рых из них есть чувство юмора, и эти, право же, молодцы. Кто из нас не
оказал бы, например, любой услуги сестре Либертине? Стоит нам хотя бы
издали увидеть эту удивительную женщину, как во всем флигеле сразу же
повышается настроение. И таких здесь немало. За них мы готовы в огонь и
воду. Нет, жаловаться не приходится, - монашенки обращаются с нами пря-
мо-таки как со штатскими. А когда вспомнишь, что делается в гарнизонных
лазаретах, так просто страшно становится.
больше не приносят. Иозеф Хамахер поясняет:
ся протянуть ноги. Там стоят две койки. Ее все так и называют мертвец-
кой.
как раз у лифта, по которому подымаются в морг. А может быть, это дела-
ется для того, чтобы никто не умирал в палатах, на глазах у других. Да и
присматривать за ним легче, когда он лежит один.
ним делают.
колько дней его тоже уносят. Иозеф делает выразительный жест рукой. Он
не последний, - на наших глазах приходят и уходят еще многие.
разговаривают. Одна старушка не хочет уходить, однако нельзя же ей оста-
ваться здесь на ночь. На следующее утро она приходит очень рано, но ей
следовало бы прийти еще раньше, - подойдя к койке, она видит, что на ней
уже лежит другой. Ее приглашают пройти в морг. Она принесла с собой яб-
локи и теперь отдает их нам.
угрожающе лезет вверх, и в один прекрасный день у его койки останавлива-
ется низенькая коляска.
крючка его солдатскую куртку и кладет ее рядом с ним, чтобы не заходить
за ней еще раз. Петер тотчас же догадывается, в чем дело, и пытается
скатиться с коляски:
своими продырявленными легкими:
чет хриплым, взволнованным шепотом:
ты. В дверях он пытается подняться. Его черная курчавая голова трясется,
глаза полны слез.
рит:
не выжить.
врача говорит, что мои кости никак не хотят срастаться. У одного из на-
шего отделения они срослись неправильно, и ему переламывают их заново.
Это тоже удовольствие маленькое. Среди вновь прибывших есть два моло-
деньких солдата, страдающих плоскостопием. Во время обхода они попадают-
ся на глаза главному врачу, который обрадованно останавливается возле их
коек.
вас будут здоровые ноги. Сестра, запишите их.
старика есть такой пунктик по научной части. Он и во сне видит, как бы
заполучить себе кого-нибудь для этого дела. Он вам сделает операцию, и
после этого стопа у вас и в самом деле будет уже не плоская; зато она
будет искривленная, и вы до конца дней своих будете ковылять с палочкой.
того, чтобы устранять плоскостопие! На фронте-то у вас какие ноги были?
А, вот то-то же! Сейчас вы еще можете ходить, а вот побываете у старика
под ножом и станете калеками. Ему нужны подопытные кролики, поэтому для
него война - самое распрекрасное время, как и для всех врачей. Загляни-
те-ка в нижнее отделение, - там ползает добрый десяток людей, которых он
оперировал. Некоторые сидят здесь годами, с пятнадцатого и даже с четыр-
надцатого года. Никто из них не стал ходить лучше, чем раньше, наоборот,
почти все - хуже, у большинства ноги в гипсе. Каждые полгода он снова
тащит их на стол и ломает их кости по-новому, и каждый раз им говорит,
что теперь-то успех обеспечен. Подумайте хорошенько, без вашего согласия
он не имеет права этого делать.
Можешь ты сказать наперед, по какому месту тебе достанется, когда тебя
снова пошлют туда? Пусть делают со мной что хотят, мне лишь бы домой по-
пасть. Лучше ковылять, да остаться в живых.
следующее утро старик велит доставить их вниз; там он начинает их угова-
ривать и кричит на них, так что в конце концов они все-таки соглашаются.
Что же им остается делать? Ведь они - просто серая скотинка, а он -
большая шишка. Их приносят в палату под хлороформом и в гипсе.
отнимают целиком, до самого верха. Теперь он совсем почти перестал раз-
говаривать. Как-то раз он говорит, что собирается застрелиться, что он
сделает это, как только доберется до своего револьвера.
Один из них - совсем еще молодой музыкант. Подавая ему обед, сестры
всегда прячут от него ножи, - у одной из них он уже однажды вырвал нож
из рук. Несмотря на эти предосторожности, с ним приключилась беда.
палаты, и она ставит тарелку с вилкой на его столик. Он ощупью находит
вилку, берет ее в руку и с размаху вонзает себе в сердце, затем хватает
ботинок и изо всех сил колотит им по черенку. Мы зовем на помощь, но в
одиночку с ним не справишься, нужны три человека, чтобы отнять у него
вилку. Тупые зубцы успели войти довольно глубоко. Он ругает нас всю
ночь, так что никто не может уснуть. Утром у него начинается припадок
истерии.
боль и страх, стоны и хрип. "Мертвецкие" теперь уже ни к чему, их слиш-
ком мало, - по ночам люди умирают в палатах, в том числе и в нашей.
Смерть обгоняет мудрую предусмотрительность наших сестер.
ется коляска, а на ней - бледный, худой - восседает, победно подняв чер-
ную курчавую голову, Петер. Сестра Либертина с сияющим лицом подкатывает
его к его старой койке. Он вернулся из "мертвецкой". А мы давно уже счи-
тали, что он умер.
лось видеть.
постели. Мне тоже дают костыли, и я понемногу начинаю ковылять. Однако я
редко пользуюсь ими, я не в силах вынести взгляд Альберта, устремленный
на меня, когда я иду по палате. Он всегда смотрит на меня такими стран-
ными глазами. Поэтому время от времени я удираю в коридор, - там я
чувствую себя свободнее.
тацией обеих рук или ног. В правом крыле - люди с раздробленными челюс-
тями, отравленные газом, раненные в нос, уши и глотку. Левое крыло отве-
дено слепым и раненным в легкие, в таз, в суставы, в почки, в мошонку, в
желудок. Лишь здесь видишь наглядно, насколько уязвимо человеческое те-
ло.
пенеет, под конец жизнь теплится, - еще очень долго, - в одних только
глазах. У некоторых перебитая рука или нога подвязана на шнурке и висит
в воздухе, словно вздернутая на виселице. У других к спинке кровати при-
деланы растяжки с тяжелыми гирями на конце, которые держат заживающую
руку или ногу в напряженном положении. Я вижу людей с распоротыми кишка-
ми, в которых постоянно скапливается кал. Писарь показывает мне рентге-
новские снимки бедренных, коленных и плечевых суставов, раздробленных на
мелкие осколки.
ны человеческие лица, еще живущие обычной, повседневной жизнью. А ведь
это только один лазарет, только одно его отделение! Их сотни тысяч в
Германии, сотни тысяч во Франции, сотни тысяч в России. Как же бессмыс-