Чтение 37–й страницы книги ~Игра в классики~

утро, один черт.

-- Старый идиот, -- сказал Рональд, закрывая дверь.

-- Пошел к себе, -- сообщил Этьен. -- А Грегоровиус, по-моему,
отправился заявлять в полицию. Ты остаешься тут?

-- Нет. Зачем? Им не понравится, когда они увидят здесь столько народу
в такое время. Пусть Бэпс останется, для такого случая две женщины -- самое
лучшее. Это как бы их, женское, дело, понимаешь?

Этьен посмотрел на него.

-- Интересно, почему у тебя так дрожит рот? -- спросил он.

-- Нервный тик, -- ответил Оливейра.

-- Этот тик не очень вяжется с твоим циничным видом. Пойдем, я с тобой.

-- Пойдем.

Он знал, что Мага приподнялась на постели и что она смотрит на него. На
ходу засовывая руки в карманы куртки, он пошел к двери. Этьен сделал
движение, чтобы удержать его, но не удержал, а пошел за ним. Рональд, глядя
им вслед, раздраженно пожал плечами. "Как все это глупо", -- подумал он. От
мысли, что все это глупо и абсурдно, ему стало не по себе, но отчего так, он
не понял. И принялся помогать Бэпс готовить компрессы, стараясь хоть чем-то
быть полезным. Снова послышался стук в потолок.

(-130)

29

-- Tiens142, -- сказал Оливейра.

Грегоровиус, в черном домашнем халате, стоял, прислонившись к печке, и
читал. К стене гвоздем была прибита лампа, а газетный колпак аккуратно
направлял свет.

-- Я не знал, что у тебя ключ.

-- Остатки прошлого, -- сказал Оливейра, швыряя куртку в тот же угол,
что всегда. -- Теперь отдам его тебе, поскольку ты хозяин дома.

-- Временный. Здесь довольно холодно, да еще старик с верхнего этажа.
Сегодня утром стучал пять минут неизвестно почему.

-- По инерции. Все на свете продолжается немного дольше, чем должно бы.
Вот я, к примеру, зачем-то лезу сюда по лестнице, достаю ключ, открываю...
Воздух у тебя спертый.

-- Жуткий холод, -- сказал Грегоровиус. -- Пришлось двое суток после
окуривания не закрывать окно.

-- И ты все это время был здесь? Caritas143. Ну и тип.

-- Не из-за этого, просто боялся, как бы кто-нибудь из жильцов не
воспользовался случаем, не забрался в комнату и не окопался тут. Лусиа мне
говорила как-то, что хозяйка -- старая, выжившая из ума женщина и некоторые
квартиранты не платят ей уже по многу лет. В Будапеште я занимался
гражданским кодексом, а такие вещи застревают в голове.

-- Словом, ты неплохо устроился. Chapeau, mon vieux144. Надеюсь, траву
мою на помойку не выбросил.

-- О нет, она в тумбочке, вместе с чулками. Теперь тут много свободного
места.

-- Похоже на то, -- сказал Оливейра. -- На Магу, видно, приступ
чистоплотности напал -- ни пластинок не видно, ни книг. Ведь теперь-то,
наверное...

-- Все увезли, -- сказал Грегоровиус.

Оливейра открыл тумбочку, достал траву и сосуд для приготовления мате.
Он прихлебывал не спеша и глядел ло сторонам. В голове вертелось танго "Ночь
моя грустна". Он посчитал на пальцах. Четверг, пятница, суббота. Нет.
Понедельник, вторник, среда. Нет, вторник -- вечер, Берт Трепа, "ты меня
любила, // как не любила никогда", среда -- редкостная пьянка, NB: никогда
не мешать водку с красным вином, "и, ранив душу, меня забыла // ты точно
жало мне в грудь вонзила"; четверг, пятница -- Рональд с машиной, взятой у
кого-то, поездка к Ги-Моно, как бы возвращение брошенной перчатки, литры и
литры зеленой блевотины и наконец -- вне опасности, "как я любил тебя, ты
знала, // какую радость ты мне давала, // надежда жизни, мента моя", в
субботу -- где же в субботу, где? Где-то по соседству с Мэрли-ле-Руа, в
общем, пять дней, нет, шесть, словом, почти неделя, какая холодина в
комнате, несмотря на печку. Ну и Осип, не человек, а лягушка, просто король
удобств.

-- Значит, она ушла, -- сказал Оливейра, устраиваясь в кресле так,
чтобы мате был под рукой.

Грегоровиус кивнул. На коленях у него лежала раскрытая книга, и,
похоже, он собирался (вежливо, он человек воспитанный) продолжить чтение.

-- И оставила тебе комнату.

