если прошел массированный метеоритный дождь или, как предположила М эри,
разразилась Третья мировая война.
никому не понятный язык, поскольку, следуя нынешним курсом, они все равно
неизбежно должны были оставить Галапагосский архипелаг далеко в стороне.
с курса. Но он еще усугубил это ошибками, совершенными в ту первую ночь,
когда он, еще не протрезвев, несколько раз менял курс, чтобы учесть
предполагаемые места падения метеоритов. Ибо его большой мозг, как вы
помните, внушил ему, будто Земля попала в метеоритный поток. При виде каждой
падающей звезды он ожидал, что та рухнет в океан и вызовет огромную волну.
ожидаемой волне, и к восходу солнца они, благодаря большому мозгу капитана,
уже находились неведомо где и держали путь неведомо куда.
x x x
занималась тем, на что у нынешних людей мозгов не хватает. а именно - заново
переживала свое прошлое. Вновь была невинна. Вновь дремала в спальном мешке.
Вновь просыпалась при первых рассветных лучах, разбуженная пением козодоя.
Вокруг был Индианский национальный парк - живой музей, островок сохраненной
природы, какой она была до того, как европейцы объявили, что не потерпят ни
одного растения или животного, которое не может быть укрощено и использовано
человеком в пищу. Высунув голову из своего кокона, спального мешка, молодая
Мэри увидела гниющие на земле древесные стволы и ничем не перегороженный
поток. Она лежала на пахучей подстилке, созданной полным или частичным
умиранием ра стительности за долгие эпохи. Здесь было чем поживиться
микроорганизмам или существам, способным переваривать листья, но нечем было
сытно позавтракать человеку, жившему миллион тридцать лет назад.
пение. Она была благодарна этому будильнику, так как, укладываясь накануне,
она предвкушала такое вот раннее пробуждение и то, как будет представлять
свой спальный мешок коконом и выбираться из него, извиваясь и сладострастно
потягиваясь, как сейчас,- совсем взрослая и полная жизнь.
продолжала спать.
зарослям, чтобы рассмотреть эту, такую же, как и она, раннюю пташку. Но
вместо этого взору ее предстал высокий, сухощавый и серьезный молодой
человек в морской форме. Именно он высвистывал пронзительный клич козодоя.
Это был Рой, ее будущий муж.
x x x
незнакомце морскую форму - здесь, вдали от всяких морей. Она подумала, что
он нарушил ее покой и может представлять опасность. Но если бы этот странный
тип и решился напасть на нее, ему бы сначала нужно было продраться через
колючую чащу шиповника. Она спала не раздеваясь и потому была теперь
полностью одета, только без обуви, в одних чулках.
слухом. Как и его отец. Это была наследственная черта. и заговорил он
первым._
единственной посетительницей Эдемского сада, пока не наткнулась на странного
типа в морской форме, который вел себя так, точно все вокруг принадлежало
ему. Рой же возражал, чт о это она на самом деле держалась так, будто все
кругом являлось ее собственностью.
он. Мэри знала, что он прав. Они с подругой нарушили правила, существовавшие
в этом живом музее, находясь на территории, где ночью полагалось оставаться
лишь диким животным.
демобилизовали из флота, и он, прежде чем отправиться домой, решил поездить
автостопом по стране - а в военной форме, как он заметил, его подвозят
гораздо охотнее.
x x x
Мэри обратилась к Рою: "Что вы здесь делаете?" и ни у кого не нашлось бы в
запасе столь сложно закрученной истории, как тогда у Роя: что, дескать, он
уволился из флота в Сан-Франциско, получил полный расчет, купил спальный
мешок и отправился автостопом в Гранд-каньон, Йеллоустоунский национальный
парк и другие места, которые всегда мечтал повидать. в особенности
привлекали Роя птицы, с которыми он умел общаться на их языке. Как-то, едучи
в чужой машине, он услышал по радио, что в этом маленьком государственном
парке в Индиане замечена пара бивнеклювых дятлов - представителей вида,
который считал и давно исчезнувшим. Он тут же направился туда. Однако
радиосообщение это оказалось "уткой". Бивнеклювые дятлы, эти крупные,
красивые обитатели первобытных лесов, на самом деле полностью вымерли,
поскольку люди уничтожили их естественную среду обитания, не оставив
необходимых им гниющего леса, тишины и покоя.
думаю, вам тоже. и прошу извинить, если я потревожил вас. Я сделал не больше
того, что могла бы сделать любая птица.
ощутила слабость в коленях и холод в животе. Она влюбилась в этого
незнакомца.
2
страшно.
ночи он то и дело, с перерывами, упрашивал ее вступить с ним в брак.
отозвалась она.
слабо ухватился за нее. Его не посещали никакие видения из будущего или
прошлого. Он почти целиком состоял из одного трепыхающегося сердца - подобно
тому, как Хисако Хирогуши, вклинившаяся внизу, под ними, между унитазом и
умывальником, представляла собой не более чем утробу со зреющим внутри
плодом.
x x x
кто-нибудь пукает, и по-прежнему стараются умиротворить больных
проникновенными интонациями. Тон, которым разговаривала Мэри, просиживая на
корабле подле Джеймса Уэйта, можно часто ус лышать и сегодня. Независимо от
слов тон этот внушает больному то, что он хочет слышать в данный момент,-
именно то, что хотелось слышать Уэйту тогда, миллион лет назад.
достаточно было одного ее тона, который говорил: "Мы тебя любим. Ты не
одинок. Все будет хорошо..." и так далее.
сложной любовной жизнью, какая выпала Мэри Хепберн, и ни один страдалец -
столь сложной, как у Джеймса Уэйта. Любая сегодняшняя история любви
сводилась бы к простейшему вопросу: на стал ли для двух замешанных в ней лиц
период, соответственно, течки и гона. Мужчина и женщины в наши дни бессильны
противостоять интересу друг к другу, к наростам на плавниках друг у друга и
тому подобному лишь дважды в течение года, а во времена нехватки рыбы -
всего раз в год. Вот сколько зависит от рыбы.
обстоятельств, вытеснять свой здравый смысл любовью почти в любое время. И
тогда, в солярии на палубе корабля, перед самым восходом солнца Уэйт был
искренне влюблен в Мэри, а Мэри в него - вернее, в того, за кого он себя
выдавал. Всю ночь напролет она называла его "мистер Флемминг", и он ни разу
не попросил, чтобы та звала его настоящим именем. Почему? Потому что он не
мог вспомнить, какое же из его имен настоящее.
преподносила ему Бальтру как нечто, ради чего ему следует жить. Всю ночь она
нашептывала, утешая его рассказами о Бальтре и обо всем, что их там