Чтение 37–й страницы книги ~Три товарища~

К нам подошел молодой шофер:

- Ладно, коллега. Оставь его, Густав...

Но Густаву что-то во мне не понравилось, и я знал, что. Он почувство-
вал во мне новичка.

- Считаю до трех...

Он был на голову выше меня и, видимо, хотел этим воспользоваться.

Я понял, что слова не помогут. Надо было либо уезжать, либо драться.

- Раз, - сказал Густав и расстегнул пальто.

- Брось глупить, - сказал я, снова пытаясь утихомирить его. - Лучше
пропустим по рюмочке.

- Два... - прорычал Густав.

Он собирался измордовать меня по всем правилам.

- Плюс один... равняется...

Он заломил фуражку.

- Заткнись, идиот! - внезапно заорал я. От неожиданности Густав отк-
рыл рот, сделал шаг вперед и оказался на самом удобном для меня месте.
Развернувшись всем корпусом, я сразу ударил его. Кулак сработал, как мо-
лот. Этому удару меня научил Кестер. Приемами бокса я владел слабо, да и
не считал нужным тренироваться. Обычно все зависело от первого удара.
Мой апперкот [7] оказался правильным. Густав повалился на тротуар, как
мешок.

- Так ему и надо, - сказал молодой шофер. - Старый хулиган. - Мы под-
тащили Густава к его машине и положили на сиденье. - Ничего, придет в
себя.

Я немного разволновался. В спешке я неправильно поставил большой па-
лец и при ударе вывихнул его. Если бы Густав сразу пришел в себя, он
смог бы сделать со мной что угодно. Я сказал об этом молодому шоферу и
спросил, не лучше ли мне сматываться.

- Ерунда, - сказал он. - Дело с концом. Пойдем в кабак - поставишь
нам по рюмочке. Ты не профессиональный шофер, верно?

- Да.

- Я тоже нет. Я актер.

- И как?

- Да вот живу, - рассмеялся он. - И тут театра достаточно.

В пивную мы зашли впятером - двое пожилых и трое молодых. Скоро явил-
ся и Густав. Тупо глядя на нас, он подошел к столику. Левой рукой я на-
щупал в кармане связку ключей и решил, что в любом случае буду защи-
щаться до последнего.

Но до этого не дошло. Густав пододвинул себе ногой стул и с хмурым
видом опустился на него. Хозяин поставил перед ним рюмку. Густав и ос-
тальные выпили по первой. Потом нам подали по второй. Густав покосился
на меня и поднял рюмку.

- Будь здоров, - обратился он ко мне с омерзительным выражением лица.

- Будь здоров, - ответил я и выпил.

Густав достал пачку сигарет. Не глядя на меня, он протянул ее мне. Я
взял сигарету и дал ему огня. Затем заказал по двойному кюммелю. Выпили.
Густав посмотрел на меня сбоку.

- Балда, - сказал он, но уже добродушно.

- Мурло, - ответил я в том же тоне.

Он повернулся ко мне:

- Твой удар был хорош...

- Случайно... - Я показал ему вывихнутый палец.

- Не повезло... - сказал он, улыбаясь. - Между прочим, меня зовут
Густав.

- Меня - Роберт.

- Ладно. Значит, все в порядке, Роберт, да? А я решил, что ты за ма-
мину юбку держишься.

- Все в порядке, Густав.

С этой минуты мы стали друзьями.

Машины медленно подвигались вперед. Актер, которого все звали Томмии,
получил отличный заказ - поездку на вокзал. Густав отвез кого-то в бли-
жайший ресторан за тридцать пфеннингов. Он чуть не лопнул от злости: за-
работать десять пфеннингов и снова пристраиваться в хвост! Мне попался
редкостный пассажир - старая англичанка, пожелавшая осмотреть город. Я
разъезжал с ней около часу. На обратном пути у меня было еще несколько
мелких ездок. В полдень, когда мы снова собрались в пивной и уплетали
бутерброды, мне уже казалось, что я заправский таксист. В отношениях
между водителями было что-то от братства старых солдат. Здесь собрались
люди самых различных специальностей. Только около половины из них были
профессиональными шоферами, остальные оказались за рулем случайно.

Перед вечером, в довольно растрепанных чувствах, я въехал во двор
мастерской. Ленц и Кестер, уже ожидали меня.

- Ну, братики, сколько вы заработали? - спросил я.

- Продано семьдесят литров бензина, - доложил Юпп.

- Больше ничего? Ленц злобно посмотрел на небо:

- Дождь нам хороший нужен! А потом маленькое столкновение на мокром
асфальте прямо перед воротами! Ни одного пострадавшего! Но зато основа-
тельный ремонт.

