— Неужели? — деланно изумился Фэй. — Тогда почему католическая церковь запрещает пользоваться презервативами? Объясни мне.
— Это же просто невежество, — сказал Педерсен. — И если ты не понимаешь…
— Но Онана наказали не за мастурбацию, — высоким, проникновенным старческим голосом произнес Дорренс. — Он был наказан за отказ оплодотворить жену своего умершего брата, чтобы продолжить его семя. Аллен Гинзберг написал целую поэму…
— Заткнись, старый дурак! — взвизгнул Педерсен, метнув разъяренный взгляд на Фэя Чепина. — И если ты не видишь разницы между мужчиной, играющим своей плотью, и женщиной, выбрасывающей в туалет ребенка, которого Господь поместил в ее лоно, значит, ты такой же дурак, как и он.
— Отвратительный разговор, — заметила Лиза Зелл, однако, судя по тону, ей было скорее любопытно, чем неприятно. Взглянув поверх ее плеча, Ральф увидел, что в ограждении недостает нескольких планок, скорее всего оторванных подростками, оккупирующими это место по вечерам. Это все из-за таинственности. Он не заметил Дорренса, потому что старик не находился на площадке; он бродил вокруг. Ральфу пришла в голову мысль, что ему подвернулся удачный случай отвести Дорренса в сторонку и получить кое-какие ответы… Вот только в результате Ральфа могло ожидать еще большее разочарование. Старина Дор сильно напоминал Чеширского Кота из «Алисы в Стране Чудес» — скорее улыбка, чем сущность.
— Так значит, разница? — наступал Фэй на Педерсена.
— Да! — Красные пятна пылали на пухлых щеках Педерсена.
Док Малер беспокойно заерзал на скамье:
— Послушайте, давайте оставим эту тему и спокойно доиграем партию. Фэй и ухом не повел; все его внимание было сосредоточено на Педерсене.
— Возможно, тебе следует подумать о всех маленьких сперматозоидах, умерших у тебя на руке, пока ты, сидя на унитазе, мечтаешь о том, как было бы здорово, возьми Мэрилин Монро твой… Педерсен резким движением смахнул оставшиеся фигуры с шахматной доски.
Док Малер отшатнулся назад, губы его дрожали, а широко открытые глаза за очками в розовой оправе, скрепленной в двух местах проволочкой, выражали испуг. — Великолепно! — крикнул Фэй. — Отличный аргумент!
Педерсен поднял кулаки в карикатурной стойке Джона Л. Салливена.
— Может, хочешь попробовать этого? — спросил он. — Давай!
Фэй медленно поднялся. Он на целый фут возвышался над лопатолицым Педерсеном, да и тяжелее был фунтов на пятьдесят.
Ральф не верил своим глазам. Если здесь отрава проникла так глубоко, то что говорить об остальных жителях города? Ральф считал, что док Малер прав; Сьюзен Дэй не имела ни малейшего представления, насколько неудачна мысль избрать полем своей деятельности Дерри. В некотором смысле Дерри не был похож на другие города.
Ральф двинулся вперед, еще не вполне сознавая, что именно собирается делать, и успокоился, увидев, что Стэн Эберли поступает так же. Они обменялись взглядами, приблизились к двум старикам, стоящим нос к носу, и Стэн незаметно кивнул. Ральф обвил плечи Фэя рукой за секунду до того, как Стэн схватил Педерсена за левую руку.
— Не следует делать этого. — Стэн говорил прямо в оттопыренное ухо Педерсена. — Иначе дело кончится тем, что вас обоих увезут в больницу с сердечным приступом, а вряд ли это то, что вам нужно. У тебя, Харли, и так уже было два. Или три?
— Я не позволю ему шутить, когда речь идет о женщинах, убивающих детей! — закричал Педерсен, и Ральф увидел, что по щекам старика катятся слезы. — Моя жена умерла, давая жизнь нашей второй дочери! Заражение крови отправило ее на тот свет в сорок шестом! Поэтому я не выношу разговоров о детоубийстве!
— Боже! — изменившимся голосом произнес Фэй. — Я этого не знал, Харли.
Извини…
— К черту твое извинение! — крикнул Педерсен и вырвался из рук Стэна Эберли. Он устремился к Фэю, поднявшему кулаки, но затем опустившему их, когда Педерсен промчался мимо, даже не удостоив его взглядом. Он прошел по тропинке между деревьями и скрылся из вида. После его ухода повисла тридцатисекундная гробовая тишина, нарушаемая лишь гулом самолета.
