разыгрывалась не там, где спорили с так называемой схоластикой, где кто-то
низвергал религию, а кто-то защищал, кто-то низвергал церковь, а кто-то ее
отстаивал и т.д. Эта почва была для Декарта предзаданной. Нет, говорит он, я
сделал шаг - возникла проблема - и только на этой почве я буду
дискутировать. В своих "Правилах" он избегает предзаданной проблемы. Какой?
Универсалий: существует ли общее, т.е. есть ли у нас только имена или
реально существуют универсалии в мире. Для него проблема общего имела смысл,
и она уже решена. Поэтому он и твердит, что вот у нас появился
индивидуальный воспринимаемый предмет, который в каком-то срезе и есть
сущность, но она не есть нечто, что еще нужно воспринять или найти в мире,
помимо этого, уже воспринятого, предмета. Это два модуса, говорит Декарт.
Воспринятое можно взять в плане мысли, а можно в плане объекта - с
протяженностью воображения (которое ведь тоже "физическое тело") или с тем,
что в душе, а не в ощущаемых действиях предметов (они уже экран,
абстракции). Нет никакой проблемы универсалий в общем виде. Если мы сделали
шаг, то не можем, в силу необратимости мышления, и не должны пытаться его
удвоить и повторить. Он уже проделан, уже отложились и сущность, и предмет.
Уже все воспринято. Поэтому, говоря о сущностях как о модусе, надо
вспомнить, что протяжение и мышление тоже есть только модусы. Или атрибуты.
В данном случае это одно и то же. Можно взять так и рассматривать как
протяжение, а можно как мысль идеальную сущность. Это два разных измерения
(закон определяет и "идеальное" и "субъективное"), и из них будут вытекать
разные следствия и применяться разные методы. Только не нужно потом пытаться
уловить в мире мышление и протяжение как два реальных, отличающихся друг от
друга предмета, как бы говорит Декарт. Потому что вы перестаете в таком
случае понимать, как вы мыслите. Вы нарушаете закон необратимости мышления
и, нарушая его, попадаете во власть воображения. То есть пытаетесь что-то
наглядно себе представить: вот субстанция (некое субъективное основание),
вот мысль как субстанция, вот тело как субстанция. Декарт не предполагал
никаких таких субстанций или существования идеальных универсалий.
"данности целого в сознании", - я проиллюстрирую сейчас несколько иначе, на
дополнительном примере, который будет рефлексивен по отношению к вам,
сидящим в этой аудитории. То есть поскольку мы здесь сидим и занимаемся
сейчас Декартом, то пример можно привести и на этом уровне.
познавал, что-то узнал и высказал это. В том числе он совершил какие-то
открытия в математике, геометрии, физике. При этом он же сформулировал и
правила метода, т.е. построил определенную теорию познающего мышления. И
возникает такой вопрос: познавал ли он мир и делал ли свои открытия
действительно согласно тому методу, который он же описал? В настоящее время
мы описываем процесс познания с помощью другой теории, отличной от
декартовской. Скажем, какая-то "X" - теория познания в XX веке, или
эпистемология, или логика описывают этот процесс познания иначе. И если мы
предположили, что Декарт что-то познал и акт мысли совершился, то в описании
этого акта есть, очевидно, и та теория, которой он не знал, но которую знаем
мы. Например, Декарт выявил закон синуса. Тогда описание этого акта или
порождение его заново - а сомнение нам диктует и в области мысли принимать
лишь то, что может быть порождено заново (ведь мысль не зависит от
интерпретаций и предметного смысла), - обнаруживает, что в нем содержится
любая теория. В том числе и та, с помощью которой мы сейчас могли бы описать
то, как на самом деле мыслил и познавал Декарт. Если, конечно, нам удастся
вывести эту теорию, что весьма сомнительно. Но я хочу подчеркнуть другое.
Что бы мы ни сказали, уже содержится в акте мысли в той мере, в какой этот
акт мысли совершился. Если он полностью совершился, то в нем, повторяю, есть
все. Фактически мышление Декарта, как и античное мышление, построено на
следующей аксиоме: достаточно мыслить по-настоящему, чтобы мыслить истинно.
Когда акт мысли выполнен (и на уровне интуиции мы будем знать, что он
выполнен), то это и будет означать, что я мыслю истинно внутри этого акта.
Поскольку мысль - это не какое-то ментальное состояние, а некий как бы
совершенный, живой организм, тот, который я пытаюсь описать с разных сторон,
предупреждая одновременно о необходимости блокирования нашей мании к
наглядным представлениям. Действенная мысль - это бесконечно себя
моделирующая действительность.
себе извлечение себя. Вот извлек себя, и это извлеченное "я" есть сторона
того, что называется мыслью в моей голове. Вдумайтесь в оборот слов, когда
мы говорим: самобытность, или быть самому. Ведь что я имел в виду, когда
говорил о незаместимом факте существования? Или есть - или нет. Что это
"есть" действует именно наличием, а не содержанием. Что оно должно быть
само, и тогда что-то делается. Само есть и само делается (помните, я говорил
о естественном или свободном действии). А что такое "само"? Это - личность,
лик. Отсюда - понятие мысли содержит в себе понятие личности как
онтологическое представление. Бедные люди обычно дрожат над тем, чем они
располагают, что у них есть. Так и мы все время твердим о нашей
незаместимой, самоценной, неустранимой индивидуальности, которую нужно
ценить, уважать, имея при этом в виду под индивидуальностью некую
совокупность наших действительно совершенно уникальных физических,
психических и других черт. Но в философии такой проблемы на самом деле нет.
