стало быть, правителям страны она пришлась весьма кстати! Она свалилась на
них, точно манна небесная, и теперь они смогут развязать и оправдать новую
мощную волну репрессий.
подписывать?
свой конец? Или молчать и тем оплатить более медленное умирание?
жизнь свершается лишь однажды, и потому мы никогда не сможем определить,
какое из наших решений было правильным, а какое - ложным. В данной ситуации
мы могли решить только один-единственный раз, и нам не дано никакой второй,
третьей, четвертой жизни, чтобы иметь возможность сопоставить различные
решения.
одна. В один прекрасный день она кончится так же, как и Томашева жизнь, и ее
уже нельзя будет повторить во второй раз.
религиозные свободы, обрушили свой гнев на императора, сидевшего на троне в
Вене, и выкинули из окна Пражского града двух высоких чиновников. Так
началась Тридцатилетняя война, которая привела почти к полному уничтожению
чешского народа. Должны ли были тогда чехи проявить больше осторожности, чем
смелости? Ответ кажется простым, однако его нет.
весь мир решил принести их страну в жертву Гитлеру. Должны ли были они
попытаться бороться в одиночку против восьмикратно превосходящих их сил
противника? В отличие от 1618 года чехи тогда проявили больше осторожности,
чем смелости. С их капитуляции началась вторая мировая война, которая
привела к окончательной потере свободы их народа на много десятилетий, а то
и столетий. Должны ли были они проявить тогда больше смелости, чем
осторожности? Что они должны были делать?
всякий раз испробовать ту, иную, возможность, а потом сравнить оба
результата. Без такого опыта все рассуждения суть лишь игра гипотез.
второй раз уже не повторится, равно как и история Европы. История чехов и
Европы является двумя набросками, которые нарисовала роковая неискушенность
человечества. История столь же легка, как и отдельная человеческая жизнь,
невыносимо легка, легка, как пух, как вздымающаяся пыль, как то, чего завтра
уже и в помине не будет.
вспомнил высокого сутуловатого редактора. Этот человек поступал так, будто
история была не наброском, а уже готовой картиной. Он поступал так, словно
все, что происходит, должно повторяться в вечном возвращении бессчетное
число раз, и был уверен, что в своих поступках никогда не узнает сомнений.
Он был убежден в своей правоте и считал это знаком отнюдь не ограниченности,
а добродетели. Этот человек жил в иной истории, чем Томаш: в истории,
которая не была (или которая не знала того, что была) всего лишь наброском.
здесь в дополнение к предыдущей главе: во вселенной существует планета, где
все люди рождаются во второй раз. При этом они полностью осознают свою
жизнь, проведенную на Земле, и весь приобретенный там опыт.
в третий раз уже с опытом двух предыдущих жизней.
всегда рождается на одну ступень (на одну жизнь) более зрелым.
можем, конечно, лишь весьма туманно домыслить, что стало бы с человеком на
последующих планетах. Мудрее ли был бы человек? Под силу ли ему зрелость
вообще? Может ли человек достичь ее повторением?
пользоваться понятиями "пессимизм" и "оптимизм": оптимист - тот, кто
полагает, что на планете номер пять история человечества будет менее
кровавой. Пессимист - тот, кто так не думает.
назывался "Два года каникул", и действительно, два года - максимальный срок
для каникул. Мойщиком окон Томаш был уже третий год.
собой), что он устал физически (каждый день у него был один, а то и два
любовных турнира), что, даже не теряя вкуса к женщинам, он овладевает ими в
напряжении последних сил. (Добавлю: не сексуальных, а именно физических сил;
трудности возникали у него не с половым членом, а с дыханием, и в этом было
что-то комическое.)
дозвониться ни к одной женщине, и день грозил остаться пустым. Раз десять,
например, он названивал одной девушке, на редкость очаровательной студентке
театральной школы, чье тело с такой равномерностью загорело где-то на
нудистских пляжах Югославии, что казалось, ее там медленно вращал на вертеле
необычайно точный механизм.
когда, закончив к четырем работу, возвращался в контору отдать подписанные
заказы, его вдруг на улице в центре Праги остановила незнакомая женщина.
Улыбаясь, она сказала: "Пан доктор, куда вы пропали? Я совсем потеряла вас
из виду!"
бывшая пациентка? Она вела себя так, словно они были задушевными друзьями. И
он старался так строить свои ответы, чтобы она не заметила его забывчивости.
Он стал уж было подумывать о том, как затащить ее в квартиру приятеля, ключ
от которой был у него в кармане, как вдруг по ее случайному замечанию понял,
что именно ей, этой чудесно загорелой начинающей актрисе, он сегодня столь
упорно названивал.
физически, но и психически; два года каникул не могут продолжаться до
бесконечности.
Терезы: шесть дней в неделю они лишь мельком виделись и только по
воскресеньям бывали вместе. И хотя оба они страстно желали друг друга,
каждому из них приходилось проделывать долгий путь к сближению - не меньший,
чем в тот вечер, когда он вернулся к ней из Цюриха. Любовный акт приносил им
наслаждение, но вовсе не утешение. Она уже больше не кричала, и в минуты
оргазма ее лицо, казалось, выражает боль и странную отрешенность. Лишь
каждую ночь во сне они бывали связаны узами нежности. Они держались за руки,
и она забывала о пропасти (пропасть дневного света), которая их разделяла.
Но этих ночей было недостаточно, чтобы он смог защитить ее и позаботиться о
ней. Когда он утром видел ее, у него от страха сжималось сердце: она
выглядела плохо, нездорово.
под Прагу. Они доехали до курортного городка, улицы которого были
переименованы на русский лад, и встретили бывшего пациента Томаша. Эта
встреча огорчила его. Вдруг снова кто-то заговорил с ним как с врачом, и он
почувствовал, как издалека возвращается к нему его прошлая жизнь со своей
приятной размеренностью: обследования больных, их полные доверия взгляды,
которые, хотя он как бы старался не замечать, в действительности радовали
его и которых теперь так ему недоставало.
возвращение из Цюриха в Прагу было роковой ошибкой. Он судорожно впивался
глазами в дорогу, стараясь не смотреть на Терезу. Он был полон злобы к ней.
Ее присутствие рядом с ним представлялось ему во всей своей невыносимой
случайности. Почему она здесь возле него? Кто положил ее в корзинку и пустил
по воде? И почему пустил именно на берег его постели? И почему именно ее, а
не какую-то другую женщину?
становилось все тягостнее. Чтобы избавиться от него, они быстро пошли спать.
Но среди ночи он разбудил ее: она плакала.
Ты ходил ко мне каждую неделю. Ты всегда стучал в могилу, и я выходила
оттуда. Глаза у меня были полны земли.
женщиной. Проходили недели, а ты не появлялся. Я боялась тебя пропустить и
поэтому совсем не спала. Наконец ты снова постучал в могилу, но я была так
обессилена целым месяцем бессонных ночей, что долго не могла к тебе выйти.
Когда наконец мне Э1 о удалось, я увидела, что ты разочарован. Ты сказал,
что я плохо выгляжу. Я чувствовала, что я страшно не нравлюсь тебе: у меня
впалые щеки и резкие движения.