Чусову-реку. Близко она тут. Порыбачил маленько. Надергал пескозобишков,
окунишков, и давай они ушку себе гоношить. Костер запалили, а дело к
вечеру. Боязно ребятам стало.
Только видят - идет старик, заводской же. Семенычем его звали, а как по
фамилии - не упомню. Старик этот из солдат был. Раньше-то, сказывают,
самолучшим кричным мастером значился, да согрубил что-то приказчику, тот
его и велел в пожарную отправить - пороть, значит. А этот Семеныч не стал
даваться, рожи которым покорябал, как он сильно проворный был. Известно,
кричный мастер. Ну, все ж таки обломали. Пожарники-то тогда здоровущие
подбирались. Выпороли, значит, Семеныча и за буйство в солдаты сдали. Через
двадцать пять годов он и пришел в завод-то вовсе стариком, а домашние у
него за это время все примерли, избушка заколочена стояла. Хотели уж ее
разбирать. Шибко некорыстна была. Тут он и объявился. Подправил свою
избушку и живет потихоньку, один-одинешенек. Только стали соседи замечать -
неспроста дело. Книжки какие-то у него. И каждый вечер он над ими сидит.
Думали, - может, умеет людей лечить. Стали с этим подбегать. Отказал. "Не
знаю, - говорит, - этого дела. И какое тут может леченье быть, коли такая
ваша работа". Думали, - может, веры какой особой. Также не видно. В церкву
ходит о пасхе да о рождестве, как обыкновенно мужики, а приверженности не
оказывает. И тому опять дивятся - работы нет, а чем-то живет. Огородишко,
конечно, у него был. Ружьишко немудрящее имел, рыболовную снасть тоже.
Только разве этим проживешь? А деньжонки, промежду прочим, у него были.
Бывало, кое-кому и давал. И чудно этак. Иной просит-просит, заклад дает,
набавку, какую хошь, обещает, а не даст. К другому сам придет:
- Возьми-ка, Иван или там Михайло, на корову. Ребятишки у тебя маленькие, а
подняться, видать, не можешь. - Однем словом, чудной старик. Чертознаем его
считали. Это больше за книжки-то.
Вот подошел этот Семеныч, поздоровался. Ребята радехоньки, зовут его к себе:
- Садись, дедушко, похлебай ушки с нами. Он не посупорствовал, сел.
Попробовал ушки и давай похваливать - до чего навариста да скусна. Сам из
сумы хлебушка мяконького достал, ломоточками порушал и перед ребятами
грудкой положил. Те видят - старику ушка поглянулась, давай уплетать
хлебушко-от, а Семеныч одно свое - ушку нахваливает, давно, дескать, так-то
не едал. Ребята под этот разговор и наелись как следует. Чуть не весь
стариков хлеб съели. А тот, знай, похмыкивает:
- Давно так-то не едал.
Ну, наелись ребята, старик и стал их спрашивать про их дела. Ребята
обсказали ему все по порядку, как отцу от заводской работы отказали и на
волю перевели, как они тут работали. Семеныч только головой покачивает да
повздыхивает: охо-хо да охо-хо. Под конец спросил:
- Сколь намыли?
Ребята говорят:
- Золотник, а может, поболе, - так тятенька сказывал. Старик встал и
говорит:
- Ну ладно, ребята, надо вам помогчи. Только вы уж помалкивайте. Чтоб
ни-ни. Ни одной душе живой, а то... - И Семеныч так на ребят поглядел, что
им страшно стало. Ровно вовсе не Семеныч это. Потом опять усмехнулся и
говорит:
- Вот что, ребята, вы тут сидите у костерка и меня дожидайтесь, а я схожу -
покучусь кому надо. Может, он вам поможет. Только, чур, не бояться, а то
все дело пропадет. Помните это хорошенько.
И ушел старик в лес, а ребята остались. Друг -на друга поглядывают и ничего
не говорят Потом старший насмелился и говорит тихонько:
- Смотри, братко, не забудь, чтобы не бояться, - а у самого губы побелели и
зубы чакают.
Младший на это отвечает:
- Я, братко, не боюсь, - а сам помучнел весь.
Вот сидят так-то, дожидаются, а ночь уж совсем, и тихо в лесу стало.
Слышно, как вода в Рябиновке шумит. Прошло довольно дивно времечко, а
никого нет, у ребят испуг отбежал. Навалили они в костер хвои, еще веселее
стало. Вдруг слышат - в лесу разговаривают. Ну, думают, какие-то идут
Откуда в экое время? Опять страшно стало.
