собой... Вашингтон дал согласие... - Он запнулся, неуверенно посмотрел
на меня и отвернулся. Я и без телепатии угадал, о чем он думает.
К чему? Я выражу свои соболезнования другим путем. Глаза у него
блеснули, он бросил взгляд на "манлихер-шенауэр", висевший в кобуре, и
тут же отвел глаза. С холодной яростью в голосе произнес:
Карпентер. Прямо здесь, на борту корабля... - Он стукнул сжатым кулаком
по ладони. - Так и не додумались, док, в чем тут загвоздка? И кто за
всем этим прячется?
справляется с больными и ранеными?
из кобуры и сунул в карман брюк из оленьего меха. Хансен тихо спросил:
прислонясь к стене, обклеенной кадрами из мультиков. Когда я открыл
дверь, он поднял голову.
Хансен.
полу лежала аккуратно сложенная груда снабженной ярлыками одежды,
атташе-кейсов и полиэтиленовых сумок. Посмотрите сами... А что там с
больными, оставшимися на "Зебре"?
говорить пока что рано.
обшаривать карманы, но, как и следовало ожидать, не обнаружил ничего.
Хансен был не из тех, кто мог пропустить что-либо подозрительное. Тогда
я прощупал сантиметр за сантиметром все швы - и снова никакого
результата. Наконец я взялся за кейсы и сумки, просматривая всякие
мелочи вроде бритвенных приборов, писем, фотографии, двух или трех
фотоаппаратов. Фотоаппараты я открыл, но они оказались пустыми. Я сказал
Бенсону:
и наберешься... Я проверил там все, до ниточки. Абсолютно ничего. Я даже
измерил толщину дна сумки. Тоже ничего.
психологическое воздействие сильнее любых лекарств, - он взглянул на
лежащие перед ним записи. - Хуже всех обстоит дело у капитана Фолсома.
Опасности для жизни, конечно, нет, но лицо обожжено страшно. Мы
договорились, что в Глазго его тут же осмотрит специалист по
пластической хирургии.
сильно пострадали от голода и холода. Тепло, уход и хорошее питание
поставят их на ноги буквально за пару дней. Хассард, тоже метеоролог, и
Джереми, лабораторный техник, у них умеренные ожоги, умеренные
обморожения, чувствуют себя гораздо лучше, чем другие. Вот, кстати,
странно: как разные люди по-разному переносят голод и холод... И
остальные четверо: старший радиооператор Киннерд, доктор Джолли, кок
Нейсби и, наконец, Хьюсон, водитель трактора и ответственный за
генераторы, - с ними дела обстоят совсем благополучно. Все они страдают,
естественно, от обморожения, особенно Киннерд, у всех есть небольшие
ожоги и общая слабость, но силы восстанавливаются очень быстро.
Харрингтонам, остальным пропишем различные процедуры. Пока что они все
лежат, это понятно, но долго в постели не проваляются: люди они молодые,
крепкие, выносливые.
с соблюдением режима, доктор, - он отступил в сторону, и мы увидели
Нейсби, кока с "Зебры", который стоял за ним в униформе старшины
американского флота. - Ваши пациенты услышали о похоронах, и те, кто
способен подняться, хотят отдать последний долг своим коллегам. Я,
разумеется, ценю и понимаю этот порыв, но их состояние...
спины кока. Там стоял Киннерд, этот кокни тоже был одет в синюю морскую
форму. - Не обижайтесь, я не хочу быть грубым или неблагодарным. Но я
все равно пойду. Джимми Грант был моим другом.
состояние.
Иначе мне трудно будет вас лечить.
понимаете, я могу просто запретить это. Могу сказать "Нет!" - и дело с
концом.
Киннерд.
дружбы и сотрудничества, если мы уже сейчас начнем катить бочку на наших
спасителей, - он невесело улыбнулся. - Кроме того. это не будет
способствовать заживлению наших ран и ожогов. Свенсон поднял брови и
взглянул на меня.
этого начинать гражданскую войну. Если уж они сумели пережить пять или
шесть дней в ледяной пустыне, не думаю, что какие-то несколько минут их
прикончат.
случится, винить будем вас.
бы меня окончательно: Арктика - не место для погребальных церемоний.
Вероятно, только распорядитель похорон, который старается поскорее
отбарабанить положенный текст и закончить дело, нашел бы эту обстановку
идеальной. После тепла и уюта на "Дельфине" мороз казался особенно
сильным, через пять минут у всех у нас уже зуб на зуб не попадал. Тьма
была такая непроглядная, какая бывает только во льдах Арктики, снова
поднялся ветер, под ногами зазмеилась поземка. Свет единственного фонаря
только усиливал нереальность происходящего: сгрудившуюся толпу людей со
склоненными головами, два завернутых в брезент трупа, лежащих у
основания тороса, коммандера Свенсона, пригнувшегося над книгой и
монотонно бормочущего что-то мало разборчивое, тут же уносимое вдаль
ледяными порывами ветра. Обошлось без салюта, без траурного оркестра,
только тишина, молчаливые почести - и вот уже все кончено, и
спотыкающиеся матросы торопливо забрасывают кусками льда яму с
брезентовыми гробами. Пройдет всего двадцать четыре часа, и
безостановочно несущиеся по просторам Арктики облака ледяной пыли и
снега навсегда замуруют эти саркофаги, которые ныне и присно и во веки
веков будут угрюмо кружиться вокруг Северного полюса, и может быть,
только через сотни, а то и тысячи лет ледовое поле отпустит на дно
океана не тронутые тлением останки... Кошмарные мысли приходят порой в
голову... Отдав честь нагромождению снега и льда, мы заторопились на
подводную лодку. От верхушки "паруса" нас отделяло всего несколько футов
почти отвесной льдины, вздыбившейся, когда "Дельфин" пробивал себе путь
на поверхность. На лед были спущены специальные леера, но все равно,
чтобы вскарабкаться на борт, требовалось немало силы и ловкости.
слепящий ветер со льдом и снегом - самая подходящая обстановка для
несчастного случая. И он не заставил себя ждать.
лабораторному технику со станции "Зебра", который сам не мог ухватиться
за леер обмороженными руками, когда у меня над головой вдруг послышался
приглушенный вскрик. Я поднял глаза кверху и с трудом различил в
темноте, как кто-то машет руками на самой верхушке "паруса", пытаясь
удержать равновесие. Я резко притянул Джереми к себе, чтобы его не сбили
с ног, и тут же увидел, как потерявший опору человек тяжело падает на
спину и мчится мимо нас вниз, на ледяное поле. Я вздрогнул от звука
удара, вернее, от двух звуков: одного глухого, тяжелого - и немедленно
вслед за этим более громкого и короткого. Сначала тело, потом голова.
Мне показалось, что после второго удара послышался еще один, третий, но
твердой уверенности в этом у меня не было. Я передал Джереми первому,
кто попался на глаза, и, держась за обледенелый трос, заскользил вниз,
стараясь не смотреть на то, что меня там ожидало. Так упасть - это все
равно что свалиться на бетонный пол с высоты в двадцать футов. Хансен
подоспел раньше меня и направил луч фонаря не на одну распростертую на
льду фигуру, как я ожидал, а сразу на две, Бенсон и Джолли, оба без
сознания.
а Джолли пытался смягчить удар. Джолли был рядом со мной за пару секунд
до падения.