Чтение 37–й страницы книги ~Длинный путь~

Волнение наполнило вены Гэррети. Он слышал, как гулко бухает его сердце.
Снова кричали его имя (Рэй - Рэй - иди скорей!}, но знакомых лиц пока не
было видно.

К нему тянулись руки, и одна из них, тощая и коричневая, чуть задела
его. Он отскочил, будто его затягивало в молотилку. Никаких признаков
матери и Джен. Стеббинс был прав... А если они и здесь, как он разглядит
их в этой людской массе?

Стон вырвался из его груди. Он споткнулся и едва не упал. Стеббинс
был прав. Ему хотелось упасть прямо здесь, не идти дальше. Зачем теперь
идти? Сирена выла, толпа вопила, Клингерман стонал, а его собственная
измученная душа колотилась о стенки черепа в поисках выхода.

Я не могу идти. Не могу, не могу, не могу.

Где я? Джен? Джен?.. ДЖЕН!

Он увидел ее. Она махала голубым шарфом, что он подарил ей на день
рождения, и дождь блестел на ее волосах, как жемчуг. Рядом стояла его
мать в своем черном пальто. Толпа сдавила их, и они беспомощно
покачивались взад-вперед. Над плечом Джен идиотски стрекотала
телекамера.

Чья-то рука потянула его назад. Макфрис. Солдат бесцветным голосом
вынес им обоим предупреждение.

- Не ходи туда! - кричал Макфрис прямо в ухо. Острый ланцет боли
вонзился в голову Гэррети.

- Пусти!

- Не допущу, чтобы ты убил себя, Рэй!

- Пустиииии!

- Ты хочешь умереть у нее на руках?

Джен плакала. Он видел слезы на ее щеках. Он вырвался от Макфриса и
опять пошел к ней. Он плакал. Он любил ее.

Рэй, я тебя люблю.

Он видел эти слова на ее губах.

Макфрис снова поймал его за руку. Краем глаза он увидел свой класс
под школьным знаменем и среди них самого себя, кусок прошлогодней
фотографии, и он улыбался и махал самому себе.

Второе предупреждение.

Джен!

Она потянулась к нему. Их руки встретились.

В одной руке он сжимал холодную руку Джен, в другой руку матери. Он
дошел до них. Дошел.

И тут рука Макфриса рванула его назад. О жестокий Макфрис!

- Пусти! Пусти!

- Идиот, ты ненавидишь ее? Ты что, хочешь, чтобы тебя застрелили у
нее на глазах? Чтобы она запачкалась твоей кровью? Пошли скорее!

Он сопротивлялся, но Макфрис был сильнее. В глазах Джен появилась
тревога, и ее губы беззвучно шептали:

"Иди! Иди же!"

"Конечно, надо идти, - подумал от тупо. - Я же их гордость". В эту
минуту он и правда ненавидел ее.

Третье предупреждение. Теперь на лицах матери и Джен была паника.

Рука матери закрыла лицо, и он вспомнил, как руки Барковича
протянулись к горлу и начали его раздирать.

- Если ты собрался сделать это, то сделай за углом, идиот паршивый! -
крикнул Макфрис. Макфрис ударил его, ударил сильно.

- Ладно, - Гэррети пошел. - Ладно, все, видишь, я иду, пусти меня, -
он плакал.

Макфрис шел следом, готовый опять поймать его.

У поворота Гэррети оглянулся, но они уже потерялись в толпе. Он
подумал, что никогда не забудет этого выражения паники на их лицах. Все,
что ему удалось увидеть, - мелькнувший над головами голубой шарф.

Он повернулся и пошел прочь.

Глава 16

"Пролилась кровь! Листон спотыкается! Клэй изматывает его
комбинациями! Клэй его убивает! Клэй его убивает! Леди и джентльмены,
Листон падает! Сонни Листон упал! Клэй прыгает... Кричит... О, леди и
джентльмены, я просто не знаю, как описать эту сцену!" Комментатор на
втором поединке Клэя и Листона

Таббинс сошел с ума.

