плоским концом, поддели - она и отворилась нараспашку. Ну и, конечно, взяли
все, что было там, у него в квартире, и унесли. И ценные вещи, и носильные,
и посуду. И мясо даже из морозильника вытащили, говядину, и кастрюлю яиц
свежих, только что купленных.
было невозможно. Он еще и решетки хотел установить на окна ажурные, но
передумал и отказался от своего этого желания, потому что на пятом этаже
девятиэтажного дома его квартира располагалась. То есть и снизу высоко, и
сверху не доберешься. И он не установил решетки, сочтя их излишеством и
неразумной тратой денег.
приходили, то ли прекратив поиски, то ли потому, что нашли Милу и разрешили
все вопросы и проблемы на месте ее пребывания. Но Сараев ни на одну минуту
не забывал об угрозе их существования и бдительности не терял никогда. А при
каждой материальной возможности делал теперь Сараев продовольственные
закупки впрок. Несмотря на то, что больше всего на этом свете не любил
магазинов и очередей. И всегда сторонился их, когда бывала у него малейшая
возможность. С Марией живя, он лучше квартиру убирал и суп варил и другие
работы выполнял безропотно, лишь бы только по магазинам она ходила, а не он.
Потому что боялся Сараев, честно говоря, магазинов и очередей боялся. Люди в
них, в очередях, всегда находились у предела своего терпения и злости. И
лица их внушали Сараеву страх, и он думал, что люди, имеющие такие лица,
способны, наверно, рвать и метать и громить все, что под руку им попадется.
Причем не различал в очередях магазинных Сараев лиц мужских и женских, так
как женские лица там зачастую бывали еще уродливее и страшнее, чем мужские.
для Сараева наказанием Господним и испытанием его нервов и характера на
прочность. Но он заставлял себя туда ходить и подавлял свой страх и
неприязнь к очередям и лицам в них, и становился в хвосты этих длинных
очередей, и спрашивал, кто последний, и выстаивал их молча, не вступая в
общие разговоры и стараясь не поднимать глаз от пола, чтоб не видеть
окружающих его лиц.
консервов каких-нибудь рыбных или мясных. Для того, значит, чтоб если придут
они, то можно было бы их не пускать и из дому не выходить бесконечно долго.
Ну если они дежурства, допустим, установят с тем, чтоб принудить его выйти
из своего надежного укрытия и взять голыми руками тепленьким. Он и ванну
всегда держал водой наполненную. Тоже на этот случай - вдруг поступление
воды в квартиру прекратится по техническим причинам или они ему воду
перекроют вентилем и организуют осаду. От них, от этих людей так называемых,
всего можно было ожидать, какой угодно то есть гадости и подлости. Так что
внутри, в стенах квартиры, они его никак не могли достать. А на улице
где-нибудь, конечно, могли.
хождения по городу сумеречное время - рассвет или предвечерние пасмурные
часы. Когда общая видимость ухудшается и больше видит тот человек, который
напряженно смотрит и вглядывается в сумерки, и плюс к тому самого его эти же
самые сумерки скрывают от нежелательных глаз. Да и вообще Сараев никуда
фактически не ходил. Только на работу, куда не ходить ему было никак нельзя
с материальной точки зрения, и к Марии раз или два в месяц, по воскресеньям.
Деньги в основном ей отнести, тридцать три процента своей зарплаты. Она ему
говорила:
Сараева брала, потому что вынуждена была брать, чтобы хватало ей на жизнь,
сводить концы с концами, и дети чтоб были сыты и одеты. Она и сама на двух
работах работала, зарабатывая максимально, сколько было в ее силах. И у
Марии Сараев не засиживался с того памятного раза, как не удалось ему с ней
поговорить, а приходил, отдавал деньги и уходил почти тут же, без
промедления. Ну, или с детьми мог еще посидеть немного, пообщаться натянуто.
Как в школе, спросить, и как себя ведете. А они ему скажут:
дорогой, как-нибудь в обход, и к дому подходил то с правой стороны, то с
левой, то со стороны дворов прилегающих, то с тыла.
суток и вечерами сидел в запертой на оба замка квартире, чувствовал он на
улице свою уязвимость и незащищенность от внешней агрессивной среды.
