не получалось и, она понимала, вряд ли получится до конца заварухи. Надо было
терпеть, надо было терпеть...
обычно только слышимые, но не видимые, вдруг появились над самыми крышами -
хитиновые, бело-чёрные, страшные, о огромными выпуклыми глазами и когтистыми
лапами. Сначала они быстро пронеслись стороной, вдвоём, и надолго пропали. А
потом рокот донёсся сзади. Он приближался очень медленно. Вдруг защёлкали
выстрелы. И - разом прекратились. Рокот стал булькающим, подвывающим. Машина
появилась из-за крыши. Казалось, корпус и лапы её сделаны из сухих и выгоревших
на солнце переплетённых корней; сверху дрожал и переливался прозрачный диск.
Несколько блестящих полушарий венчали голову полусущества, полумашины. Она
выползала и выползала, необыкновенно длинная, страшная, опасная. От кончиков
лап вниз потянулись длинные тонкие синеватые струи, завивающиеся на концах -
как пряди её собственных, Галкиных, волос.
голова взорвалась невыносимой болью. Галка зажала ладонью нос и рот. Кругом
кричали и падали её люди. Страха не стало - только досада. Непонятно как она
оказалась рядом с четырёх-стволкой, взялась за рычаги. Руки и грудь вдруг стали
обмотаны колючей проволокой. Тело летающей машины наползало поверх труб. Теперь
надо было просто отбежать в сторону и потянуть за верёвку, привязанную к
спусковой скобе. Но Галка никуда не побежала, а дёрнула за скобу рукой.
Галки просто не стало.
взорвались, разнеся её пополам. Бак с ядовитой жидкостью пробило - но поскольку
эта жидкость либо была горючей сама по себе, либо разводилась чем-то наподобие
бензина или спирта, то начался пожар, и большая часть яда сгорела. Наверняка
это спасло очень многих.
вперёд, прямо на толпу. Они стояли молча, выставив перед собой копья и
приподняв топоры.
Его могли сейчас убить. Тогда пойдёт кто-нибудь другой.
Пошёл и увидел своими глазами. И тогда всем станет ясно, что к чему.
Паша.
теперь во внимании не откажут...
открывая глаз, запел "Шумел сурово Брянский лес, спускались синие туманы..."
Голос у него был что надо - загудела висящая на стене старая гитара, а пацанов
как ветром повыдуло из-под одеял: на несколько секунд застыли посреди горницы,
обалдело моргая со сна, а потом засуетились - одеваться, умываться, шариться по
запасам, строгать хлебушек... Этого Олег ждал, к этому он загодя подготовился.
Он встал - ноги худо-бедно, но уже держали в вертикальном положении - и
торжественно объявил: .
ясности...
рядом с кадкой, проморгался мокрыми ресницами и махнул рукой - мол, давай.
Олег, почему-то волнуясь, - вы просто ничего не знаете. Каждый бутерброд -
индивидуален и неповторим. Каждый из них мучается ожиданием неминуемой и
мучительной смерти. Самые сообразительные - прячутся на дно тарелки, самые
самоотверженные - выбираются наверх, закрывая собой собратьев. Но каждый -
каждый! - замирает от ужаса, когда его подхватывают гигантские пальцы, каждый
беззвучно кричит, завидев приближающуюся пасть, каждый корчится от боли,
перемалываемый жуткими зубами... - Олег выдержал паузу, наблюдая за
произведённым впечатлением, и коротко закончил: - Поэтому бутерброды есть
нельзя.
эффекта. - Не сплю ж ни черта. Немножко порисовал, устал быстро, руки теперь
как грабли, а потом вот...
как-то договариваться. Ты, Ярослав, глянь потом, чего сообразишь, ты ж у нас к
языкам способный. И парней загрузим, дети должны легко обучаться. А то сколько
я ещё говорящим протяну...
учениках - у него бы язык просто не повернулся. Мальчишки неловко затоптались,
разом забыв и о завтраке, и о раненой кошке.
кого по воду и за дровами, кого за жратвой. Можно есть бутерброды или нельзя -
вопрос спорный, равно как и про скорость детского обучения (Ярослав тоже
склонялся к этой точке зрения, но многолетняя практика средних школ - что
земных, что местной - в теорию упрямо не укладывалась), а вот жрать
заготовленный неприкосновенный запас - уж точно никуда не годится. Жратву надо
добывать. И главное: с какой скоростью эти спиногрызы учатся - ещё никому точно
не известно, а вот забывают они всё - со свистом. Это паршиво, но сейчас весьма
кстати.