И вот подходят к огню двое. Один-то Семеныч, а другой с ним незнакомый
какой-то и одет не по-нашенски. Кафтан это на ем, штаны - все желтое, из
золотой, слышь-ко, поповской парчи, а поверх кафтана широкий пояс с узорами
и кистями, также из парчи, только с зеленью. Шапка желтая, а справа и слева
красные зазорины, и сапожки тоже красные. Лицо желтое, в окладистой бороде,
а борода вся в тугие кольца завилась. Так и видно, не разогнешь их. Только
глаза зеленые и светят, как у кошки. А смотрят по-хорошему, ласково. Мужик
такого же росту, как Семеныч, и не толстый, а видать, грузный. На котором
месте стал, под ногами у него земля вдавилась. Ребятам все это занятно, они
и бояться забыли, смотрят на того человека, а он и говорит Семенычу шуткой
так:
- Это вольны-то старатели? Что найдут, все заберут? Никому не оставят?
Потом прихмурился и говорит Семенычу, как советует с им:
- А не испортим мы с тобой этих ребятишек? Семеныч стал сказывать, что
ребята не балованные, хорошие, а тот опять свое:
- Все люди на одну колодку. Пока в нужде да в бедности, ровно бы и ничего,
а как за мое охвостье поймаются, так откуда только на их всякой погани
налипнет.
Постоял, помолчал и говорит:
- Ну ладно, попытаем. Малолетки, может, лучше окажутся. А так ребятки
ладненьки, жалко будет, ежели испортим. Меньшенький-то вон тонкогубик. Как
бы жадный не оказался. Ты уж понастуй сам, Семеныч. Отец-то у них не жилец.
Знаю я его. На ладан дышит, а тоже старается сам кусок заработать.
Самостоятельный мужик. А вот дай ему богатство - тоже испортится.
Разговаривает так-то с Семенычем, будто ребят тут и нет. Потом посмотрел на
них и говорит:
- Теперь, ребятушки, смотрите хорошенько. Замечайте, куда след пойдет. По
этому следу сверху и копайте. Глубоко не лезьте, ни к чему это.
И вот видят ребята - человека того уж нет. Которое место до пояса - все это
голова стала, а от пояса шея. Голова точь-в-точь такая, как была, только
большая, глаза ровно по гусиному яйцу стали, а шея змеиная. И вот из-под
земли стало выкатываться тулово преогромного змея. Голова поднялась выше
леса. Потом тулово выгнулось прямо на костер, вытянулось по земле, и
поползло это чудо к Рябиновке, а из земли вс¬ кольца выходят да выходят.
Ровно им и конца нет. И то диво, костер-то потух, а на полянке светло
стало. Только свет не такой, как от солнышка, а какой-то другой, и холодом
потянуло. Дошел змей до Рябиновки и полез в воду, а вода сразу и замерзла
по ту и по другую сторону. Змей перешел на другой берег, дотянулся до
старой березы, которая тут стояла, и кричит:
- Заметили? Тут вот и копайте! Хватит вам по сиротскому делу. Чур, не
жадничайте!
Сказал так-то и ровно растаял. Вода в Рябиновке опять зашумела, и костерок
оттаял и загорелся, только трава будто все еще озябла, как иней ее
прихватил. Семеныч и объясняет ребятам:
- Это есть Великий Полоз. Все золото в его власти. Где он пройдет - туда
оно и подбежит. А ходить он может и по земле и под землей, как ему надо, и
места может окружить, сколько хочет. Оттого вот и бывает - найдут,
например, люди хорошую жилку, и случится у них какой обман, либо драка, а
то и смертоубийство, и жилка потеряется. Это, значит. Полоз побывал тут и
отвел золото. А то вот еще... Найдут старатели хорошее, россыпное золото,
ну, и питаются. А контора вдруг объявит - уходите, мол, за казну это место
берем, сами добывать будем. Навезут это машин, народу нагонят, а золота-то
и нету. И вглубь бьют и во все стороны лезут - нету, будто вовсе не бывало.
Это Полоз окружил все то место да пролежал так-то ночку, золото и стянулось
все по его-то кольцу. Попробуй найди, где он лежал.
Не любит, вишь, он, чтобы около золота обман да мошенство были, а пуще
того, чтобы один человек другого утеснял. Ну, а если для себя стараются,
тем ничего, поможет еще когда, вот как вам. Только вы смотрите, молчок про
Конюшевский Владислав
Зыков Виталий
Березин Федор
Посняков Андрей
Корнев Павел
Пехов Алексей