Особенно в подъезде и в лифте, куда имели они возможность войти и сделать с
ним в закупоренной коробке что им вздумается. И на открытой местности он мог
от них уйти и убежать, заметив, допустим, их во дворе своего дома с
определенного расстояния, или позвать на помощь мог в крайнем безвыходном
случае, а вот в подъезде было, опаснее всего. Подъезд - это была ловушка и
западня. И Сараев в подъезд входил с оглядкой, будучи всегда начеку, и
лифтом пользовался он, только если был сам, один, или если в попутчики
попадалось ему знакомое лицо. Соседка там или сосед. А с незнакомыми, чужими
людьми он в лифт не входил, пускай даже они выглядели прилично и производили
благоприятное впечатление, внушая доверие. И поднимался Сараев в лифте не на
свой пятый этаж, а выше - на шестой и оттуда тихо по боковой лестнице
спускался и выглядывал, к стене приникнув, с лестничной клетки на площадку.
А убедившись и удостоверившись, что там, у его квартиры, нет никакой живой
души, он выходил из укрытия и быстро отпирал оба замка, проникал в квартиру
и запирал дверь изнутри. Он и ключи носил без связки и в разных карманах,
чтобы можно было одновременно их доставать и отпирать замки обеими руками
параллельно. А на книжном рынке у драмтеатра купил себе Сараев самоучитель
по восточным видам единоборств и изучал его дома вечерами и в выходные дни и
отрабатывал до автоматизма все описанные в нем коронные удары ногами и
руками. Но невзирая на это, все чаще подумывал Сараев о том, чтобы достать
себе где-нибудь личное боевое оружие, хоть бы газовый пистолет на самый
худой конец. И, конечно, бронежилет ему бы не повредил. Пусть легкий.
имел под собой прочную основу из жизненного опыта, так как это ж повезло
ему, что тогда, когда жить с Милой стало нельзя и невозможно из-за ее
постоянных друзей сомнительного свойства и оргий с их участием, Мария ему
повстречалась в жизни и он с Юлей к ней перебраться смог на жительство и с
Милой развестись, оставив ей эту квартиру для пьянок и других коллективных
бесчинств. А сейчас Сараеву некуда было идти и не к кому, потому что с
Марией у него все закончилось тем же разводом, по другим, правда, причинам и
мотивам, а иного подходящего места, где мог бы Сараев жить как человек, у
него не было. Кроме этой квартиры, в которой они с Милой жили с начала их
брака и до конца. И Юля у них тут родилась и в течение трех лет росла.
настоящую, сейчас, конечно, уже не помнила, к счастью. Хотя и бывало с ней,
что становилась она вдруг неспокойной и испуганной и говорила Марии:
мозга зыбкая память о раннем периоде ее детства и засело в этой памяти
что-нибудь, ее испугавшее. Может быть, день их ухода к Марии или, вернее
сказать, ночь. И запомнились ей, возможно, много чужих людей и их страшно
громкий над ее головой смех и горький горячий вкус во рту. А Сараев тогда
отнимал у них Юлю, которая все вставала и падала на бок и ползала по кругу
среди ног, загребая одной, левой, рукой. А они не отдавали ее Сараеву и
поили с ложки еще и еще, а его, Сараева, весело били и пинали, чтобы не
препятствовал он им и не мешал шутить и развлекаться.
ничего из-за малолетства. Но испугали ее в тот раз, видно, по-настоящему и
впервые в жизни - и она это запомнила. И Сараев тоже все это помнил как
сейчас. И он отнял-таки у них Юлю, воспользовавшись каким-то их
замешательством, и унес ее, пьяную и икающую во сне, домой к Марии. И Мария
прикладывала ему свинцовые примочки к разбитому лицу и говорила, что никуда
она их больше не отпустит от себя ни на шаг.
по прошествии этих пяти счастливых лет снова, значит, жизнь Сараева
сломалась, во второй раз. ***
один за железной дверью и от Милы, первой своей бывшей жены, никаких
известий не имеет. И он благодарит за это Господа Бога, потому что, если
объявится она, Мила, в сопровождении друзей своих и товарищей на горизонте,
никто ему позавидовать не сможет, несмотря на железную дверь. ***
ночами, когда страх приходил к нему вместо сна. И бронежилет добыл хороший,
хотя и поношенный предыдущим хозяином, и пистолет безотказной системы
Макарова добыл, и для защиты головы каску, которую не считал для себя
обязательным иметь в своем арсенале. И раздобыл все эти перечисленные вещи
Сараев прямо на улице города, посреди бела дня.
день никакой такой акции и не рассчитывал, а снял. Увидел, значит, его,
омоновца то есть, что стоит он один беззащитный и по всей форме
обмундированный с головы до пят и товарищами своими, тоже омоновцами,
оставленный. Потому что они, товарищи омоновца, с кем город он патрулировал,