новыми монетами и необработанными камешками. Когда сын с криком подъехал
к обложенной дерном халупе, перед дверью на стуле сидел мужчина. "Вон
отец, - сказал Натаниэль женщине, которая ехала рядом с ним. - Видишь?"
Хотя отцу не было шестидесяти, зрение у него ослабло. Он только тогда
узнал сына, когда тарантас остановился и сестры с криками высыпали из
дома. Тут он поднялся и издал долгий трубный рев. "Вот мы и дома", -
сказал Натаниэль.
ру спущу! - ревел он. - Дочки! Ванги! Бекки! Сара!" Сестры уже были тут.
В своих сборчатых юбках они словно вылетели из двери или выплыли, как
шары в потоке воздуха, с пронзительными криками, тонувшими в трубном ре-
ве отца. Его сюртук - сюртук богача, или удалившегося на покой, или
просто воскресный - был расстегнут, и он дергал что-то у пояса таким же
движением и с таким выражением лица, с каким вытаскивал бы пистолет. Но
он просто стаскивал с брюк единственной рукой свой кожаный ремень и че-
рез мгновение, размахивая им, ринулся сквозь голосистую вьющуюся стайку
женщин. "Я тебя проучу! - ревел он. - Я тебе покажу, как убегать!" Ре-
мень дважды хлестнул Натаниэля по плечам. Он успел хлестнуть дважды,
прежде чем мужчины сцепились.
львов, которая может кончиться, а может и не кончиться кровью. Они схва-
тились, ремень повис: лицом к лицу, грудь в грудь стояли они - худой
старик, с сединой в бороде и светлыми глазами северянина, и молодой, ни-
чем на него не похожий, с Крючковатым носом и белыми зубами, оскаленными
в улыбке. "Перестань, - сказал Натаниэль. - Ты что, не видишь, кто смот-
рит на нас с тарантаса?"
дела женщина и мальчик лет двенадцати. Отец только раз взглянул на жен-
щину; на мальчика ему уже незачем было смотреть. Он только взглянул на
женщину, и челюсть у него отвисла, словно он увидел привидение. "Еванге-
лина! - сказал он. Она была похожа на его покойную жену, как родная
сестра. Сын, едва ли и помнивший свою мать, взял себе в жены женщину,
которая была почти ее копией.
жениться".
рассказывать. Сидели вокруг лампы: отец, сестры, вернувшийся сын. У них
там, объяснял Натаниэль, священников не было - одни попы, католики. "И
вот, когда стало ясно, что она ждет - чико, она начала поговаривать о
попе. Но не мог же я допустить, чтобы Берден родился нехристем. Ну и на-
чал кого-нибудь присматривать, чтобы ее ублажить. А тут то одяо, то дру-
гое, - так я и не выбрался за священником; а потом мальчик родился, и
спешить уже было некуда. А она все беспокоится - насчет попа и прочего -
и тут как раз, годика через два, я услышал, что в Санта-Фе в какой-то
день будет белый священник. Ну собрались мы, доехали - и поспели в Сан-
та-Фе как раз, чтобы полюбоваться на пыль от дилижанса, который увозил
священника. Ну, стали дальше ждать, и годика еще через два нам опять
представился случай, в Техасе. А тут, как нарочно, я с конной полицией
связался - помогал им уладить небольшую заваруху, когда там с одним по-
мощником шерифа на танцах невежливо обошлись. А когда все кончилось, мы
просто решили, что поедем домой и женимся по-человечески. Вот и приеха-
ли".
было задумчиво и выражало какуюто жарко дремлющую мысль, растерянность и
возмущение. "Еще один чернявый Берден, бесово племя, - сказал он. - Люди
подумают, у меня от работорговки дети. А теперь - он с такой же". Сын
слушал молча и даже не пытался объяснить отцу, что женщина испанка, а не
мятежница. "Проклятые чернявые недоростки - не растут, потому что гнетет
их тяжесть Божьего гнева, чернявые, потому что грех человеческого
рабства травит им кровь и плоть". Взгляд у него был отсутствующий, фана-
тичный, убежденный. "Но теперь мы их освободили - и чернявых и белых,
всех. Теперь они посветлеют. Через сотню лет опять сделаются белыми
людьми. Тогда мы, может, пустим их обратно, в Америку". Он умолк в за-
думчивости, медленно остывая. "Ей-богу, - сказал он вдруг, - хоть и чер-
нявый, а все равно у него мужская стать. Ей-богу, большой будет, в деда
- не плюгавец вроде отца. Пускай мамаша чернявая и сам чернявый, а будет
большой".
в хибарке темнело. За час они ни разу не пошевелились. Теперь он совсем
не видел ее лица, слушал вполуха: от голоса женщины его укачивало, как в
лодке; неохватный, не вызывавший отзвуков в памяти покой навевал дремо-
ту. "Его звали Калвином, как дедушку, и он был высокий, как дедушка, хо-
тя смуглый в бабушкину родню и в мать. Мне она не была матерью: он мне
единокровный брат. Дедушка был последним из десяти, отец был последним
из двух, а Калвин был самым последним. Ему только что исполнилось двад-
цать лет, когда его убил в городе, в двух милях от этого дома бывший ра-
бовладелец и конфедератский офицер по фамилии Сарторис; дело шло об
участии негров в выборах.