Философии вообще плевать на все эти наши милые (только для нас) особенности.
Если и есть в философии какая-то проблема личности, то это - проблема лика,
проблема бытия, которое - само. А оно не есть эмпирическое, дорогое нам,
некое отдельное существо.
под мыслью, то видишь, что здесь нет, конечно, никакой иерархии. Подобно
грекам, Декарт заново, на новом витке спирали исходит, с одной стороны, из
того, что есть мир явлений и мир истины, стоящей за миром явлений, а с
другой стороны, из того, что истина всегда явлена. Она есть именно явленное,
ясная и полная форма выражения своей природы, но с нашей конверсией, а не
наблюдением и заключением (это предполагается платоновской метафорой
пещеры). Явленность того, что есть развитость сознания. Как греки, так и
Декарт были очень внимательны к поиску, скажем так, некоторых
привилегированных свидетельств или знаков, которые своим "телом", т.е. своей
явленностью, представляют расположение нашей понимающей мысли. Скажем, то,
что греки называют красотой, и было явленностью истины.
принципа. Какого? Принципа достоверности. И здесь я слегка поверну проблему.
Декартовский принцип достоверности можно выразить так: первой
достоверностью, на которой основываются другие достоверности, является
собранный субъект. Собранный, стоящий субъект. Или о-существленный, вошедший
в существование из области побуждений, теней. Это, кстати, тоже древнее,
античное представление: греки стояли, но когда они грохнулись, то шум от
этого грохота дошел и до нас. Собранный субъект - это субъект, собранный
вокруг когитального принципа: я принимаю лишь то, что извлеку из себя. И
здесь у Декарта прорывается вдруг мотив или нота, не совсем обычная для
европейской мысли, что сознание или вот опять то, что мы понимаем под
сознанием в наших ментальных ассоциациях, наглядных представлениях, есть
passion - в смысле некой страстной силы активности. Оказывается, есть
уровень, на котором для Декарта вообще неприложимо различение passion и
action, т.е. страсти как некоего пассивного состояния. И именно на этом
уровне сознание как страсть собирает и преобразовывает субъекта. Вспомните,
я уже говорил, что в мире для нас оставлено место, и оно оставлено там, где
есть наш собственный (имеющий лик) акт, который мы должны совершить. Мы
можем в это место попасть и быть там ликом, только переосмыслив и
преобразовав самих себя. А это преобразование, как известно, требует силы.
Нельзя словами и их сочетаниями или силлогизмами преобразовать себя.
как страстная или пассионарная сила. О чем она хлопочет? О "разуме любви".
Здесь очень интересный момент, О чем хлопочет эта сила. Когда я снова
перечитывал Декарта, во мне все время настойчиво, как idee fixe, всплывало
платоновское рассуждение, и я просто удивлялся чуду такого совпадения. Но
сейчас на уровне моих заумных рассуждений я это чувство чуда уже снимаю и
рассудочно говорю, что здесь проявляется закон соответствий. Что вот есть
внутри нечто, какая-то штуковина, и она фонтанирует на разных уровнях через
разных людей и в разные эпохи какими-то одними и теми же вещами, которые
согласованы между собой, как бывают согласованы символические соответствия.
Бодлеровский correspondance. Тайна времени: уже что-то решено и надо
родиться с этим. Мы не наблюдаем, а живем. Смысл не получает окончательного
и завершенного ответа (вечная пульсация), а предметное мышление возникает.
менее у него всплывает вдруг та же самая тема. Платон говорит: мы не все
познаем. Не в том смысле, что мы не все можем познать, а вообще, мы не всем
и интересуемся. Ведь, чтобы познавать что-либо, нужно хотеть познавать.
Вспомните страсть. Платон не имел в виду просто наше желание, вызванное
дисциплиной и волей или, скажем, научной любознательностью. Нет, он говорил,
что мы сдвигаемся с места для акта познания только в том случае, если
поставлены в ситуацию восприятия или ощущения такого, которое само себя
раздирает, само себе противоречит и само себя исключает. То есть началом
познания (считал Платон) является некая наша собственная темнота. Темнота в
прямом смысле этого слова, а не в смысле неучености; темнота как отсутствие
света, мучительно нас раздирающая, когда мы находимся, по выражению Платона,
в "неустойчивом противостоянии". Или вправо упадем, или влево - это
состояние неустойчивости, неустойчивого противостояния одного другому, когда
одно исключает другое. И мы находимся внутри этого противостояния и держим
его, но удержать невозможно - мы или туда, или сюда упадем, и тогда начнется
движение.
проявление, содержит в себе вот эту поучительную противоречивую загадку,
указывающую на состояние неустойчивости. Как известно, у Платона высшим
Сертаков Виталий
Березин Федор
Зыков Виталий
Березин Федор
Доставалов Александр
Контровский Владимир