истинное и ложное бывает здесь не так, как в указанных выше случаях. И как
истина здесь имеет не тот же смысл, что там, так и бытие. Истинное и ложное
означают здесь следующее: истина есть удостоверение [как бы] на ощупь (to
thigein) и оказывание (ведь не одно и то же утвердительная речь и
оказывание), а когда нельзя таким образом удостовериться, имеется незнание
(в самом деле, относительно сути вещи ошибиться невозможно - разве что
привходящим образом,- и одинаково обстоит дело и с сущностями несоставными,
ибо и относительно них ошибиться нельзя; и все они существуют в
действительности, не в возможности, ибо иначе они возникали бы и
уничтожались; а сущее само по себе не возникает и не уничтожается, ибо
иначе оно должно было бы возникать из чего-то; поэтому относительно того,
что есть бытие само по себе и в действительности, нельзя ошибиться, а можно
либо мыслить его, либо нет. Относительно его ставится вопрос только о сути,
а не о том, такого ли свойства оно или нет).
если связывают [связанное на деле], имеется истинное, если же такого
связывания нет, то - ложное, а в других случаях, когда имеется одно, если
оно действительно сущее, оно есть только таким-то образом; если же оно
таким-то образом не существует, оно вообще не существует, и истина здесь в
том, чтобы мыслить это сущее, а ложного здесь нет, как нет здесь и
заблуждения, а есть лишь незнание, но незнание, не сходное со слепотой:
ведь слепоту можно сравнить с тем, как если бы кто не был наделен
мыслительной способностью вообще.
считают неподвижными, нельзя ошибиться в смысле времени. Если, например,
полагают, что треугольник не изменяется, то не будут думать, что углы его в
одно время равны двум прямым, а в другое нет (ведь в таком случае он бы
изменялся). Однако вполне возможно предположить, что одна неизменяющаяся
вещь имеет такое-то свойство, а другая [того же вида] не имеет, например
что ни одно четное число не есть простое число, или же - что одни таковы, а
другие нет.
заблуждение невозможно: ведь здесь нельзя уже будет думать, что одни имеют
такие-то свойства, другие нет, а можно лишь высказываться истинно или ложно
об этой вещи, поскольку всегда все обстоит с ней именно так, а не иначе.
КНИГА ДЕСЯТАЯ
где мы разбирали, в скольких смыслах [употребляются отдельные слова]; но
раз нообразные значения единого сводимы к четырем основным видам того, что
называется единым первично и само по себе, а не привходящим образом, а
именно: (1) непрерывное - либо вообще, либо - особенно - по природе, а не
через соприкосновение или связь (да и из этого надо считать единым в
большей мере и первее то, движение чего нераздельнее и более просто); (2)
едино - и даже в большей мере - то, что составляет целое и имеет
определенный образ, или форму, особенно если нечто таково от природы, а не
посторонней силой (наподобие того, что соединено клеем, или гвоздями или
узлом), и имеет причину своей непрерывности в самом себе. А вещь бывает
такой оттого, что движение ее одно и неделимо по месту и времени; поэтому
ясно, что если чему-то присуще от природы первое начало первичного движения
(я имею в виду первое начало перемещения-круговое движение), то это-
первичная единая величина. Таким образом, то, что едино в этом смысле,- это
или непрерывное, или целое А в другом смысле едино то, определение чего
едино Таково то, что постигается единой мыслью, т. е. то мысль о чем
неделима, неделима же мысль о неделимом по виду или по числу; (3) по числу
неделимо единичное, (4) по виду - то, что неделимо для понимания и
познания, так что единым в первичном смысле можно было бы считать то, что
есть причина единства сущностей [1] Итак, вот во скольких значениях
говорится о едином - это непрерывное от природы, целое, единичное и общее,
и все они единое потому, что в одних случаях неделимо их движение, в других
- мысль о них или определение их.