3
— Господи, — в конце концов вымолвил Фэй. — Десять лет почти каждый день встречаешься с парнем и начинаешь считать, что тебе все о нем известно. Боже мой, Ральфи, я и не знал, от чего умерла его жена. А теперь вот чувствую себя круглым идиотом.
— Не стоит так переживать, — произнес Стэн. — Возможно, у него как раз месячные.
— Закрой рот, — оборвала его Георгина. — Достаточно пошлостей за одно утро.
— Скорее бы приехала и уехала эта штучка Дэй, тогда все снова войдет в свою колею, — высказался Фрэд Зелл.
Док Малер, стоя на четвереньках, собирал шахматные фигурки.
— Не хочешь доиграть, Фэй? — спросил он. — Я помню, как они были расставлены.
— Нет, — ответил Фэй. Его голос, остававшийся ровным и спокойным во время стычки с Педерсеном, теперь заметно дрожал. — Думаю, с меня достаточно. Может быть, Ральф поучит тебя играть.
— Я пас, — отозвался Ральф. Он искал взглядом Дорренса. Старик снова воспользовался проломом в заборе и теперь, стоя по колено в траве на обочине служебной дороги с неизменной книжкой в руках, наблюдал, как самолет выруливает к центральному терминалу. Ральф вспомнил Эда, мчащегося по этой же дороге на стареньком «датсуне» и на чем свет стоит поносящего медлительные ворота. Впервые за прошедший год ему стало интересно, чем занимался Эд на территории аэропорта.
— …чем раньше.
— А? — Ральф с усилием сосредоточил внимание на Фэе.
— Я сказал, что ты, должно быть, снова хорошо спишь, потому что выглядишь намного лучше, чем раньше. Зато теперь со слухом туговато.
— Наверное, — согласился Ральф, пытаясь улыбнуться. — Думаю, мне стоит перекусить. Пойдешь со мной, Фэй? Я угощаю.
— Нет, я уже позавтракал, — ответил Фэй. — И сейчас, честно говоря, еда камнем давит на желудок. Слушай, Ральф, этот старый хрыч плакал, ты видел?
— Да, но на твоем месте я не стал бы на этом зацикливаться, — сказал Ральф. Он направился к дороге, широкоплечий Фэй побрел рядом с ним. Он шел, ссутулившись и опустив голову, напоминая огромного медведя, наряженного в мужской костюм. — Парни нашего возраста могут разреветься из-за пустяка. Ты же знаешь.
— Возможно. — Фэй благодарно улыбнулся Ральфу. — Все равно спасибо, что остановил меня, не дал наделать глупостей. Ты же знаешь, на меня иногда находит.
«Жаль, что никого не оказалось рядом, когда подобное произошло между мной и Биллом», — подумал Ральф. Вслух же он произнес:
— Мне было не трудно. Это я должен благодарить тебя. Такой поступок добавит новый штрих к моему resume, когда я решу обратиться по поводу высокооплачиваемой работы в ООН.
Фэй, довольно рассмеявшись, похлопал Ральфа по плечу:
— Да! Генеральный секретарь! Миротворец Номер Один! Ты без проблем получишь эту работу!
— Несомненно. Пока, Фэй.
Ральф уже поворачивался, когда Фэй коснулся его руки:
— Ты ведь примешь участие во Взлетно-посадочном Турнире на следующей неделе?
Ральф не сразу понял, о чем идет речь, хотя это и составляло главную тему разговоров столяра на пенсии с того момента, как листья на деревьях стали желтеть. Фэй организовывал проведение шахматных турниров под названием «Взлетно-посадочный N3» начиная с 1984 года, именно тогда закончилась его «настоящая жизнь». Призом служил огромный хромированный кубок с короной и скипетром. Фэй, лучший игрок среди Старых Кляч (в западной части города, по крайней мере), награждал сам себя этим кубком в шести случаях из девяти, и у Ральфа возникло подозрение, что три раза Фэй проиграл намеренно для поддержания интереса у остальных участников. Нынешней осенью Ральфа не слишком интересовали шахматы; ему и без них было над чем подумать.
— Конечно, — ответил он. — Вообще-то я рассчитываю на приз.
Фэй улыбнулся:
— Отлично. Турнир должен был состояться в прошлый уик-энд, но я надеялся, что если его отложить, то Джимми В. Тоже примет участие. Но он до сих пор в больнице, так что если откладывать и дальше, наступят холода, и нам придется проводить турнир в парикмахерской, как в девяностом году.
