Бога не имеет". Это -- не мое выражение. Это выражение одного купца из
старообрядцев, с которыми я встретился, когда ездил. Он, правда, он не так
выразился, он сказал: "Кто от родной земли отказался, тот и от Бога своего
отказался". Ведь, подумать только, что у нас образованнейшие люди в
хлыстовщину даже пускались... Да и чем, впрочем, в таком случае хлыстовщина
хуже, чем нигилизм, иезуитизм, атеизм? Даже, может, и поглубже еще! Но вот
до чего доходила тоска! Откройте жаждущим и воспаленным Колумбовым
спутникам берег Нового Света, откройте русскому человеку Русский Свет,
дайте отыскать ему это золото, это сокровище, сокрытое от него в земле!
Покажите ему в будущем обновление всего человечества и воскресение его,
может быть, одною только русскою мыслью, русским Богом и Христом [Это
совершенно мысли "Пушкинской речи".] -- и увидите, какой исполин, могучий и
правдивый, мудрый и кроткий, вырастет пред изумленным миром, изумленным и
испуганным, потому что они ждут от нас одного лишь меча, меча и насилия,
потому что они представить себе нас не могут, судя по себе, без варварства.
И это до сих пор, и это чем дальше, тем больше!" "Идиот", часть четвертая,
VII. В "Дневнике писателя" за 1877 год, в номерах январском и июльском,
Достоевский вновь возвращается к характеристике стремлений
Римско-Католической церкви, оттеняя роль их в истории характеристикою
германского протеста. Нельзя отрицать, что оба явления им характеризованы
немного не так, как они существовали и развивались в истории, -- и
недостаточно, и несколько косо. И, однако, по крайней мере что касается до
Римско-Католической церкви в истории, она схвачена и выражена исторически
верно. Недостаточность характеристики Достоевского заключается в том, что
он берет явление как усилие, и почти сознательное, преднамеренное, что все
он понимает как некоторую политическую деятельность, тогда как мы имеем
дело с формою духа и строением культуры, которое выражалось в поэзии,
драме, философии так же отчетливо, как и в деятельности великих политиков
Франции, в римских первосвященниках или, ранее, в цезарях. Мы приведем все
три отрывка, сюда относящиеся: "Три идеи встают перед миром и, кажется,
формулируются уже окончательно. С одной стороны, -- с краю Европы, -- идея
католическая, осужденная, ждущая в великих муках и недоумениях, быть ей или
не быть, жить ей еще или пришел ей конец. Я не про религию католическую
одну говорю, а про всю Идею Католическую, про участь наций, сложившихся под
этой идеей в продолжение тысячелетия, проникнутых ею насквозь. В этом
смысле Франция, например, есть как бы полнейшее воплощение Католической
идеи в продолжение веков, глава этой идеи, унаследованной, конечно, еще от
римлян и в их духе. Эта Франция, даже и потерявшая теперь, почти вся,
всякую религию (иезуиты и атеисты тут все равно, все одно), закрывавшая не
раз свои церкви и даже подвергавшая однажды баллотировке Собрания самого
Бога, эта Франция, развивавшая из идей 89-го года свой особенный
французский социализм, т. е. успокоение и устройство человеческого общества
уже без Христа, и вне Христа, как хотело, да не сумело устроить его во
Христе католичество, -- эта самая Франция и в революционерах Конвента, и в
атеистах своих, и в социалистах своих, и в теперешних коммунарах своих, --
все еще в высшей степени есть и продолжает быть нацией католическою [Т. е.
нужно разуметь -- "романскою": здесь имя части заменяет название целого.]
вполне и всецело, вся зараженная католическим духом и буквой его,
провозглашающая устами самых отъявленных атеистов своих: Liberte, Egalite,
Fratemite -- ои la morte, т. е. точь-в-точь как бы провозгласил это сам
папа, если бы только принужден был провозгласить и формулировать Liberte,
Egalite, Fratemite католическую -- его слогом, его духом, настоящим слогом
и духом папы средних веков. Самый теперешний социализм французский, --
по-видимому, горячий и роковой протест против идеи Католической всех
измученных и задушенных ею людей и наций, желающих во что бы то ни стало
жить и продолжать жить уже без Католичества и без богов его, -- самый этот
протест, начавшийся фактически с конца прошлого столетия (но в сущности
гораздо раньше), есть не что иное, как лишь вернейшее и неуклонное
продолжение Католической идеи, самое полное и окончательное завершение ее,
роковое ее последствие, выработавшееся веками! Ибо социализм французский
есть не что иное, как насильственное единение человечества -- идея еще от
Древнего Рима идущая и потом всецело в Католичестве сохранившаяся. Таким
образом идея освобождения духа человеческого от Католичества облеклась тут,
именно, в самые тесные формы католические, заимствованные в самом сердце
духа его, в материализме его, в деспотизме его, в нравственности..."