-- Она знала, что я сейчас в стесненном положении, -- сказал
Грегоровиус. -- Двоюродная бабушка перестала высылать мне деньги, --
по-видимому, скончалась. Мисс Бабингтон хранит молчание, однако, если
принять во внимание ситуацию на Кипре... Само собой, на Мальте всегда
сказывается: цензура и тому подобное. Лусиа предложила мне переехать сюда
после того, как ты сообщил, что уходишь. Я не знал, соглашаться или нет, но
она настояла.

-- И сама с отъездом не мешкала.

-- Но этот разговор был еще раньше.

-- До окуривания?

-- Совершенно верно.

-- Ну, Осип, ты выиграл в лотерею.

-- Это очень печально, -- сказал Грегоровиус. -- Все могло быть совсем
иначе.

-- Не жалуйся, старик. Комната четыре на три с половиной за пять тысяч
франков в месяц, да еще с водопроводом...

-- Мне бы хотелось, -- сказал Грегоровиус, -- чтобы между нами была
полная ясность. Эта комната...

-- Она не моя, спи спокойно. А Мага уехала.

-- Во всяком случае...

-- Куда?

-- Она говорила о Монтевидео.

-- У нее нет денег на это.

-- И о Перудже.

-- Ты хочешь сказать: о Лукке. С тех пор как она прочла "Спаркенброк",
она просто с ума сходит по всему этому. Скажи мне просто и ясно, где она.

-- Понятия не имею, Орасио. В пятницу набила чемодан книгами и одеждой,
увязала гору пакетов, а потом пришли два негра и унесли все. Сказала, что я
могу оставаться тут, и так все время плакала, что еле говорить могла.

-- Мне хочется набить тебе морду, -- сказал Оливейра, посасывая мате.

-- В чем я виноват?

-- Дело не в том, что виноват, че. Ты вроде героев Достоевского -- и
отвратителен и симпатичен в одно и то же время, ты -- эдакий метафизический
жополиз. Когда ты вот так улыбаешься, я понимаю: это непоправимо.

-- О, я все это слишком хорошо знаю, -- сказал Грегоровиус. -- Механизм
challenge and response145 -- это для буржуазии. Ты такой же, как и я, а
потому бить меня не будешь. И не смотри так, я ничего о Лусии не знаю. Один
из тех двух негров -- завсегдатай кафе на улице Бонапарт, я его там видел.
Может, он что-то скажет. Но зачем ты теперь ее ищешь.

-- Объясни-ка мне свое "теперь".

Грегоровиус пожал плечами.

-- Бдение прошло вполне прилично, -- сказал он. -- Особенно потом,
после того, как нас всех перестали таскать в полицию. В глазах людей твое
отсутствие выглядело странным и вызвало противоречивые толки. Клуб защищал
тебя, но вот соседи и старик сверху...

-- Только не говори мне, будто старик был на бдении.

-- Собственно, бдением это нельзя назвать; нам позволили побыть возле
тела до полудня, а потом пришли из государственного похоронного бюро, должен
сказать, работают они быстро и четко.

-- Представляю себе картину, -- сказал Оливейра. -- Однако же это не
причина, чтобы Мага, ни слова не сказав съехала с квартиры.

-- Она все время думала, что ты -- с Полой.

-- Ca alors146, -- сказал Оливейра.

-- Ничего не поделаешь, людям свойственно думать. По твоей милости мы
перешли с тобой на "ты", и мне теперь гораздо труднее сказать тебе некоторые
вещи. Как ни странно. Может, потому, что наше "ты" фальшивое. Но ты сам
начал тогда ночью?

-- Почему не называть на "ты" человека, который спит с твоей женщиной?

-- Я устал повторять, что это не так, а значит, никаких оснований нет
нам быть с тобой на "ты". Вот если бы, к примеру, мы узнали, что Мага
утопилась, я бы мог понять, что в порыве горя, когда тебя утешали бы и
обнимали бы... Но ведь это не так, во всяком случае, не похоже.

-- Ты там что-то читал в газете, -- сказал Оливейра.

-- Ни к чему такое братание. Лучше продолжать, как прежде, на "вы". Она
на печке.

И правда, ни к чему. Оливейра отшвырнул газету и снова взялся за мате.
Лукка, Монтевидео, "и гитара в шкафу одинока, // не нарушит она тишины".
Если все запихивают в чемодан и увязывают пакеты, то можно сделать вывод
(осторожно: вывод -- еще не доказательство): "никто на ней не сыграет ,// не
тронет ее струны". Не тронет ее струны.

-- Ладно, я разузнаю, куда она делась. Далеко не уйдет.

-- Этот дом всегда останется твоим, -- сказал Грегоровиус, -- к тому
же, возможно, Адголь приедет и пробудет со мной всю весну.

-- Твоя мать?

-- Да. Я получил трогательную телеграмму, меченную тетраграмматоном.
Как раз в это время я читал "Сефер Йецира", пытался найти там
неоплатоновское влияние. Адголь чрезвычайно сильна в кабалистике, у нас
будут страшные споры.

-- А Мага не давала понять, что собирается убить себя?