Чтение 37–й страницы книги ~Квадраты шахматного городка~

я мысленно топтался на месте, словно поднимаясь по эскалатору, идущему
вниз. А перед глазами стояло лицо сеньоры Посадор, которая повторяла, что
независимо от моего желания во всех городских событиях мне отводилась
немаловажная роль.

Достаточно важная, если я оказался виновен в смерти человека.

И что меня дернуло на это посещение трущоб? Не остановись я и не
посмотри вслед сеньоре Браун...

На Пласа-дель-Сур было немноголюдно. Я пересек площадь и вошел в отель.

В холле, как обычно, зажав в пальцах незажженную сигарету, сидела Мария
Посадор. По-видимому, она была не одна: на шахматном столике стояли два
бокала. Сердито сдвинув брови, она читала какое-то письмо.

Я подошел к ней, она холодно кивнула.

- Полагаю, вам не безынтересно, - я не узнал собственного голоса, - что
они нашли Толстяка Брауна.

Она резко выпрямилась в кресле.

- О черт! Где?

- В трущобах Сигейраса, где же еще?

- Я-то полагала, что он в безопасности где-нибудь за границей! Что они
с ним сделали?

- Энжерс убил его.

Я увидел, как мгновенно изменилось выражение ее лица. Оно застыло,
глаза остановились.

- Конечно, - прошептала она, - конечно, этого следовало ожидать. - Рука
ее смяла сигарету.

Я промолчал. Она поднялась и, кинув мне, пошла к выходу.

Я отправился в бар.

Вскоре включили телевизор, но у меня не было сил идти к себе в номер.
Программа началась с новостей, сообщили о смерти Брауна. Я узнал насыпь,
где только что был. Вокруг нее теперь стояли военные грузовики, и те, кто
спешил к станции, обходили их стороной Солдаты вынесли тело Брауна, его
опознали. Люди обнажали головы и крестились. Было видно, как обитателей
трущоб дубинками выгоняют наружу и, словно бездомных собак, заталкивают в
военные грузовики.

Начались поиски Сигейраса. Сообщили, что он где-то в городе и, как
только его разыщут, ему предъявят обвинение в укрытии преступника.

В вечерней программе новостей в восемь ноль пять передали интервью с
Энжерсом. Он явно гордился полученным ранением. Затем показали выступление
епископа Круса, как и после смерти Эстрелиты Халискос, он посвятил свою
проповедь расплате, ожидающей грешников.

Потом последовали похвалы в адрес тех, кто мужественно разыскивал
безжалостного убийцу. Было упомянуто мое имя.

Я чувствовал, как во мне нарастает негодование. Пусть Браун переспал с
девицей Халискос, хотя он это категорически отрицал; пусть вытолкнул ее из
окна; пусть, я сам тому свидетель, пытался убить Энжерса. Пусть все это
так. Но я не мог согласиться с тем, что он безжалостный убийца, он был
честным человеком. Так или иначе, но я не стану соучастником тех, кто
пытается голословно осудить покойного.

Возможно, в силу профессиональной привычки до сих пор я не проявлял
активности, а лишь наблюдал, собирал и накапливал данные, как обычно при
начале новой работы.

Но теперь все это позади. Я стану говорить, что думаю, и буду поступать
так, как считаю нужным. А начну я с того, что покажу этим телевизионщикам,
что к чему.

Как только закончилась программа новостей, я кинулся к машине и поехал
на телестудию.

Риоко, редактор программы новостей, уже выходил из телецентра. Вид у
него был усталый, он даже не узнал меня, а потом долго не мог (или не
хотел) понять, что я ему говорю. Когда же он сообразил, чего я от него
хочу, то провел ладонью по лицу и порекомендовал обратиться к доктору
Майору.

- Ваша проблема политического характера, - сказал Риоко.

- Разве это входит в его компетенцию?

- Надеюсь, у вас достало ума сообразить, что я сам не решаю, что
включать, а что не включать в передачи? - огрызнулся он. - Так что, если
хотите, чтобы ваше имя не упоминалось в будущих сообщениях, переговорите с
Майором, именно он отдал сегодня распоряжение, чтобы особо подчеркнуть
вашу роль в этом деле. Если бы мы успели, то обязательно взяли бы у вас
интервью, как и у Энжерса.

- Не взяли бы! - взорвался я. - Хорошо, если надо переговорить с
Майором, я переговорю с ним. Где, кстати, я могу его найти?

- Возможно, в его кабинете - на втором этаже, - Риоко усмехнулся. - Я
бы на вашем месте отложил этот разговор. Он сейчас не в лучшем
расположении духа...

- А в каком же тогда расположении духа прикажете быть мне после того,
как я услышал кучу ваших небылиц о себе?

Нервы мои были натянуты до предела. Я повернулся и, перескакивая через
ступеньки, стал быстро подниматься наверх.