— А что случилось с Джимми В.?
— Рак снова принялся за него, — ответил Фэй, затем, понизив голос, добавил: — Не думаю, что на этот раз у него есть хоть малейший шанс отразить нападение.
Чувство глубокого сожаления охватило Ральфа при этом известии. Они с Джимми Вандермеером знали друг друга еще в «настоящей жизни». В те времена оба мотались по дорогам. Джимми торговал сладостями и поздравительными открытками, а Ральф — печатными приспособлениями и бумажной продукцией, вдвоем они составляли отличную команду, колеся по Новой Англии, ведя поочередно машину и позволяя себе более роскошные удобства, чем было бы доступно одному.
Они делились также ничем не примечательными секретами мужчин, путешествующих в одиночку. Джимми поведал Ральфу о проститутке, стащившей у него бумажник в 1958 году, и как он затем обвел вокруг пальца жену, сказав ей, что его ограбил попутчик.
Много поездок; много пробитых колес; много шуток по поводу одиноких коммивояжеров и хорошеньких фермерских дочек; много бесед, затягивающихся далеко за полночь. Иногда они говорили о Боге, иногда о политике. В общем, Джимми Вандермеер был чертовски отличным парнем. А потом Ральф нашел сидячую работу в типографии, и Джимми выпал из его поля зрения. Они возобновили взаимоотношения только здесь и в некоторых других местах, принадлежащих Городу Старых Кляч, — встречались в библиотеке, бассейне, задней комнате парикмахерской. Когда вскоре после похорон Кэролайн Джимми рассказал, что он вполне достойно выдержал схватку с раком легких, Ральф припомнил, каким всегда видел Джимми: говорил ли тот о бейсболе, ловил ли рыбу, ехал ли он в машине, в уголке рта у него непременно была зажата сигарета.
«Мне повезло», — сказал он себе тогда. Но, по всей видимости, счастье изменило ему. Так происходит всегда.
— Печальная новость, — вздохнул Ральф.
— Он уже почти три недели в больнице, — сообщил Фэй. — Проходит лечение радиацией и принимает уколы с ядом, по идее убивающим рак, но на самом деле убивающим самого человека. Удивительно, что ты ничего не знал, Ральф.
«Конечно, ты удивлен, а я нет. Видишь ли, бессонница — дама ревнивая, она заставляет о многом забыть. То не можешь отыскать бульонные кубики, то теряешь ощущение времени, а потом наступает очередь и старых друзей».
Фэй покачал головой:
— Проклятый рак. Ужасно, как он может таиться, выжидая своего хода.
Ральф кивнул, затем, подумав о Кэролайн, спросил:
— Ты случайно не знаешь номер палаты Джимми? Может быть, я проведаю его.
— Случайно знаю: 315. Запомнишь?
Ральф усмехнулся:
— Хотя бы на время.
— Конечно, навести его, если сможешь, — они его хорошенько накачивают уколами, но пока еще он узнает людей, клянусь, ему будет приятно повидаться с тобой. Как-то он сказал мне, что у вас есть что вспомнить.
— Ты же знаешь, как это бывает, — ответил Ральф. — Парочка молодых мужиков в дороге, вот и все. Если нам приносили чек за обед, Джимми всегда предоставлял оплачивать его мне. — Внезапно Ральфу захотелось расплакаться.
— Паршиво, правда? — спокойно заметил Фэй.
— И не говори.
— Навести его. Он будет рад, да и тебе полегчает. Только не забудь о шахматном турнире! — закончил Фэй и выпрямился, делая героическое усилие, чтобы выглядеть и говорить как можно бодрее. — Еще раз спасибо, что удержал меня от глупости. Знаешь, мне как-то не по себе.
— Ладно. Я же Миротворец Номер Один. — Ральф пошел по тропинке, ведущей к дороге, затем обернулся. — Видишь служебную дорогу? Ту, которая ведет от Дженерал Авиэйшн к шоссе? — Он указал рукой. От терминала отъехал грузовик, на ветровом стекле полыхали ослепительные солнечные блики.
Грузовик притормозил возле ворот, входя в поле действия луча фотоэлемента.
Ворота стали открываться.
— Конечно, вижу, — ответил Фэй.
— Прошлым летом я видел, как по служебной дороге ехал Дипно, следовательно, у него есть ключ-карточка от этих ворот. Нет никаких соображений по поводу того, как она оказалась у Эда?