жен - на бугре, под кедрами, на выгоне в полумиле от дома; слушая молча,
Кристмас думал:
После этой ночи, когда она сказала ему, где они и что он может пойти,
посмотреть на них, если хочет, она ни разу не заговаривала с ним о моги-
лах.
тот вечер, когда деда и Калвина привезли домой, отец дождался темноты,
похоронил их и скрыл могилы - сровнял холмики, забросал кустами и мусо-
ром.
И с легким нетерпением продолжала: - Нас тут ненавидели. Мы были янки.
Пришлые. Хуже, чем пришлые: враги. Саквояжники. А она - война - была еще
слишком свежа в памяти, и даже побежденные не успели образумиться. Под-
бивают негров на грабежи и насилие, - вот как это у них называлось. Под-
рывают главенство белых. Думаю, полковник Сарторис прослыл героем в го-
роде, когда убил двумя выстрелами из пистолета однорукого старика и
мальчика, который не успел даже проголосовать в первый раз. Возможно,
они были правы. Не знаю.
мертвых? Когда же люди разной крови перестанут ненавидеть друг друга?
знаю, вырыли бы их или нет. Меня еще не было на свете. Я родилась через
четырнадцать лет после того, как убили Калвина. Не знаю, на что тогда
были способны люди. Но отец думал, что они на это способны. Поэтому
скрыл могилы. А потом умерла мать Калвина, и он похоронил ее там же, с
Калвином и дедушкой. Так что незаметно это стало чем-то вроде нашего се-
мейного кладбища. Может быть, отец не собирался ее там хоронить. Я пом-
ню, мать (ее прислали по просьбе отца наши нью-гемпширские родственники
вскоре после того, как умерла мать Калвина. Он ведь остался один. Думаю,
если бы Калвин и дедушка не были здесь похоронены, он бы уехал), - мать
говорила, что отец совсем уже собрался уезжать, когда умерла мать Калви-
на. Но она умерла летом, и по жаре нельзя было везти ее в Мексику, к
родным. И он похоронил ее здесь. Поэтому, наверно, здесь и остался. А
может, потому, что начал стареть, и все, кто воевал в Гражданскую, тоже
постарели, а негры в общем-то никого не убили и не изнасиловали. Словом,
похоронил ее здесь. Эту могилу ему тоже пришлось скрыть, - думал, вдруг
кто-нибудь увидит ее и вспомнит про Калвина и дедушку. Не хотел риско-
вать, хотя все давно прошло и кончилось и поросло быльем. А на следующий
год он написал нашему родственнику в Нью-Гемпшир. Он написал: "Мне
пятьдесят лет. У меня есть все, чего она пожелает. Пришлите мне хорошую
жену. Мне все равно, кто она, лишь бы хозяйка была хорошая и не моложе
тридцати пяти лет". И послал в конверте деньги на билет. А через два ме-
сяца сюда приехала моя мать, и они в тот же день поженились. Скоропали-
тельная была свадьба - для него. В первый раз - когда они с Калвином и
матерью Калвина отыскали дедушку в Канзасе - ему, чтобы жениться, пона-
добилось двенадцать лет. Приехали они в середине недели, а свадьбу отло-
жили до воскресенья. Устроили ее на воздухе, у ручья, зажарили бычка,
поставили бочонок виски, и пришли туда все, кого им удалось позвать и
кто сам прослышал. Собираться начали в субботу утром, а вечером приехал
проповедник. Сестры отца весь день шили матери Калвина свадебное платье
и фату. Платье они сшили из мучных мешков, а фату - из москитной сетки,
которой хозяин салуна закрывал картину над стойкой. Сетку одолжили на
время. Даже Калвину сделали что-то вроде костюма. Тогда ему шел тринад-
цатый год, и они хотели, чтобы он был шафером. Он не хотел. Накануне
ночью он узнал, что ему предстоит, и на другой день (свадьбу хотели уст-
роить часов в шесть или семь утра), когда все встали и позавтракали, об-
ряд пришлось отложить, покуда не нашли Калвина. Наконец его отыскали,
заставили надеть костюм, и свадьба состояласьm - мать Калвина была в са-
модельном платье и москитной фате, а отец - в узорчатых испанских сапо-
гах, которые он привез из Мексики, и с намазанными медвежьим салом воло-
сами. Дедушка был посаженым отцом. Только пока охотились за Калвином, он
то и дело отлучался к бочонку, и когда подошла пора вести невесту, он
вместо этого произнес речь. Пустился рассуждать о Линкольне и рабстве и
все допытывался, кто из присутствующих посмеет отрицать, что Линкольн
для негров - все равно, что Моисей для детей Израилевых, и что Чермное
море - это кровь, которая должна пролиться, чтобы черный народ достиг
Обетованной земли. Унять его и возобновить церемонию удалось не скоро.
После свадьбы молодые пробыли там с месяц. Но в один прекрасный день
Ильин Андрей
Каменистый Артем
Акунин Борис
Шилова Юлия
Майер Стефани
Херберт Фрэнк