- Посмотрите сюда! - Я показал им тридцать пять марок, лежавших у ме-
ня на ладони.

- Великолепно, - сказал Кестер. - Из них двадцать марок - чистый за-
работок. Придется размочить их сегодня. Ведь должны же мы отпраздновать
первый рейс!

- Давайте пить крюшон, - заявил Ленц.

- Крюшон? - спросил я. - Зачем крюшон?

- Потому что с нами будет Пат.

- Пат?

- Не раскрывай так широко рот, - сказал последний романтик, - мы дав-
но уже обо всем договорились. В семь мы заедем за ней. Она предупрежде-
на. Уж раз ты не подумал о ней, пришлось нам самим позаботиться. И в
конце концов ты ведь познакомился с ней благодаря нам.

- Отто, - сказал я, - видел ты когда-нибудь такого нахала, как этот
рекрут?

Кестер рассмеялся.

- Что у тебя с рукой, Робби? Ты ее держишь как-то набок.

- Кажется, вывихнул. - Я рассказал историю с Густавом.

Ленц осмотрел мой палец:

- Конечно, вывихнул? Как христианин и студентмедик в отставке, я,
несмотря на твои грубости, помассирую тебе палец. Пойдем, чемпион по
боксу.

Мы пошли в мастерскую, где Готтфрид занялся моей рукой, вылив на нее
немного масла.

- Ты сказал Пат, что мы празднуем однодневный юбилей нашей таксомо-
торной деятельности? - спросил я его.

Он свистнул сквозь зубы.

- А разве ты стыдишься этого, паренек?

- Ладно, заткнись, - буркнул я, зная, что он прав. - Так ты сказал?

- Любовь, - невозмутимо заметил Готтфрид, - чудесная вещь. Но она
портит характер.

- Зато одиночество делает людей бестактными, слышишь, мрачный солист?

- Такт - это неписаное соглашение не замечать чужих ошибок и не зани-
маться их исправлением. То есть жалкий компромисс. Немецкий ветеран на
такое не пойдет, детка.

- Что бы сделал ты на моем месте, - спросил я, - если бы кто-нибудь
вызвал твое такси по телефону, а потом выяснилось бы, что это Пат?

Он ухмыльнулся:

- Я ни за что не взял бы с нее плату за проезд, мой сын.

Я толкнул его так, что он слетел с табурета на трех ножках.

- Ах ты негодяй! Знаешь, что я сделаю? Я просто заеду за ней вечером
на нашем такси.

- Вот это правильно! - Готтфрид поднял благословляющую руку. - Только
не теряй свободы! Она дороже любви. Но это обычно понимают слишком позд-
но. А такси мы тебе все-таки не дадим. Оно нужно нам для Фердинанда Грау
и Валентина. Сегодня у нас будет серьезный и великий вечер.

Мы сидели в садике небольшого пригородного трактира. Низко над лесом,
как красный факел, повисла влажная луна. Мерцали бледные канделябры цве-
тов на каштанах, одуряюще пахла сирень, на столе перед нами стояла
большая стеклянная чаша с ароматным крюшоном. В неверном свете раннего
вечера чаша казалась светлым опалом, в котором переливались последние
синевато-перламутровые отблески догоравшей зари. Уже четыре раза в этот
вечер чаша наполнялась крюшоном.

Председательствовал Фердинанд Грау. Рядом с ним сидела Пат. Она при-
колола к платью бледно-розовую орхидею, которую он преподнес ей.

Фердинанд выудил из своего бокала мотылька и осторожно положил его на
стол.

- Взгляните на него, - сказал он. - Какое крылышко. Рядом с ним луч-
шая парча - грубая тряпка! А такая утварь живет только один день, и все.
- Он оглядел всех по очереди. - Знаете ли вы, братья, что страшнее всего
на свете?

- Пустой стакан, - ответил Ленц.

Фердинанд сделал презрительный жест в его сторону:

- Готтфрид, нет ничего более позорного для муж - чины, чем шутовство.
- Потом он снова обратился к нам: - Самое страшное, братья, - это время.
Время. Мгновение, которое мы переживаем и которым все-таки никогда не
владеем.

Он достал из кармана часы и поднес их к глазам Ленца:

- Вот она, мой бумажный романтик! Адская машина! Тикает, неудержимо
тикает, стремясь навстречу небытию! Ты можешь остановить лавину, горный
обвал, Но вот эту штуку не остановишь.

- И не собираюсь останавливать, - заявил Ленц. - Хочу мирно соста-