"Дневник писателя", 1877 г., янв. "Я не останавливаюсь на временных
формулах [Т. е. воплощениях, пожалуй, -- на средствах осуществления.] идеи
древнеримской, равно как и вековечного германского [Определение германского
духа как только протестующего сделано узко и неверно; мы указали, разбирая
"Легенду", что сущность этого духа лежит в индивидуализме, и, добавим
здесь, поэтому только он и в истории стал "протестующим" против
объединяющего романского гения.] против нее протеста. Я беру лишь основную
идею, начавшуюся еще две тысячи лет тому назад и которая с тех пор не
умерла, хотя постоянно перевоплощалась в разные виды и формулы. Теперь
именно весь этот крайний западноевропейский мир, именно унаследовавший
римское наследство, мучится родами нового перевоплощения этой
унаследованной древней идеи, и это для тех, кто умеет смотреть -- до того
наглядно, что и объяснений не просит. Древний Рим первый родил идею
всемирного единения людей и первый думал (и твердо верил) практически ее
выполнить в форме всемирной монархии. Но эта формула пала перед
христианством, -- формула, а не идея. Ибо идея эта есть идея европейского
человечества, из нее составилась его цивилизация, для нее одной лишь оно и
живет. Пала лишь идея всемирной римской монархии и заменилась новым идеалом
всемирного же единения во Христе. Этот новый идеал раздвоился на восточный,
то есть идеал совершенно духовного единения людей, и на западноевропейский
Римско-Католический, папский -- совершенно обратный восточному. Это
западное, Римско-Католическое воплощение идеи и совершилось по-своему, но
утратив свое христианское, духовное начало и поделившись им с древнеримским
наследством. Римским папством было провозглашено, что христианство и идея
его, без всемирного владения землями и народами, -- не духовно, а
государственно, -- другими словами, без осуществления на земле новой
всемирной римской монархии, во главе которой будет уже не римский
император, а папа, -- осуществлено быть не может. И вот началась опять
попытка всемирной монархии совершенно в духе древнеримского мира, но уже в
другой форме. Таким образом, в восточном идеале -- сначала духовное
единение человечества во Христе -- а потом уж, в силу этого духовного
соединения всех во Христе -- несомненно вытекающее из него правильное,
государственное и социальное единение; тогда как по римскому толкованию --
наоборот: сначала заручиться прочным государственным единением в виде
всемирной монархии, а потом уж, пожалуй, и духовное единение под началом
папы как владыки мира сего. С тех пор эта попытка в римском мире шла вперед
и изменялась беспрерывно. С развитием этой попытки самая существенная часть
христианского начала почти утратилась вовсе. Отвергнув, наконец,
христианство духовно, наследники древнеримского мира отвергли и папство.
Прогремела страшная французская революция, которая в сущности была не более
как последним видоизменением и перевоплощением той же древнеримской формулы
всемирного единения. Но новая формула оказалась недостаточною, новая идея
не завершилась. Был даже момент, когда для всех наций, унаследовавших
древнеримское призвание, наступило почти отчаяние. О, разумеется, та часть
общества, которая выиграла для себя с 1789 года политическое главенство, т.
е. буржуазия, -- восторжествовала и объявила, что далее и не надо идти. Но
зато все те умы, которые по вековечным законам природы обречены на вечное
мировое беспокойство, на искание новых формул идеала и нового слова,
необходимых для развития человеческого организма, -- все те бросились ко
всем униженным и обойденным, ко всем, не получившим доли в новой формуле
всечеловеческого единения, провозглашенной французскою революцией 1789
года. Они провозгласили свое уже новое слово, именно -- необходимость
всеединения людей уже не ввиду распределения равенства прав жизни для
какой-нибудь одной четверти человечества, оставляя остальных лишь сырым
материалом и эксплуатируемым средством для счастья этой четверти
человечества, а, напротив, -- всеединения людей на основаниях всеобщего уже
равенства, при участии всех и каждого в пользовании благами мира сего,
какие бы они, там, ни оказались. Осуществить же это решение положили
всякими средствами, т. е. отнюдь уже не средствами христианской
цивилизации, и не останавливаясь ни перед чем". Там же, май и июнь. "Если
папство когда-нибудь будет покинуто и отброшено правительствами мира сего,
то весьма и весьма может случиться, что оно бросится в объятия социализма и
соединится с ним воедино. Папа выйдет ко всем нищим пеш и бос и скажет, что
все, чему они учат и чего хотят, давно уже есть в Евангелии, что до сих пор
лишь время не наступало им про это узнать, а теперь наступило -- и что он,
папа, отдает им Христа и верит в муравейник. Римскому католичеству (слишком
уж ясно это) нужен не Христос, а всемирное владычество: "Вам-де надо
единения против врага -- соединитесь под моею властью: ибо я один всемирен
из всех властей и властителей мира, и -- пойдем вместе". Там же. "И сердиты
и сильны". P.S. Все это, как очерк положения дел, пожалуй, и справедливо.
Но ведь нельзя же закрывать глаза на заключительное слово Христа, как оно
записано в последней главе Евангелия от Иоанна. "Из учеников же никто не
смел спросить Его: "Кто Ты?" -- зная, что это Господь. -- Иисус приходит,
берет хлеб и дает им, также и рыбу. Это уже в третий раз явился Иисус
ученикам Своим по воскресении Своем из мертвых. Когда же они обедали, Иисус
говорит Симону Петру: "Симон Ионин, любишь ли ты Меня более, нежели они?"
Петр говорит Ему: "Так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя". Иисус
говорит ему: "Паси агнцев Моих". -- Еще говорит ему в другой раз: "Симон
Ионин, любишь ли ты Меня?" Петр говорит Ему: "Так, Господи! Ты знаешь, что
я люблю Тебя". Иисус говорит ему: "Паси овец Моих". Говорит ему в третий
раз: "Симон Ионин, любишь ли ты Меня?" Петр опечалился, что в третий раз
спросил его: любишь ли ты Меня? -- и сказал Ему: "Господи! Ты все знаешь,
что я люблю Тебя". Иисус говорит ему: "Паси овец Моих. Истинно, истинно
говорю тебе: когда ты был молод, то препоясывался сам и ходил, куда хотел,
а когда состаришься, то прострешь руки твои и другой препояшет тебя и
Максимов Альберт
Прозоров Александр
Никитин Юрий
Лукьяненко Сергей
Смит Кордвейнер
Афанасьев Роман