Секретарь Майора был атлетического телосложения, рассчитанного явно не
только на исполнение секретарских обязанностей. Я прошел мимо него и
стенографистки. Они деланно улыбнулись, дав мне понять, что узнали меня.

Когда я распахнул дверь кабинета, воцарилось недолгое молчание. Я
ожидал, что Майор возмутится моим вторжением, но он после секундного
замешательства взял себя в руки. Когда сидевший перед ним посетитель
обернулся, к своему удивлению, я узнал в нем Дальбана. Я даже смешался, и
Майор тут же воспользовался моей растерянностью. Он откинулся в кресле,
поправил очки и с иронией проговорил:

- У вас, очевидно, неотложное дело, сеньор Хаклют? О чем речь?

Я игнорировал его слова и обратился к Дальбану.

- Вам будет приятно узнать, сеньор, что то, чего вам не удалось
добиться с помощью взяток и угроз, успешно осуществил господин Майор,
министр дезинформации и клеветы, насколько я понимаю.

Я старался следить за своими словами.

- Говорят, чем грубее ложь, тем больше шансов, что в нее поверят.
Сегодня вечером по всему Агуасулю раструбили о том, что я был подручным
этого героя Энжерса, сразившегося с опасным убийцей - Толстяком Брауном.
Чудовищная ложь, но очень многие, должно быть, поверили в нее. Но ведь я
был там и, прямо вам заявляю, стал свидетелем самого настоящего убийства.
Я вдоволь насмотрелся, как ваше, Майор, правительство все красиво подает
на словах и совсем иначе - на деле. Но теперь, после сегодняшнего обмана,
меня того и гляди вывернет наизнанку.

Почти каждое слово я сопровождал ударом кулака по столу.

Майор сначала старался казаться равнодушным, но потом вкрадчиво
заговорил:

- Сеньор Хаклют, вы возбуждены. Я хорошо понимаю, какое потрясение вы
пережили. Причем это уже не первая насильственная смерть, свидетелем
которой вы явились с момента вашего приезда сюда. Но наш долг состоит в
том, чтобы правдиво информировать общественность.

- Какое там правдиво! - продолжал кричать я. - Ложь не может заменить
факты!

- Но ведь трущобы, созданные под центральной монорельсовой станцией,
действительно стали прибежищем для человека, подозреваемого в убийстве, не
так ли? Вы, думаю, не станете отрицать этот факт?

- Подозреваемого! Но не осужденного или хотя бы находящегося под
следствием, каким представляет его ваша служба информации. И главное - он
уже ничего не может доказать! Вот это - действительно факт! А что
представляет собой ваша "самая управляемая страна", Майор?! Да вы же
просто рупор правительственной пропаганды, а созданная вами телевизионная
сеть - не что иное, как трибуна чванливого диктатора, страдающего манией
величия. "Узнай правду и станешь свободным", - смешно, а вот скроешь
правду - добьешься своего. В вашей хваленой стране все верят в то, что им
говорят, и даже не догадываются, какая грязная правда скрывается за
красивой ложью!

Лицо Майора покрылось пятнами. Неожиданно вмешался Дальбан.

- Сеньор Хаклют, я искренне приношу вам свои извинения. Я виноват перед
вами. Пытаться подкупить вас или угрожать вам было ошибкой. Мне не хватало
мужества сказать этой марионетке Майору именно то, что я сейчас услышал от
вас. Я решался лишь на увещевания и словесные протесты. Больше я не стану
молчать. Вы абсолютно правы. Я тоже считаю Майора опасным человеком, он
сам страдает манией величия, и до тех пор, пока он навязывает свою
извращенную пропаганду нашим гражданам, в Сьюдад-де-Вадосе жить просто
небезопасно. Вместе с Кортесом, профессором так называемых общественных
наук, они навязывают нашим молодым ученым свою систему поведения, которая
якобы призвана их спасти. А чем жить по этой системе, так лучше и
достойнее умереть.

Мне стало не по себе, возможно, я был просто пьян. А может быть, столь
откровенное признание совершенно изменило мое представление о Дальбане.

- Думаю, что теперь нам не стоит настаивать на том, чтобы вы покинули
Агуасуль, - задумчиво произнес Дальбан. - Доктор Майор, вы выслушали меня,
а теперь и сеньора Хаклюта. Собираетесь ли вы как-то исправить положение,
создавшееся из-за ваших лживых заявлений?

Майор сидел не двигаясь. Я чувствовал, что в дверях, ожидая приказа
выставить нас вон, стоит атлетического телосложения секретарь. На лбу
Майора выступили капли пота, а щеки покрылись красными пятнами. Когда он
наконец заговорил, голос его звучал жестко.

- Моя информационная служба является правительственным органом; - начал
он. - Она не может подчиняться прихотям частных лиц. Вы, сеньор Хаклют,
уважаемый иностранный специалист, приносящий большую пользу нашему городу,
но наши дела вас не касаются, к тому же вы сильно пьяны. Мы, говоря мы, я