хорошей наследственности, так и благодаря правильному
воспитанию.
Гамильтона была уготована иная судьба. Они были хороши собой, и в их облике
сквозило благородство: как-никак Гамильтоны происходили от ирландских
королей. Врожденная гордость возвышала их над нищетой, в которой они росли.
Никому и в голову не приходило их жалеть. Самюэлу определенно удалось
вывести улучшенную породу. Его дочери были гораздо начитаннее и воспитаннее
большинства своих современниц. Самюэл передал им свою тягу к знаниям, и в ту
эпоху тщеславного невежества его дочери резко выделялись на общем фоне.
Оливия Гамильтон стала учительницей. В возрасте пятнадцати лет она покинула
отчий кров и переехала в Салинас, чтобы окончить там среднюю школу. Когда ей
было семнадцать, сдала экзамены на окружном конкурсе по полной программе
естественных и гуманитарных наук, и в восемнадцать лет уже учительствовала в
Пичтри.
учительницы требовала величайшего такта. Попробуй наведи дисциплину, когда
тебя окружают здоровенные хулиганистые парни, а под рукой ни кнута, ни
пистолета - это дело трудное и опасное. В одном горном районе был случай,
когда ученики изнасиловали учительницу.
всех возрастов. В те годы редко кто доучивался до восьмого класса, и у
многих учеба растягивалась на четырнадцать, а то и на пятнадцать лет - на
ферме никто за тебя твою работу не сделает. Кроме того, Оливии приходилось
выполнять и обязанности фельдшера, потому что с ее учениками то и дело
что-нибудь приключалось. После драк в школьном дворе она зашивала ножевые
раны. А когда босого первоклашку ужалила гремучая змея, кто как не Оливия
должен был высосать яд у него из ноги?
Руководила школьным хором, выступала в роли литературного критика, писала
заметки о местных событиях, каждую неделю публиковавшиеся в "Салинасской
утренней газете". Кроме того, в ее ведении была организация всей
общественной жизни округа: не только выпускные торжества, но и вечера
танцев, собрания, дискуссии, концерты, рождественские и весенние праздники,
патриотические словопрения в День памяти погибших в войнах и в День
независимости. Она была членом избирательной комиссии, она возглавляла и
направляла всю благотворительную деятельность. Работа у Оливии была далеко
не из легких и налагала на нее невероятное число обязанностей. Права на
личную жизнь учительница не имела. Десятки глаз ревностно следили за ней,
выискивая скрытые слабости. Чтобы не разжигать людскую зависть, учительница
ни в одном доме не жила дольше одного семестра: семья, сдававшая ей комнату,
приобретала вес в обществе. И если у хозяев дома сын был еще холост,
предложение руки и сердца следовало автоматически; если же претендентов было
два или больше, случались жестокие драки. Трое братьев Агита чуть не
перерезали друг друга из-за Оливии. Молодые девушки редко задерживались в
учительницах надолго. Работа была слишком тяжелая, а женихи одолевали
слишком настойчиво, и учительницы выходили замуж быстро.
не питала присущей ее отцу любви к интеллектуальным изысканиям, но за
короткое время, что прожила в Салинасе, укрепилась в своем решении: она не
пойдет замуж ради того, чтобы потом прозябать на ранчо! Ей хотелось жить в
городе, может быть, не в таком большом, как Салинас, но по крайней мере не в
глуши. В Салинасе Оливия вкусила прелестей городской жизни, ее покорили и
церковный хор, и орган, и строгие ризы, и традиционные благотворительные
базары для прихожан англиканской церкви. Она приобщилась к искусству:
гастрольные труппы привозили в Салинас пьесы, а иногда и оперы, чаровавшие
волшебным ароматом заманчивого незнакомого мира. Она ходила в гости, играла
в шарады, декламировала на конкурсах стихи, записалась в хоровое общество.
Салинас соблазнил ее. Там можно было пойти на вечеринку нарядно одетой и
вернуться домой в том же платье, не надо было переодеваться, укладывать юбки
в седельный вьюк, а потом, проскакав на лошади десять миль, вынимать их и
гладить снова.
тосковать по городской жизни, и когда некий молодой человек, построивший в
Кинг-Сити собственную мельницу, должным образом испросил ее руки, Оливия
ответила согласием, настояв, чтобы их помолвка долгое время оставалась в
тайне. Конспирация была необходима: если бы в Пичтри узнали о помолвке,
местные парни подняли бы бунт.
и любовь к веселью сочеталась в ней с доставшейся от матери несгибаемой
волей. Ученики могли крутить носом сколько угодно, но Оливия все равно
впихивала в них знания ложку за ложкой.
- и ладно. А то позабивают головы науками, и сразу им все не нравится, сразу
подавай им неизвестно что. Уж сколько раз так бывало: выучатся и бросают
ферму, в город уезжают, думают, умнее отца родного стали. Немного
арифметики, чтобы умел мерить землю и доски, подсчитывать приход-расход;
немного правописания, чтобы мог заказать товар и написать письмо
родственникам; немного чтения, чтобы без труда читал газеты, альманахи и
сельские журналы; немного музыки, чтобы правильно пел псалмы и
государственный гимн; а все остальное - ни к чему, только с панталыку
сбивает. Считалось, что образование нужно лишь докторам, адвокатам и
учителям, потому что те - народ особый и с обычными людьми ничего общего не
имеют. Конечно, и среди фермеров попадались чудаки вроде Самюэла Гамильтона.
Что ж, к нему относились снисходительно, даже любили, но одному Богу
известно, что бы думали о семье Гамильтонов, не умей Самюэл бурить колодцы,
подковывать лошадей и управляться с молотилкой.
потом в Кинг-Сити и наконец - в Салинас. Оливия была наделена удивительной,
почти кошачьей интуицией. В своих поступках она руководствовалась скорее
чувствами, нежели рассудком. От матери ей достались решительный подбородок и
носик пуговкой, а от отца - красивые глаза. Из всех Гамильтонов, если не
считать Лизу, Оливия отличалась наибольшей цельностью натуры. Ее религиозные
воззрения представляли собой причудливую смесь: феи из ирландских сказок
соседствовали в ее теологической системе с ветхозаветным Иеговой, которого
она в более поздние годы путала со своим отцом. Рай в представлении Оливии
был уютным домом, который населяли ее покойные родственники. Все
огорчительное в окружавшей ее действительности Оливия попросту отметала,
наотрез отказываясь верить, что такое существует, и когда ее пытались
переубедить, гневалась не на шутку. Как рассказывают, она однажды горько
плакала, когда поняла, что не сможет одновременно плясать на двух балах.
Один бал устраивали в Гринфилде, а другой, в ту же субботу,- за двадцать
миль от Гринфилда, в Сан-Лукасе. Чтобы потанцевать и там, и там, а потом
вернуться домой, ей пришлось бы отскакать верхом шестьдесят миль. Она не
желала верить, что такое невозможно, но была не в силах сокрушить этот