какие вещи обозначаются как единое, и вопрос о том, что такое существо
единого и каково его определение (ведь о едином говорится в указанных
смыслах, и единой будет каждая из тех вещей, которым присущ один из
упомянутых видов единства. А существо единого иногда будет присуще одному
из этих видов, иногда чему-то другому, что даже ближе к [непосредственному
значению] слова "единое", тогда как указанные вещи едины в возможности),
так же как это следовало бы говорить об элементе и причине, если бы надо
было, с одной стороны, различать, какие вещи к ним относятся, а с другой -
давать определение самого имени. Ибо в одном смысле элемент есть огонь (и
пожалуй, само по себе также и беспредельное [2] или еще что-то в этом роде
есть элемент), а в другом смысле нет: ведь существо огня и существо
элемента не одно и то же, а как определенная вещь и естество элемент есть
огонь; слово же "элемент" обозначает нечто привходящее для огня, а именно
что что-то возникает из него как из первоосновы. То же можно сказать и о
причине, и о едином, и обо всем подобном им. Поэтому и быть единым - значит
быть неделимым именно как определенным нечто и существующим отдельно либо
пространственно, либо по виду, либо в мысли; иначе говоря, это значит быть
целым и неделимым, а скорее всего быть первой мерой для каждого рода,
главным образом для количества; ведь отсюда [это значение единого] перешло
на другие [роды сущего]. Мера есть то, чем познается количество; а
количество как таковое познается или через единое, или через число [3] а
всякое число - через единое, так что всякое количество как таковое
познается через единое, и то первое, чем познаются количества, есть само
единое; а потому единое есть начало числа как такового. Отсюда и во всех
остальных областях мерой называется то первое, чем каждая вещь познается, и
для каждого мерой служит единое - в длине, в ширине, в глубине, в тяжести,
в скорости ("тяжесть" и "скорость" одинаково применимы к
противоположностям, ибо каждая из них имеет двоякое значение; так, тяжесть
приписывается и тому, что имеет хоть какой-либо вес, и тому, что имеет
чрезвычайно большой вес, а скорость - и тому, что совершает хоть какое-либо
движение, и тому, что движется чрезвычайно быстро: ведь есть некоторая
скорость и у того, что движется медленно, а тяжесть - у более легкого).
неделимое, ибо и при измерении линий мы как неделимой пользуемся линией
величиною в одну стопу: всюду в качестве меры ищут нечто единое и
неделимое, а таково простое или по качеству, или по количеству. А где
представляется невозможным что-то отнять или прибавить, там мера точна
(поэтому мера числа самая точная: ведь единица принимается как нечто во
всех отношениях неделимое); а во всех остальных случаях стараются брать эту
меру как образец: у стадия, у таланта и вообще у того, что покрупнее,
бывает менее заметно, когда что-то прибавляют к ним или отнимают от них,
чем у величины меньших размеров. Поэтому все делают мерой то, что как
первое по свидетельству чувственного восприятия не допускает [такого
прибавления или отнятия],- и для жидкого и сыпучего, и для имеющего тяжесть
или величину, и полагают, что знают количество, когда знают его с помощью
этой меры. Равным образом и движение измеряют простым и наиболее быстрым
движением, так как оно занимает наименьшее время; поэтому в учении о
небесных светилах за начало и меру берется такое единое (а именно: в основу
кладется равномерное и наиболее быстрое движение - движение неба, и по нему
судят обо всех остальных), в музыке-четверть тона (так как она наименьший
тон), а в речи-отдельный звук. И все это - единое не в том смысле, что оно
обще им всем, а в указанном выше смысле [4]
имеется два вида четверти тона, различающиеся между собой не на слух, а
своими числовыми соотношениями [5] и звуков, которыми мы производим
измерение, несколько, а также диагональ квадрата и его сторона измеряются
двоякой мерой, равно как и все [несоизмеримые] величины. Таким образом,
единое есть мера всех вещей, потому что мы узнаем, из чего состоит
сущность, когда производим деление либо по количеству, либо по виду. И
единое неделимо потому, что первое в каждом [роде вещей] неделимо. Однако
не все единое неделимо в одинаковом смысле, например стопа и единица:
последняя такова во всех отношениях, а первую надо относить к тому, что
неделимо лишь для чувственного восприятия, как это было уже сказано: ведь,
собственно говоря, все непрерывное делимо.
отдельности для длины - некоторая длина, для ширины - ширина, для звука -
звук, для тяжести - тяжесть, для единиц - единица (именно так это надо
принять, а не говорить, что мера чисел есть число; правда, это было бы
необходимо, если бы отношение [6] здесь было такое же, [как и в других
примерах]; но дело в том, что требование здесь неодинаковое, а такое, как
если бы кто требовал, чтобы мерою единиц были единицы, а не единица; число
[7] же есть некоторое множество единиц).
мерою вещей, а именно потому, что мы нечто познаем при посредстве их, хотя
они скорее измеряются [8], чем измеряют. Но с нами получается так, как
будто кто-то другой измеряет нас, и мы узнаем свой рост благодаря тому, что
столько-то раз прикладывают к нам меру длины - локоть. Прота-гор же
говорит: "Человек есть мера всех вещей", что равносильно тому, как если бы
он сказал: "человек знающий" или "воспринимающий чувствами" [есть мера всех
вещей], а они - потому, что обладают: один - чувственным восприятием,
другой - знанием, о которых мы [и так] говорим, что они меры предметов.
Таким образом, это изречение ничего не содержит, хотя кажется, что содержит
нечто особенное.
слова, есть прежде всего некоторая мера, главным образом для количества,
затем для качества. А мерой оно будет, если оно неделимо - в одном случае
по количеству, в другом - по качеству; поэтому единое неделимо или вообще,
Посняков Андрей
Панов Вадим
Бажанов Олег
Андреев Николай
Орлов Алекс
Сапковский Анджей