поволокся дальше. После вчерашнего решения никуда пока не соваться, а ждать,
что скажет по выздоровлении подобранная кошка, времени вдруг оказалось -
никогда у мальчишек столько не было. Будто пятнадцать уроков русской грамматики
подряд. Или даже сто.
отмокшие корешки, поставил вывариваться, наладил стол, скособочившийся, когда
накануне второпях заносили на носилках кошку - Тейшш, сказал Олег, - заготовил
дров и сложил новую растопку, осмотрел и почистил одёжку и обувь - а солнце
едва-едва передвинулось ближе к зениту. Разговаривать не хотелось, и Артём,
сказавшись, ушёл на старицу рыбачить. Никто не опасался погони: ушли они
далеко, куда дальше, чем успели бы добраться пешком, а укрытые дождевым лесом
берега старицы не просматривались и с неба. Уговорились, что вернётся к дождю.
зазевается да вымокнет вус-мерть, хоть разочек, те его шибко не любят. Так сами
и дураки, нечего было птичек-шляпников считать. Они, конечно, красивые -
наподобие разноцветных карнавальных шляп, которые на Земле, говорят, по большим
праздникам делают, а вот самих шляпников на Земле, говорят, совсем и нету. А на
Мизели перед дождём для шляпников самое время: рассаживаются по майским
деревьям и давай галдеть, хвастаться, кто какие слова запомнил. Как тут дураку
не заглядеться, не заслушаться. А дождик - он и вот он. Шляпники тогда
надуваются, замолкают и сидят неподвижно до самого конца дождя, разбухают,
водой запасаются. А раззява пусть считает, сколько в больнице проваляется -
дневной дождь холодный, почти ледяной, вода с большой высоты хлещет. Хоть шляпа
на тебе, хоть дождевик, хоть беги, хоть прячься - ливень всё промочит...
первый год ладит, расширяет грамотно, запасается - а ведь не то что их,
мушкетёров, он и сыновей своих если сюда водил, то хорошо двоих-троих. Никогда
здесь много народу за раз не было, хотя место - подготовлено. А средним своим
при расставании сказал - в зимовье буду. Без намёков сказал, без нажима, а это
значит, что про логово они не знают.
встрять в любой взрослый разговор. Желания взрослых при этом в расчёт не
принимались - только грубая физическая сила. А вот сегодня и позвали его - и
куда! инопланетянский язык учить! С инопланетянской кошкой объясняться! - а не
захотел... Что с тобой, Вовочка, не заболел ли? Никак сам с собой
разговариваешь? - Да нормально, пан Ярек, задумался. Всё путём. - Ну тогда
ладно...
делать не стану - просить, чтоб знак подал, или дрессировать там... Ты делай
что хочешь. Просто я с тобой разговаривать буду. Тебе ж, наверно, темно под
землёй. И холодно. Хотя Олег вон говорит, что холод чувствовать перестаёт.
Значит, наверно, не холодно. Зато ничего не видать. А я тебе всё-всё буду
рассказывать. Только не соображу, с чего начать. Жалко, что ты спросить
чего-нить не можешь. Или можешь? Нет, я не спрашиваю, это я просто так
сказал...
собственным горным Духом. С того момента, когда в приручившемся Духе ему
померещился Серёга, Вовочка перестал бояться. Серёга никак не мог сделать ему
ничего плохого. Чудо, что он узнал и вспомнил младшего брата, но если бы у
самого Вовочки был младший брат, он бы его тоже узнал хоть среди ста человек. И
искать бы пошёл хоть до самой Иглы. Он просто маленький был, когда Серёга
пропал. Он бы так просто не сдался. Правда, про Жерло тогда, наверное, никто не
сообразил, да и сам Вовочка вряд ли бы додумался. В Жерла только полные психи
суются... Хотя если Серёга живёт в Жерле, значит, он туда полез? Значит, там
что-то нужное было, может, тоже спасал кого-то и не оберёгся. И вообще, тогда
полез, а теперь вылез. Будет жить рядом с братом, и всё будет хорошо. Чем с
отцом собачиться, лучше с кем угодно разговаривать. А уж тем более с Серёгой.
Шилова Юлия
Корнев Павел
Корнев Павел
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Грабб Джеф