рук - вообще брать из чужих рук. Даже принесенный официантом бокал он
тайком протер под столом краешком скатерти. Его подозрительность и слепая
преданность положили конец застольному разговору.
декламацию Хаммарстен, но под взглядом Холла осекся и захрустел крекером.
- Он промок до нитки.
глазки буравили Крога; эти глазки приводили на память не привязчивую
комнатную собачонку, а скорее поджарого каштанового терьера - из тех, что
околачиваются под дверьми пивнушек, трусят за букмекером, с азартом травят
кошек, в подвалах душат крыс.
забастовке. Я с ним переговорил. Никаких письменных обещаний - шутка,
сигара. Их, видите ли, волновал вопрос о заработной плате в Америке.
блондинка: обиженно поджатые накрашенные губы, молящий взгляд - сорванный,
смятый цветок, всеми забытый в ночном разгуле.
было. А этот малый напрашивается на скандал.
чтобы он отсюда убрался?
кого из них мистер Крог не может положиться. Он встал - руки в карманах
пальто, шляпа чуть сдвинута на лоб - и вразвалку прошел мимо оркестра,
серебристых пальм, толкнул стеклянную дверь в просторный пустой вестибюль
и мимо конторки направился прямо к пушистому ковру под центральной
люстрой, где растерянно переминался молодой Андерссон.
в основном, имена существительные, попавшие в разговорник.
задобрить Холла улыбкой. Холл свалил его ударом в челюсть и, убедившись,
что одного раза достаточно, снял кастет и приказал портье: - На улицу! -
Возвращаясь, он с горечью думал: расселись, дармоеды, пьют вино за его
счет, а чтобы сделать для него что-нибудь - на это их нет.
поднялся на колени; его лицо было опущено, кровь капала на бежевый ковер.
Холл не испытывал к нему ни злобы, ни сочувствия, поскольку все его
существо поглотила та бездонная самоотверженная любовь, которую не
измеришь никаким жалованьем. Он вспомнил о запонках. Коричневый кожаный
футляр лежал в кармане рядом с кастетом, сейчас он потемнел от пропитавшей
его крови. Закипая гневом. Холл грустно вертел футляр в пальцах. Как
заботливо он его выбирал! Это не какая-нибудь дешевка - стильная вещь.
Холл решительными шагами пересек вестибюль и потряс футляром перед лицом
Андерссона.
пелена, он ничего не видел.
понимаю.
ударил в живот.
6
поднялись, по Васагатан, миновали почту и повернули обратно.
мало они виделись, как пусто и голодно на душе. Поднял якорь английский
лайнер, пришвартовавшийся у Гранд-Отеля в ту ночь, когда они прибыли в
Стокгольм; на Хассельбакене убрали с улицы стулья; Тиволи закрыли. Скоро
зима, все разъезжаются по домам.
снова дошли до почты и вернулись назад. В ресторане напротив вокзала сидел
Минти и студил кофе в блюдце, Энтони махнул ему рукой. Оставалось
переброситься незначительными фразами - жалко, что уезжаешь, может, еще
увидимся, мне было хорошо с тобой, спасибо, au revoir, auf Wiedersehen,
если когда-нибудь будешь в Ковентри, - оставалось поцеловаться на
платформе и взглядом проводить поезд.
обратный путь по Васагатан.
уйдет. Как всегда, с Локкартом.
лестничной площадкой, надписями на стене и молоком, которого не было.
перистые облака затягивали ясный небосвод. - Будет дождь.
это не самый худший конец: хуже, когда звонишь в пустую квартиру, ждешь
все утро на лестнице и, не зная почерка, гадаешь, что она могла написать:
"Сегодня молока не было", "Вернусь в 12:30", "Вызвали, вернусь завтра";
среди полустершихся записей женские торсы, бегло нацарапанные мальчишеской
рукой; прямо скажем, могло быть хуже, а так - было и кончилось, привет,
Минти, привет, старина, выпейте чашечку кофе, каким-то будет новый
туристский сезон, поживем - увидим. - Мне нравится твоя шляпка.
привыкаешь, жизнь - та же азбука Морзе: точка - тире, точка - тире, не
знаешь, где остановиться.
минуты, когда бежишь вдоль вагонов, раздумывать уже некогда, и сейчас все
кончится...
дверь.
Знаешь, ты права насчет работы. Я ее брошу. Несколько дней назад в
Салтшебадене... На будущей неделе я вернусь в Англию, Лу.
Шилова Юлия
Маккарти Кормак
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Андреев Николай
Перумов Ник