Куртисом. Мгновение стояли они таким образом. Лучи заходящего солнца
озарили их мужественные фигуры и одели их обоих в огненную броню. Это
была подходящая пара.
выми топорами.
ужасающий удар, но Твала успел отступить в сторону. Удар был так силен,
что сэр Генри чуть не упал сам. Его противник мгновенно воспользовался
этим обстоятельством. Вращая над головой свой тяжелый боевой топор, он
вдруг обрушил его с такой невероятной силой, что у меня душа ушла в пят-
ки. Я думал, что все уже кончено. Но нет - быстрым движением левой руки
сэр Генри поднял щит и заслонился от удара топора. В результате топор
отсек край щита, и удар пришелся сэру Генри по левому плечу. Однако щит
настолько ослабил удар, что он не причинил особого вреда. Сэр Генри сей-
час же нанес новый удар противнику, по Твала также принял его на свой
щит. Затем удары последовали один за другим. Противникам пока удавалось
или уклоняться от них, или закрываться щитом. Кругом нарастало общее
волнение. Полк, который наблюдал поединок, забыл о дисциплине; воины по-
дошли совсем близко, и при каждом ударе у них вырывались крики радости
или вздохи отчаяния. Как раз в это время Гуд, которого, когда мы пришли,
положили на землю рядом со мной, очнулся от обморока и, сев, начал наб-
людать за происходящим. Через мгновение он вскочил на ноги и, схватив
меня за руку, начал прыгать с места на место на одной ноге, таская меня
за собой и выкрикивая ободряющие замечания сэру Генри.
- и так далее.
со всей своей силой. Удар пробил щит противника и прочную броню, прикры-
тую им, и нанес Твале глубокую рану в плечо. С воплем ярости и боли Тва-
ла вернул удар с процентами, с такой силой, что он рассек рукоятку бое-
вого топора сэра Генри, сделанную из кости носорога и охваченную для
прочности стальными кольцами, и ранил Куртиса в лицо.
рокое лезвие топора нашего героя упало на землю. А Твала вновь поднял
свое страшное оружие и с криком бросился на своего противника. Я закрыл
глаза. Когда я открыл их вновь, я увидел, что щит сэра Генри валяется на
земле, а сам он, охватив своими мощными руками Твалу, борется с ним. Они
раскачивались взад и вперед, сжимая друг друга в медвежьих объятиях,
напрягая свои могучие мускулы в отчаянной борьбе, отстаивая жизнь, дра-
гоценную для каждого, и еще более драгоценную честь. Сверхчеловеческим
усилием Твала заставил англичанина потерять равновесие, и оба они упали
и, продолжая бороться, покатились по известняковой мостовой. Твала все
время пытался нанести Куртису удар по голове своим боевым топором, а сэр
Генри силился пробить кольчугу Твалы своей толлой, которую вытащил из-за
пояса.
шал его.
был прикреплен к руке Твалы ремешком из кожи буйвола. Катаясь по земле и
тяжело дыша, они дрались за топор, как дикие кошки. Внезапно кожаный ре-
мешок лопнул, и затем с огромным усилием сэр Генри вырвался из объятий
Твалы. Оружие осталось у него в руке. В следующую секунду он вскочил на
ноги. Из раны на его лице струилась алая кровь. Вскочил также и Твала.
Вытащив из-за пояса тяжелую толлу, он обрушился на Куртиса и нанес ему
удар в грудь. Сильный удар попал в цель, по тот, кто сделал эту кольчу-
гу, в совершенстве владел своим искусством, потому что она выдержала
удар стального ножа. С диким криком Твала нанес новый удар. Его тяжелый
нож вновь отскочил от стальной кольчуги, заставив сэра Генри пошат-
нуться. Твала опять пошел на своего противника. В это время наш отважный
англичанин собрал все свои силы и со всего размаха обрушил на Твалу удар
своего топора. Взволнованный крик вырвался из тысячи глоток, и сверши-
лось невероятное! Казалось, что голова Твалы спрыгнула с плеч и, упав,
покатилась, подпрыгивая, по земле прямо к Игнози и остановилась как раз
у его ног. Еще секунду труп продолжал стоять. Кровь била фонтаном из пе-
ререзанных артерий. Затем он рухнул на землю, и золотой обруч, соскочив-
ший с шеи, покатился по земле. В это время сэр Генри, ослабевший от по-
тери крови, тяжело упал прямо на обруч.
дой его лицо. Вскоре его большие серые глаза открылись.
где в пыли лежала голова Твалы, снял алмаз с мертвого чела и подал его
Игнози.
поставил ногу на широкую грудь своего обезглавленного врага и начал по-
бедную песнь, такую прекрасную и одновременно такую дикую, что я не в
силах передать ее великолепие. Как-то я слышал, как один знаток гречес-
кого языка читал вслух очень красивым голосом произведение греческого
поэта Гомера, и помню, что я замер от восхищения при звуке этих плавных,
ритмических строк. Песнь Игнози на языке столь же прекрасном и звучном,
как древнегреческий, произвела на меня совершенно такое же впечатление,
несмотря на то что я был очень утомлен событиями и переживаниями послед-
них дней.
зло, причиненное нами, оправдано нашей силой!
перьями и приготовились к бою.
и водите пас", а вожди призвали короля и сказали ему: "Руководи нами в
бою".
двадцать тысяч.
ее гнездо. Они потрясали своими копьями и кричали, да, они высоко подб-
расывали свои копья, сверкавшие в солнечном свете. Они жаждали боя и бы-
ли полны радости.
меня. Они кричали: "Ха! Ха! Его можно считать уже мертвецом!"
они перестали существовать.
копий. Я поверг их во прах громом моего голоса.
ман.
кровью.
кричали: "Его можно считать уже мертвецом! ", чьи головы были украшены
перьями, реявшими по воздуху?
щие, - но это не сон.
жен, и дети позабудут о них.
забрел во время своих скитаний, когда ночь была темна, но я вернулся в
свой родной дом, когда занялась заря.
уныние уйдут.
который пасется в долинах, и девы в краалях также принадлежат мне.
стыда, и Благоденствие расцветет в стране подобно лилии.
повергнута тирания, потому что я король!
ческими. Не прошло с тех пор и сорока восьми часов, а обезглавленный
труп Твалы уже застывал у ворот его крааля.
куда последовал и я.
состояние было немногим лучше. Хоть я человек крепкий и выносливый и мо-
гу выдержать большее напряжение, чем многие другие, благодаря тому что
худощав, хорошо закален и тренирован, но в тот вечер я тоже едва стоял
на ногах. Когда же я бываю переутомлен, рана, нанесенная мне львом, осо-
бенно сильно меня мучает. К тому же моя голова буквально раскалывалась
на части от полученного утром удара, после которого я лишился чувств.
рое представляли мы собой в тот памятный вечер. Мы утешали себя тем, что
нам еще необыкновенно повезло, так как хотя наше состояние было весьма
печальным, но мы были живы, тогда как многие тысячи храбрых воинов, еще
утром полные жизни и сил, теперь лежали мертвыми на поле битвы.