Таббинс был коротышка в очках и с лицом, усыпанным веснушками. Он
постоянно подтягивал джинсы и мало говорил, на, в общем, был вполне
терпим, пока не спятил.

- Блудница! - орал он дождю, запрокинув лицо вверх, и струйки воды
текли ему в рот и глаза. - Блудница Вавилонская пришла к нам! Она легла
на улицах и раскинула ноги свои на камнях мостовых! Скверна! Скверна!
Бегите от нее! На устах ее мед, но в сердце ее гниль и нечистота!

- Господи, хоть бы он заткнулся, - устало сказал Колли Паркер. -Он
хуже Клингермана.

- Бегите от блудницы! Скверна! Нечистота!

- Черт! - пробормотал Паркер, трясущимися руками поднося ко рту
фляжку. - Я сейчас убью его! - из глаз его покатились бессильные слезы.
Было три часа дня. Позади остался Портленд. Совсем недавно они миновали
указатель, извещавший, что до границы Нью-Хэмпшира осталось всего 44
мили.

Всего. Всего - что за идиотское слово!

Гэррети шел рядом с Макфрисом, но тот с самого Фрипорта молчал. Да
Гэррети и не решался говорить с ним. Он опять был в долгу и стыдился
этого потому, что знал - он сам не сможет спасти Макфриса. Джен с
матерью исчезли, исчезли навсегда. Если только он не выиграет. А сейчас
он очень хотел выиграть.

Странно, он в первый раз хотел выиграть. Даже на старте, который
теперь казался эпохой динозавров, он вряд ли всерьез хотел этого. Тогда
все еще казалось игрой, но ружья стреляли не пистонами, и все это было
реально.

И он хотел выиграть.

Ноги болели вдвое сильнее, и при глубоком вдохе появлялась острая
боль в груди. Не утихал и жар - может быть, он заразился от Скрамма.

Он хотел выиграть, но не верил в это. На финише ведь не будет уже
Макфриса, чтобы его спасти. Он просто не сможет сделать последний шаг. С
Фрипорта они потеряли только троих. Одним из них был несчастный
Клингерман. Осталось двадцать.

Они перешли по мосту тихий ручеек. Грянули выстрелы, толпа
вскрикнула, и в сердце у Гэррети опять зашевелилась робкая надежда.

- Видел свою девушку?

Это был Абрахам, напоминающий участника Батаанского марша. Почемуто
он снял куртку и рубашку, обнажив костлявую грудь.

- Да, - сказал Гэррети. - И я собираюсь вернуться к ней.

Абрахам улыбнулся:

- Что! Ах да, есть такое слово: вернуться. Это был Таббинс?

Гэррети прислушался, но ничего не услышал, кроме гула толпы.

- Я говорю себе, - сказал Абрахам, - что нужно ни о чем не думать,
только подымать и опускать ноги.

- Правильно.

- Но тут такое дело... Даже не знаю, как тебе сказать.

Гэррети пожал плечами:

- Просто скажи.

- Ладно. Мы должны пообещать друг другу.

- Что?

- Не помогать никому. Просто идти и все.

Гэррети смотрел на свои ноги, босые и грязные, с сильно вздувшимися
венами. Он не мог вспомнить, когда ел в последний раз, и боялся упасть в
обморок от голода. Абрахам, обутый в тяжелые оксфордские ботинки, с
суеверным ужасом смотрел на голые ноги Гэррети.

- Это звучит безжалостно, - заметил Гэррети.

- Что делать.

- А с остальными ты говорил?

- Нет еще. Только с тобой.

- Да, тебе, должно быть, это нелегко.

- Ничего легкого уже не будет.

Гэррети открыл было рот, потом закрыл. Он посмотрел вперед, на
Бейкера, идущего с трудом, приволакивая левую ногу.

- Зачем ты снял рубашку? - спросил он Абрахама.

- Она колется. Должно быть синтетика. У меня аллергия на синтетику.

Так что ты скажешь?

- Ты похож на религиозного фанатика.

- Да или нет?