это мешает тебе только жениться.
она не умела устраивать сцен, но любовь и необходимость скрывать ее
научили: его влияние начинало уже сказываться. Неужели, если так пойдет
дальше, ее нельзя будет отличить от Луизы? В моей школе, с тоской подумал
он, учатся жестокости, разочарованию и старческой горечи.
бог.
этого вечера! Весь день на службе, разбирая дело о просроченной арендной
плате и допрашивая малолетнего преступника, он мечтал обо всем том, что
она сейчас поносила, - об этом домике, о пустой комнате, о казенной
мебели, совсем как у него самого в молодости.
давние годы.
перестает дождь, я хожу на пляж вместе с миссис Картер. Ко мне пристает
Багстер, и они думают, что я ледышка. Я спешу вернуться сюда до дождя и
жду тебя... Мы выпиваем немножко виски... ты даришь мне какие-то марки,
точно я твоя дочка...
своей, острые суставы под его ладонью были как переломленный хребет
маленького зверька. Он продолжал медленно, осторожно, тщательно выбирая
слова, словно продвигался по узкому проходу через заминированное врагом
поле; на каждом шагу мог раздаться взрыв: - Прости меня. Я бы сделал все,
чтобы ты была счастлива. Если хочешь, я больше не буду приходить. Уеду
совсем, выйду в отставку.
- Мне-то ведь уйти некуда.
заплакала. Скоби позавидовал ее слезам. Он протянул к ней руку, но не
успел дотронуться, как она закричала: - Убирайся к черту! Убирайся к
черту! Пошел вон!
мелькнула мысль: до чего упростится жизнь, если он поймает Элен на слове.
Он мог бы прийти домой, запереть за собой дверь и остаться один; он мог бы
без угрызений совести написать Луизе письмо, заснуть крепко, как давно уже
не спал, и не видеть снов. На другой день - работа, спокойное возвращение
домой, запертая дверь... Но тут, на склоне холма, у автопарка, где под
мокрым брезентом притаились грузовики, дождь падал, как слезы. Он
представил себе ее одну в этой хижине, она думает о том, что непоправимые
слова произнесены, что отныне каждый день ей суждено видеть только миссис
Картер и Багстера - каждый день, пока не придет пароход и она не уедет
домой, унося с собой в памяти одно только горе. Я бы никогда больше туда
не вернулся, думал он, если бы знал, что она довольна и только один я
страдаю. Но если доволен буду я, а страдать будет она... этого нельзя
вынести. Чужая правда неумолимо преграждала ему путь, как невинно
убиенный. Она права, думал он, моя осторожность невыносима.
спеша удалилась вверх по лестнице. Вот что так ненавидела и чего боялась
Луиза. Но ее-то по крайней мере он сделал счастливой. И тяжеловесно, с
обдуманным к нарочитым безрассудством он принялся устраивать счастье Элен.
Он сел за стол и, вынув лист бумаги - гербовой бумаги с правительственными
водяными знаками, - стал сочинять письмо.
оставить адресат анонимным. Посмотрев на часы, он в верхнем правом углу,
как при составлении полицейского рапорта, проставил: "12:35 ночи, 5
сентября, Бернсайд". Он старательно выводил: "Я люблю тебя больше, чем
самого себя, больше чем свою жену, даже больше, чем бога. Пожалуйста,
сохрани это письмо. Не уничтожай его. Перечитывай его, когда ты на меня
сердишься. Я очень хочу сказать себе всю правду. Больше всего на свете я
хочу твоего счастья..." Его огорчало, что на бумагу ложатся такие
банальные фразы; казалось, они не говорят правды об Элен; слишком уж часто
их употребляли. Если бы я был молод, подумал он, я бы сумел найти нужные
слова, свежие слова; но все это я уже пережил однажды. Он повторил: "Я
люблю тебя. Прости меня", подписался и сложил письмо.
заживают - они гноятся. Стоит оцарапать палец, и через несколько часов
царапина покрывается зеленоватым налетом. Он шел к ней, ощущая, что
гниение затронуло его душу. В автопарке какой-то солдат закричал во сне -
одно слово, непонятное для Скоби, как иероглиф на стене, - солдаты были из
Нигерии. Дождь барабанил по железным крышам, и он думал: зачем я это
написал? Зачем я написал "больше, чем бога?" Ей было бы достаточно
"больше, чем Луизу". Даже если это правда, зачем я это написал? Кругом
безутешно плакало небо; а внутри у него саднило, как от незаживающей раны.
Он тихо произнес вслух: "Боже, я покинул тебя. Не покинь же меня ты".
Подойдя к домику Элен, Скоби просунул под дверь письмо; он услышал шорох
бумаги на цементном полу - больше ничего. Он вспомнил худенькое тельце,
которое несли мимо него на носилках, и с огорчением подумал: как много
случилось с тех пор, и как все это было напрасно, если сейчас я говорю
себе, затаив обиду: "Никогда больше она не сможет обвинить меня в
осторожности".
заглянуть.
с ревом полз в гору.
или джин.
догнать. Я вам не помешаю?
впереди.
комнате.
несколько пароходов...
Тишина стояла полная - только дождь буравил крышу. Скоби кашлянул, и снова
наступило молчание. У него появилось странное чувство, будто отец Ранк
ждет приказа - совсем как один из его подчиненных.
отхлебнув пива и не глядя на собеседника.
беспокойно зашагал по комнате. - Иногда мне кажется, - сказал он,
поворачиваясь к Скоби с каким-то умоляющим видом, - будто я вообще
бездельник.
вспомнил, как отец Клэй, бегая по комнате, вдруг посторонился от кого-то
невидимого. Скоби чувствовал себя так, будто к нему обратились с просьбой,
а он не знает, как на нее ответить.
пробормотал он.
отхлебнул пива и тут же скорчился в кресле, схватившись за живот. - Газы,
- сказал он. - Ну и мучают они меня!
посылают перед смертью. - Он поднял мутные от хинина глаза и произнес
хриплым, безнадежным голосом: - Я никогда не приносил ни малейшей пользы
живым.